Она не слагала песен о том, что случилось в доме, и не рассказывала об этом посторонним. Однако же все, кто знал ее с детских лет, заметили разницу между той, кто вошла в дом, и той, кто оттуда вышла.
Она улыбалась мимолетнее, а смеялась громче. Иногда она задумывалась, устремив печальный взор в никуда, но едва ее окликали, как печаль развеивалась, будто легкое облачко.
Она влюблялась редко, но сильно, и так, что ее возлюбленные это понимали.
А иногда, в снегопад, она рыдала.
Вранье – будто каскарский виски, одной стопкой не ограничишься.
У Тука Хашфорда было еще одно незыблемое правило для единственной дочери, если речь заходила о посещении Рынка Чудовищ и арены, да и вообще о знакомстве с любыми наемниками: «Фиг тебе».
Эдвик учил ее не только играть на лютне, но и петь; поначалу он оценивал ее вокальные способности фразой: «Осторожнее, все стаканы полопаются», но потом перешел к «Ну, хоть со сцены не сгонят», а в один прекрасный день и вовсе с одобрительной улыбкой пробормотал: «Недурственно, весьма недурственно».
Разумеется, ей хотелось приключений, но приключения с участием дракона завершались быстро и с предсказуемым плачевным исходом.
На расстоянии все предстает иначе – благостная красота вместо отвратительной правды. Да и стоит ли слишком пристально приглядываться к чему-либо или кому-либо, если это может навсегда изменить твое мнение о них?
Герои – обычные люди, каждый со своими недостатками, как и остальные ее знакомые. И даже хуже.
Мы живы до тех пор, пока живы те, кто нас помнит.
– Если Жуть свербит в душе, нужен не только ум, чтобы унять зуд, но и сила, чтобы защитить от опасностей.
Барды врут как дышат. И за медяк или за бесплатное угощение понарассказывают что угодно.
– Дядя Бран, ты как? – Нормально, а что? – Но в тебе же клинок… – Ну… клинок должен быть в каждом.