Как известно, история имеет свойство повторяться – в других обстоятельствах и с другими действующими лицами. Вот и тут снова встретились колдунья из рода судебных магов и дракон, и снова их ждут расследования преступлений, совершенных с помощью магии. Только это уже не Флоссия Нарен, а ее дочь Фергия, и не дракон Гарреш, а его племянник Вейриш, и дело происходит не в Арастене, а в знойном Адмаре, где сам климат не благоприятствует спешке и решительным действиям. Но тень губительного для драконов...
- Всю ночь твой ничтожный слуга не мог пошевелить и пальцем, а ведьма... она...
- Говори же, - подбодрил я.
- Сперва она пила вино, а потом легла рядом со мной... - ужасным шепотом проговорил он. - И... и...
- Ну, продолжай!
- Храпела, как не всякий мужчина может! Я глаз не сомкнул!
Я с огромным трудом сдержал смех.
Ошибки надо признавать, прежде чем делать новые
Мне уже ясно было, что вместе с Фергией Нарен в мою размеренную, спокойную и уютную жизнь ворвался неуправляемый хаос, и что с этим делать, я пока не знал..
Это, знаете ли, важно, когда у тебя есть кто-то, с кем хорошо помолчать вдвоем, каждому о своем.
Тогда рашудан взмолился и стал просить хозяина павлина освободить хотя бы его. А тот сказал: ты обещал великую награду, вот я ее и возьму. И взял.
– Потребовал трон? – предположила Фергия. – Или дочку рашудана?
– Трон, конечно! И не потребовал, а взял, говорю же, – терпеливо сказал Даллаль.
– Он имеет в виду: отрубил предыдущему владельцу и всей его свите головы, – пояснил я, – после чего правил долго и счастливо. Сказка же.
– Ну в самом деле, на какую хворь могу пожаловаться я?
– Мозоль на языке, – не удержался я.
– Не пойдет, – ничуть не обиделась она. – Если и бывали водянки, когда я только научилась говорить, то давно прошли, а нынешняя мозоль тверже конского копыта! Вейриш? Вы почему покраснели?
– Я? Нет, шади, я уж по старинке – зуб к седлу привязал, товарищ коня хлестнул, и… – Он схватился за щеку, видимо, воспоминания были слишком ярки. – Долго я за ним бежал…
– Ты, – громадный палец уперся в грудь Фергии, – меня убьешь.
– Что, вот так сразу? – Та пошатнулась, но устояла. – Мы же едва знакомы!
– Бывает этакая… последняя страсть на закате жизни.
– Что, господин Нарен рассказывал? – шепотом поддел я.
– Нет, если с ним такое и случалось, то он в жизни в этом не сознается… А свидетелей, если они вообще были, подозреваю, и в живых нет, – ухмыльнулась она.
Да, в степи я не был, но море и пустыня мне знакомы. Они действительно вечны, неизменны, безжалостны и бесстрастны. И правитель, и последний бедняк равны пред лицом этого огромного пустого пространства, откуда смотрит сама вечность… К слову, не стоит бросать в нее камешки. Неизвестно, что может появиться…
– Так поспорим? – повторила она.
– На что?
– На желание, конечно же!
– Исполнимое, – дополнил я, чувствуя какой-то подвох.
– Ну… исполнимость желаний зависит от желания исполняющего, уж простите за грубую игру слов, – широко улыбнулась она, и в темно-карих, почти черных, цвета крепкого ойфа глазах сверкнули золотистые искры.
– Как вы догадались, что я подавал знаки? – только и смог я спросить. – Вы же стояли спиной!
– О, очень просто, – ответила она без тени улыбки. – У всех магов на затылке, на спине, даже на пояснице и ниже есть особые чувствительные точки. Как иначе, по-вашему, нам следить за тылом? Зеркало с собой носить, что ли?
Если ничем не отличаться от других, как они поймут, что я необычный человек?
Тяга к знаниям сродни неутолимой жажды проклятого человека: сколько ни пей из источника, она всё равно будет терзать его денно и нощно.
Того, чего не знаешь, всегда боишься больше, чем неведомого...
Краткость с одаренностью рука об руку ходит...
Отмечать сиюминутное хорошо, да только в вечности останутся не эти сочинения, если вообще останутся ...
Это, знаете ли, важно, когда у тебя есть кто-то, с кем хорошо помолчать вдвоём, каждому о своём.
Ошибки необходимо признавать... прежде чем делать новое