Ричард Бротиган (1935–1984) — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом. Итак, причем здесь "арбузный сахар"? Скажем так: текст Бротигана «зазвучит» лишь в том случае, если читатель примет метафору как метод, а не как вспомогательное художественное средство. Герой "Арбузного сахара" постоянно пребывает в каком-то...
В арбузном сахаре все свершилось и вершится вновь, значит, моя жизнь - в арбузном сахаре. Я расскажу тебе о ней, потому что я здесь, а ты далеко.
Где бы ты ни был, мы сделаем все, что можем. Слишком далеко, чтобы путешествовать, и не на чем путешествовать, кроме арбузного сахара. Он нам поможет.
Расслабь немного свою бабушкину железу и притормози гормоны кресла-качалки.
Тебе, наверное, интересно, кто я такой, но я из тех людей, у кого нет обычного имени. Моё имя зависит от тебя. Зови меня тем, о чём ты сейчас думаешь.
— Я Смертидея, — сказал он. — Ты мудак, — сказала Полин.
Он очень долго опускался в кресло - так, что в последний момент, когда он уже почти сидел в нем, кресло словно чуть-чуть подросло ему навстречу.
Может, ты смотрел, как течет вода в реке. С кем-то, кто тебя любил. Вы почти касались друг друга. Ты почувствовал прикосновение еще до того, как оно произошло. И оно произошло.
Мы возвращались в Смертидею, держась за руки. Руки - отличная вещь, особенно по дороге домой после любви.
Мы жили тогда в хижине у реки. Отец выращивал арбузы, а мать пекла хлеб. Я ходил в школу. Мне было девять лет, и мне плохо давалась арифметика.
Однажды утром, когда мы завтракали, пришли тигры и до того, как отец схватил ружье, убили моего отца и мою мать. Родители не успели ничего сказать перед смертью. А я так и сидел с ложкой пюре в руке.
– Не бойся, — сказал один из тигров. — Мы тебя не тронем. Мы не трогаем детей. Сиди, где сидел, а мы расскажем тебе сказку.
Один из тигров стал есть мою мать. Он откусил ее руку и начал жевать.
– Какую сказку ты хочешь послушать? Я знаю интересную историю про кролика.
– Не надо мне сказок, — сказал я.
– Как хочешь, — сказал тигр и откусил кусок моего отца. Я так и сидел с ложкой в руке, потом положил ее на стол.
– Это мои родители, — сказал я наконец.
– Прости, — сказал один из тигров. — Так вышло.
– Угу, — сказал другой тигр. — Мы бы никогда не стали этого делать, если бы не необходимость, если бы у нас был другой выход. Понимаешь, иначе нам просто не выжить.
– Мы такие же, как вы, — сказал другой тигр. — Мы говорим на одном языке. У нас те же мысли в головах, но мы тигры.
– А вы можете помочь мне с арифметикой? — спросил я.
– С чем? — переспросил один из тигров.
– С арифметикой.
– С арифметикой?
– Угу.
– Что ты хочешь узнать? — спросил один из тигров.
– Сколько будет девятью девять?
– Восемьдесят один, — сказал тигр.
– А восемью восемь?
– Пятьдесят шесть, — сказал тигр.
Я задал ему еще несколько задач: шестью шесть, семью четыре, и так далее. Мне тогда очень тяжело давалась арифметика. Наконец тиграм надоели мои вопросы, и они сказали, чтобы я вышел.
– Хорошо, — сказал я. — Я буду на улице.
– Не уходи далеко, — сказал один из тигров. — А то кто-нибудь придет и убьет нас.
– Хорошо.
Они стали доедать моих родителей. Я вышел на улицу и сел у реки.
– Я сирота, — сказал я.
В реке я увидел форель. Она плыла прямо ко мне и остановилась там, где кончается река и начинается берег. Она уставилась на меня.
– Что ты понимаешь? — сказал я форели.
Это было перед тем, как я ушел жить в Смертидею.
Примерно через час, потягиваясь и зевая, из хижины вышли тигры.
– Хороший сегодня день, — сказал один из тигров.
– Угу, — сказал другой, — Прекрасный.
– Нам ужасно жаль, что пришлось съесть твоих родителей. Пожалуйста, постарайся понять. Мы тигры, а не дьяволы. Просто это одна из наших обязанностей.
– Я понимаю, — сказал я. — И спасибо, что помогли с арифметикой.
– Это ерунда.
Тигры ушли.
-Не знаю, - сказал Чарли. - Думаю, им не стоило гнать виски из забытых вещей. Это была ошибка.
Мое имяТебе, наверное, интересно, кто я такой, но я из тех людей, у которых нет обычного имени. Мое имя зависит от тебя. Зови меня тем, о чем ты сейчас думаешь.Если ты вспоминаешь о том, что произошло очень давно: кто-то задал тебе вопрос, а ты не знал ответа.Это мое имя.Может быть, шел сильный дождь.Это мое имя.Или кто-то попросил тебя что-то сделать. Ты сделал. Тогда оно сказало, что ты сделал все неправильно — «Прости, ошибся», — и тебе пришлось делать что-то другое.Это мое имя.Может быть, это игра, в которую ты играл ребенком, или мысли, что медленно проплывали в твоем мозгу, когда ты был стар и сидел у окна в кресле.Это мое имя.Или ты гулял. А вокруг росло много цветов.Это мое имя.Может, ты смотрел, как течет вода в реке. С кем-то, кто тебя любил. Вы почти касались друг друга. Ты почувствовал прикосновение еще до того, как оно произошло. И оно произошло.Это мое имя.Или кто-то звал тебя из далекого далека. Голос звучал эхом.Это мое имя.Может, ты лежал в постели, уже почти засыпая, и вдруг засмеялся чему-то, какой-то своей собственной шутке — так хорошо заканчивать день.Это мое имя.Или ты ел что-то вкусное и на секунду забыл что, но продолжал жевать, потому что знал, как это вкусно.Это мое имя.Может, была полночь, и огонь гудел в очаге, словно колокол.Это мое имя.Или тебе было плохо, когда она тебе все это рассказала. Неужели она не могла поговорить с кем-то другим — с тем, кто лучше понимает в таких делах.Это мое имя.Может, форель заплыла в пруд, но река оказалась всего восемь дюймов шириной, над Смертидеей сияет луна, а арбузное поле вытянулось так, что стало казаться, будто из каждого ростка поднимаются луна и темнота.Это мое имя.