Всем доброго вечера, дорогие зрители!
Присаживайтесь поудобнее со своими смартфонами, о вы, услады моего сердца, заваривайте сладкий чаёк, сейчас расскажу я вам сказку, чтобы сократить бессонные часы ночи.
В прекрасном и коварном городе Багдаде жила старушка Илишу. Жила она в большом и опустевшем старом доме на Седьмой улице, где уже двадцать лет кряду каждый день ждала, когда вернется с войны ее сын, трогательный мальчик, предпочитающий оружию гитару. Давно уже получила она повестку со скорбной вестью, но сердце матери все отказывалась верить. По вечерам беседовала она с иконой Святого Георгия, и Святой Георгий иногда ей отвечал. Соседи лишь смеялись над помешанной старушкой, но разве было ей до этого дело?
На дом Илишу засматривался делец Фарадж ад-Далляль. Смотрел да выжидал возможности, как бы прибрать к рукам недвижимость старушки. А в соседнем доме жил-проживал перекупщик Хади, что спал и видел во сне, как перепродает имущество Илишу да барыши подсчитывает.
Смотрели они оба свысока на долю, выпавшую Абу Анмару, владельцу гостиницы «аль-Уруба». Давным-давно беженцем приехал он впервые в Багдад, работал не покладая рук, чтобы достичь благосостояния. Всю душу вложил в гостиницу, но сегодня его детище приносило одни лишь убытки. В успешной когда-то гостинице теперь проживали лишь четыре постояльца.
Одним из них был молодой амбициозный корреспондент Махмуд. В Багдаде скрывался он от мести влиятельного человека, мечтал о славе, но сомневался, готов ли он ради славы к тяжкому труду. И ждал удачи.
А вокруг шла война. Но не суровая всепоглощающая война, как вы могли бы подумать, о мои чудеснейшие из драгоценнейших, а такая вот затянутая, медленная и вялотекущая война. Не сметала города за раз, не убивала народ тысячами, а потихоньку по ниточке вытягивала жизни, но зато регулярно; довольствовалась малыми терактами, но конца-края ей не предвиделось.
Так они и жили. Что-то взрывалось, дома разрушались, кого-то убивало насмерть, кого-то всего лишь калечило. Вечером возносили славу Аллаху за еще один день, и на следующее утро все повторялось.
И стоит ли удивляться, мои милые читатели, что когда появился ОН, Безымян, сшитый из фрагментов тел погибших в терактах людей, не так уж и испугались славные багдадцы? Не мог он, этот багдадский Франкенштейн, быть пугалом для народа, видящего войну каждый день, он был даже логичным продолжением всего происходящего.
Наш с вами старый знакомец журналист Махмуд говаривал, что есть на свете три типа общественной справедливости: правосудие закона, правосудие свыше и правосудие улицы. Одно из них, молвил он, должно неизбежно настигнуть преступника. И вот в развалинах Багдада, родилось на свет олицетворение правосудия улиц, собранного из тел жертв, с душою невинно убиенного. Горел в нем свет возмездия, и признавал его право и мал и велик, и шли за ним люди, и отдавали они ему свои тела и души.
Шло время, мои сердечные друзья, и стал он задумываться о том, что отделяет его от преступников, и что роднит его с жертвами. Душа его тянулась к мести, но кому мстить, когда все вокруг виноваты? Где грань между добром и злом, где грань между грешником и праведником? И где во всем этом водовороте я?
Но тут застигает нас утро, и я прекращаю дозволенные речи.
И восклицаете вы: «О сестрица, как твой рассказ прекрасен, хорош, и приятен, и сладок!»
Но истинно говорю вам: «Куда этому до того, о чем поведает вам сама книга!»
И вы тогда про себя думаете: «Клянусь Аллахом, я должен знать, чем все закончилось! Теперь-то я должен ее прочитать!»
