Улики

Выверни всего себя наизнанку, покажи окружающим. Таинство исповеди давно перестало быть таинством. Современные интеллектуалы исповедуются не в церкви, нет - на бумаге. Выплескивая из себя по чуть-чуть свой внутренний мир. Снимая слой за слоем кожу, до самого скелета. А вокруг очумелая толпа, не такого зрелища она хотела.

Исповедальная проза сама по себе сложна для восприятия, но помножьте ее еще на постморнистские коленца. Вот он, современный герой, которого глаз случайно выхватил из толпы таких же. Героев таких книг невозможно оценивать, а тем более примерять на себя. Все держится на том, какую историю и как они рассказывают. Немного кривлянья, немного умничанья - он же интеллектуал с убежденностью в своей неординарности. Много длиннющих предложений, в которых рука так и тянется поставить три-четыре точки. Много сумбура - то уход в мрачные глубины своего "Я", блуждания в лабиринтах подсознания, то фиксация на мельчайших деталях - чайки за окном, тяжелый подбородок прохожего, вкус джина. Но просто интеллектуал - это уже не интересно. Простой рефлексией никого не удивишь. Добавим тайны, интриги, предпочтительно с мерзким привкусом. Скажем, преступление. Какое именно, читатель узнает где-то в середине, после того, как временные пласты несколько раз смешаются.

Преступление для меня оказалось как раз тем камушком, который перевесил чашу весов в сторону "нет". Оно не мотивировано и не осмыслено должным образом. Оно становится стеклышком, по-новому преломляющим взгляды героя на собственную жизнь, но само по себе остается грязно-серым, размытым, непрописанным пятном.

Я вообще ничего не поняла. Во всех детективах нам утверждают, что у убийства всегда есть мотив. Есть мотив - найден убийца. Но есть конечно и Камю с "Посторонним". Он нам говорит, что иногда убийство это просто убийство. Да и вообще герой "Постороннего" не совсем принадлежит этому миру. Это всё понятно. Но герой этой книги убил только потому.. что смог, так он говорит. И если верить вот этой его исповеди, действительно, никакого убийства он не планировал и оно произошло почти случайно, без какого-либо мотива. Даже жалкая мечта прославиться этим приходит как-то позже.
Вообще герой на редкость отталкивающий. Опять же, если герой "Постороннего" просто такой и ничего не может с собой поделать, то герой "Улик" мечется как наседка вслед за своими секундными настроениями. Он из разряда людей, которые сами не знают, что сделают в следующий момент, но несомненно что-нибудь эпатажное и мерзкое. Ничего не планировать, реагировать на каждую мельчайшую случайность действиями - это может и могло показаться в герое занимательным, если б он не был весь насквозь отрицательным. Ничего сам не добился, более того, даже не пытался, бросил жену и сына в заложниках и поехал просирать дальше свою жизнь домой. И при этом искренне считает, что ему все должны.
Единственный плюс книги, который меня полностью удовлетворил, это то, что хотя герой и признаёт себя и свои ошибки как есть и не раскаивается (потому что раскаяние для него означает просьбу о прощении), зато ему стыдно! О боже, это просто мёд для моих глаз, что такому человеку стыдно!
Или я чего-то категорически не понимаю, или эта книга совсем случайно одарена премиями и вниманием. Единственное хорошее место в книге - это море. У автора, кажется есть другая книга об этом. Вот это у него миленько получилось. Остальное - в топку.

В рецензии прочла, что герой - фактически ирландский Раскольников. Увы, я не нашла на страницах ничего похожего. А главный герой, похоже, и сам не понял, зачем он сделал то, что сделал. Все эти нелепые попытки объяснить, что цепь случайностей, что замах, а потом не остановиться и прочая - они не вызывают ни сочувствия, ни сопереживания.
Он мнит себя знатоком человеческих душ, но даже собственную жену не понимает. Вообще, через всю книгу проходит это его желание через телесное выразить духовность. Он видит крепко сложенную фигуру - и приписывает ей душевное спокойствие. Он даже себя в зависимости от состояния чувствует то размякшим стариком, то собранным и привлекательным. И за этими метаморфозами теряет то самое, настоящее. Все время пытается себя оправдать, найти в этом потоке сознания, который и на исповедь-то не тянет, что-то, что может показать: не такой уж он и пропащий, у него еще есть шанс.
Но у Фреда нет ни Сони Мармеладовой, ни тонкости души, только некая (псевдо)интеллектуальность, и вот он пыжится, ищет ответ, мучается. А в конце не остается ничего. Только стыд, липкий и мерзкий стыд.