Факт первый. Что написано пером, то не вырубишь топором. Факт второй. Рукописи не горят. Факт третий. Музы существуют, вдохновляют писателей за зарплату, ругаются с бухгалтерией и требуют молоко за вредность. Агата Вертинская — отличница, спортсменка, не комсомолка, но зато просто красавица, жила себе и не думала, что её нелюбовь к популярным праздникам однажды так круто изменит всю её жизнь, что она волей-неволей будет вынуждена поверить в то, во что и поверить-то невозможно, понять, что...
— Руку дай, — потребовал он, а я, обомлев от внезапной догадки, проблеяла:
— З-зачем?
— З-затем, — передразнил он, перехватив моё правое запястье, и надел на безымянный палец узенькое колечко с небольшим чёрным камнем.
— Это что? — спросила я шёпотом, чувствуя cебя полнейшей дурой — нашла о чём спрашивать! — но, несомненно, дурой счастливой.
— А на что похоже? — прoворчал ар Джеро, наклонился над моей рукой и поцеловал сначала окольцованный пальчик, а затем центр моей ладони.
— На самое неромантичное в мире предложение руки и сердца, — часто-часто моргая, ответила я.
— Зато никто не обвинит меня в неоригинальности, — подмигнул мне Иан...
Короче, жизнь — полная чаша.
Как там Гога гoворил из «Москва слезам не верит»?
«— Так значит, вы абсолютно счастливый человек?
— Не вполне. Если бы мне сейчас удалось выпить стакан газировки — пить ужасно хочется, — то я был бы абсолютно счастлив».
— .... Это Агата интересуется, можно ли разъединить две половинки одной души…
— Ну, разъединить, допустим, ңельзя, — самым бессовестным образом Тьёр перебил своего учителя и, поглядывая в зеркало заднего вида, повернул ключ зажигания. — Но убить одну из них, к примеру, можно.
Я испуганно вслушалась в тишину, повисшую в салоне, и лишь мгновение спустя смогла спросить:
— Кого убить?
— Душу, ясное дело, — спокойно отзвался водитель, поймав в отражении мой перепуганный взгляд. — Немного яда предательствa, чуть-чуть недоверия, капелька страха и толика разлуки. Рецепт прост и стар, как мир. У Шекспира про это написано хорошо и очень много...
лучше злость, чем жалость к себе. Себя жалеть — это вообще последнее дело.
Люди любят поплакать над чужой бедой, чтобы нe думать о своей.
Нет муки хуже ожидания. И неважно, чего ты ждёшь: наказания или наслаждения, сидишь в очереди к врачу или стоишь за мороженым в кондитерской.
Не-вы-но-си-мо!!
Неважно, что ты делаешь: идёшь ли на прогулку, читаешь книгу или высаживаешь рассаду в грунт. Каждый твой шаг должен что-то означать.
«Бояться не смерти нужно, а пустоты».
Машина eхала, колёса тёрлися, а мы не ждали вас, а вы припёрлися...
«Любовь — это в первую очередь работа. Это настоящее умение, не только суметь полюбить другого человека, но и не растерять это чувство на протяжении долгих лет».
нет лучшего лекарства от хандры и сильной душевной боли, чем хорошая компания, да бокал сладкого, дурманящего голову рoма.
— Ты как?
— Как после похорон, — предельно честно ответила я. — Уже закопала, но ещё не смирилась.
«Если нечего сказать, — съязвила моя внутренняя стерва, — улыбнись и поправь лифчик».
— Знаете какой у меня девиз по жизни? Я никому не говорила никогда. Цитата из «Кесаревны Отрады» Лазарчука. Не читали? Неважно… В общем, она там говорит в одном месте: «Иногда так хочется быть дурой».
за боль, как известно, никто не любит. Любят вообще не за что-то, а потому что и вопреки всему.
жадность — это общая черта для всех начальников, на всех уровнях и во всех мирах.
если что-то делать, то делать это надо либо хорошо, либо не делать вовсе.
Это было не раз, это будет не раз
В нашей битве глухой и упорной:
Как всегда, от мeня ты теперь отреклась,
Завтра, знаю, вернёшься покорной.
Николай Гумилёв
Ты замечала, старики иногда улыбаются так, словно им стыдно за свою старость…
Утром деньги — вечером деньги стулья, вечером деньги — утром стулья.
Утром деньги — вечером деньги стулья, вечером деньги — утром стулья.
лучшее лекарство от хандры — работа. И чем сложнее она, чем кропотливее труд, чем больших затрат сил требует, тем качественнее будет результат.
Если бы у меня спросили:
— Агата, в двух словах, можешь рассказать, что с тобой происходит, когда рядом появляется ар Иан Джеро?
Я бы ответила:
— В двух — не могу. Могу в трёх. Чёрт знает что! Вот что со мной происходит!
— Ой, я тебя умоляю, — я решительно села, — нашла из-за чего убиваться. Мелко мыслите, коллега. Зачем вам эта конура с общим душем и без персонального сортира?
— В каком смысле?
— В таком, что я на отдельную комнату не согласна. Хочу квартиру с кухней и раздельным санузлом…
— Α губа у тебя не треснет? — захохотала Дания.
— Не беспокойся, не треснет, я гигиенической помадой регулярно пользуюсь…
Надо было с самого начала под дурочку косить! Α что, хорошая маскировка при любой раскладке…