Выражаю благодарность игре Долгая прогулка, сказкам 1001 ночи и нежно любимому Амаяку Акопяну
Теракты с большим количеством жертв в современном Ираке – это печальная повседневность. Тут бабахнуло, там бабахнуло. Да, ужас… Подлейте, пожалуйста, чаю. А я вот сегодня удачно шкафчик загнал… Словно не на соседней улице разорвало в клочья пару твоих знакомых, а на другом континенте. Многие не выдержали, уехали, но оставшиеся живут, что еще делать. Кто-то всеми силами поддерживает затухающий бизнес, кто-то даже идет в гору, можно ведь поживиться за счет беглецов, оставляющих имущество…
В такой обстановке и начинает происходить невероятное. Старьевщик Хади собирает из кусков трупов – как вы понимаете, когда что ни день, то взрыв, добыть их несложно, – Безымяна, который волею обстоятельств оживает и начинает мстить убийцам тех, из чьей плоти состоит. Что тут начинается! Особый отдел с командой астрологов активно ищет таинственного преступника, журналиста, узнавшего о Безымяне, втягивают в темные дела, кто-то объявляет местного Франкенштейна спасителем и служит ему добрую службу, а кто-то и недобрую, в то время как он сам теряет нить происходящего и перестает понимать, что стоит делать, а что нет, кто прав, кто виноват.
Настоящая фантасмагория, но, парадокс, в нее очень легко поверить, ведь недоступный восток всегда манит, удивляет, кажется, что он таит различные чудеса. Политической борьбе и страшному кровопролитию не удается разрушить эту магическую атмосферу, наоборот – чудеса-то у автора жутковатые, и даже святой, разговаривающий со старой Илишу, заставляет невольно поежиться, так что они прекрасно вписываются в угнетающий ландшафт обветшавшего и окровавленного Багдада.
Наверное, я чуточку предвзята, потому что обожаю Ближний Восток, но, по-моему, роман очень даже. Динамичный, в меру приземленный и в меру окрашенный фантастическими красками – читать его интересно и нескучно.
Остерегайся, ибо я бесстрашен и потому всесилен.
"Франкенштейн" Мэри Шелли
Каждый день что-нибудь читаю на английском, всякий имеет право на свои маленькие слабости и необычное хобби. Не в последнюю очередь потому, что это дает возможность быть в курсе интересных вещей, с которыми мир уже познакомился. а до русского читателя они дойдут еще нескоро, если вообще дойдут. Принцип, по которому выбираю , незамысловат как грабли: несколько любимых писателей, у которых прочту все + номинанты и лауреаты престижных литературных премий (эти по определению уже прошли через сито строгого отбора).
"Франкенштейн в Багдаде" из второй категории, книга иракского писателя Ахмеда Саадави о порождении мрака при небольшом участии дополнительных факторов: старьевщика Хади, соединившего части мертвых тел в гротескное подобие франкенштейнова монстра; души Хасибр Мухаммеда Джафара, оживившей тело; горячих молений вдовы Элишвы, не желающей признать потерю сына, что погиб на войне. Как бы то ни было, монстр "Как-его-там" (What`s-his-name) появляется, словно бы ниоткуда, на улицах Багдада и начинает уничтожать главарей криминальных группировок и коррумпированных чиновников, которые своими действиями губят страну.
По городу ползут страшные слухи о Какеготаме: пуля-де его не берет, а сила и быстрота нечеловеческие. В этом немалая доля правды, кое-какие части тела позаимствованы у талантливого преступника (руки-то, руки, помянт!). Однако вместо того, чтобы порадоваться появлению стихийного радетеля за простой люд, сограждане делают из него страшилку, на фоне которой родные бандюки и ворюги-чиновники выглядят белыми и пушистыми ("Говоришь, что все чиновники ворюги? Но ворюга мне милей, чем кровопийца").
А в конце даже Элишва. в доме которой Вотсхизнейм находит приют и убежище, покидает Багдад - познакомившись со своим внуком, названным в честь погибшего сына, она наконец решается продать семикомнатную квартиру и перебраться к младшей дочери в Мельбурн. И единственный, кто остается с чудесным монстром, ее старый облезлый кот Набу.
Роман многофигурный, с большой претензией на оригинальный микс лучшего из западного политического триллера и восточной фантазии, но книга оказалась скучна и претенциозна. Единственная линия, вызывающая сочувствие: Элишва-Вотсхизнейм. Остальное навевает тоску и немного стыдно. За автора, что навалял такую муть, за букеровских чтецов - что отобрали и допустили к номинации, за себя - что читаешь. Хотя может быть это просто не моя история, пафос уродливого мизерабля не близок мне, всегда ощущала себя привлекательной, даже и тогда, когда после аварии с двадцатью швами на лице была почище того чудища.
Самое раздражающее в романе – обращение к образу Франкенштейна. Зачем? Да, конечно, можно поговорить о традиции, о глубоком символизме. Но зачем говорить символически о том, что и так яснее ясного? Ирак, война, разруха на местах и в головах. Вот такой синонимический ряд. К чему вся эта поэзия готического романтизма?
Да, Франкенштейн – это крючок, на который можно поймать читателя. И такое объяснение - бежал Франкенштейн на север, а попал в Багдад, земля-то круглая.
Можно опять же развести разговор о том, что он воплощение ненависти, порождение вечного конфликта, носитель жажды мести и правосудия, которые превращают войну в дурную бесконечность. Но это абстрактно-гуманистическое обобщение (война-дурная бесконечность человечества, обретающая свое особое сущестование) не нуждается в персонификации, даже если персону их воплощающую зовут Безымян.
Все же ведь просто, зачем придумывать, озорничать – перед нами роман об Ираке после Саддама. Обычная житейская повесть (быт есть даже тогда, когда все рушится от взрывов и стреляют без перерыва) о нескольких жителях Багдада. Вот Ишилу, ждущая погибшего сына с войны. Трепач Хади, приторговывавший мебелью и травящий байки, столь похожие на безумную правду. Махмуд – журналист-карьерист-идеалист, меджнун чистой воды. Жадный Фарадж, за страстью к наживе которого (скупает, собака, все у бедствующих людей по дешевке), стоит настоящий оптимизм – придет конец разрухе и он разбогатеет.
Ну да, черт знает что творится, последние времена и ходят разные слухи. Знакомая картина.
Кажется, автор предчувствовал, что в чистом виде такое не пойдет (хотя американцы пишут – и ничего), народ заскучает. И пустил Франкенштейна в Багдад.
Может, в этом есть некая правда. Да только с точки зрения маркетинга, а не литературы. Можно было катануть глубокую психологическую прозу, но автор пошел по прямой дорожке общепонятных лозунгов вроде «миру мир – войны не нужно». Но это, вроде, известно, как и «сон разума рождает чудовищ».
Читать новую сказку 1002-й ночи, вдохновленную инородной традицией, это как бы на любителя. Кто-то проникнется, кто-то нет. Я вот не понял, в каком месте смеяться, раз сатира. Все, вроде, настолько реалистично, что необходимой для сатиры дистанции не возникает, воспринимаешь всерьез, и магов, и астрологов. Да и смеяться нечему. Жизнь людей попавших в переплет сперва по вине диктатора, а потом по вине демократизаторов, не вникающих в подробности иракской жизни, а еще из-за того, что все живут крайностями – либо бытом, либо идеей воздаяния, невесела.
Роман неплохой, но не выдающийся. В Ираке пишут книги, а не только воюют. Пишут лучше, чем в России. Пишут о современности, а не о том, чему сто лет и быльем поросло. Пишут, в том числе, на экспорт, чтоб в мире читали, а не только в редакции журнала «Знамя».
Это, пожалуй, единственное, что можно усвоить из появления романа на русском языке. Хорошая весть это или плохая – это уже кому как.
Из ошмётков тел жертв терактов старьёвщик Хади мог бы собрать человеческую многоножку, но он куда консервативнее киношного немецкого врача, а потому на свет появляется очередной монстр. Монстр, естественно, оживает, получает имя Безымян, и отправляется бродить в ночи по улицам Багдада, в надежде отомстить всем тем, из-за кого невинные люди превратились в монстровы части тела. Но вот беда: фрагменты отомщённых тут же отмирают, и их нужно заменять новыми кусками…
⠀
Из ошмётков историй военного времени Ахмед Саадави пытается собрать роман, но вместо него собирается сюжетная многоножка: вот торчат морщинистые колени старушки Илишу, матери пропавшего 20 лет назад на войне Даниэля, а тут виднеются волосатые щиколотки Барышника Хади, знатного вруна, позади них можно разобрать кривоватые лапки журналиста Махмуда. Их истории Саадави, конечно, попытался связать воедино, но вышло не очень: можно добавлять, убавлять, местами менять, произведенческая сумма от этого не уменьшится.
⠀
Никакого волшебного Востока и арабских ночей. Обещанных аннотацией сатиры и переосмысления образа Франкенштейна тоже не ждите, этого настолько мало, что можно не брать в расчёт. А ещё мало самого Безымяна, о действиях которого перед читателями текст просто отчитывается, не давая возможности понаблюдать воочию. Увы, правы все те, кто считает, что роман и вовсе мог бы прекрасно обойтись без восточного Франки.
⠀
Ясен пень, монстр в данном случае – ходячая метафора (пусть и ходит он не очень, ноги-то подгнивают), книга о войне и том, как люди вынуждены жить в ней не то, что годами, а десятилетиями, как война становится привычной и обыденной частью их жизни. И вот тут пришло время объявить самый главный косяк «Франкенштейна в Багдаде»: читателя весь багдадский ужас нисколько не трогает, он всё время остаётся просто нарисованным задником... ⠀
Прочитал современное переосмысление романа Мэри Шелли ... ну, так по крайней мере гласила аннотация. Если же в классическом "Франкенштейне", условно говоря, внутренняя красота монстра, из-за неприятия общественности, была вынуждена соответствовать внешнему уродству, то в современной интерпретации руки Саадави, общественная красота становится разменной монетой в руках монстра, во имя достижения благих целей. И если в классическом произведении, этот самый монстр является следствием научного прогресса, то в современном творении без мистики не обошлось. Представьте себе Багдад разрываемой войной, после вторжения американских военных. То тут, то там взрывы, бомбежки, теракты. Гражданские, кто имеет родственников заграницей - давно бежали, а в городе остались только военные, смельчаки ведущие бизнес, нищие, да старухи со стариками. Так, скупщик всякого хлама по имени Хади, по неведомому зову сердца кроит из останков тел погибших людей человекоподобное существо. А душа, недавно погибшего в террористическом акте охранника отеля вселяется в эту самую телесную оболочку, вдохнув в нее жизнь. С этого момента в Багдаде появляется ловкое и неуловимое существо, лишающее жизни всех бандитов и негодяев. Но есть небольшой нюанс, убив очередного злодея, у существа начинает загнивать какая-либо часть собственного тела, заменить которую можно только частью тела ни в чем не повинного человека. Итак, чтобы победить зло, нужно жертвовать добром.
Я рассказал только про главный костяк сюжета, который по мере повествования обрастает разными героями и судьбами, так или иначе связанными с ним. Война, теракты, многочисленные жертвы, казалось бы все это должно повергнуть читателя в шок и уныние, но этого не происходит. Простые людей, которые в это несладкое время умудряются найти повод для радости и счастья, оттеняют ужасы войны. Намеренно ли автор прибегает к такому приему, я не знаю. К примеру, в "Шантараме", Индия тоже представляется совсем иначе, чем у Кэтрин Бу. Так что, все во власти автора!
Дать однозначную оценку произведению, я затрудняюсь. Посыл автора мне был понятен. Параллели с классическим произведением я увидел, а переосмысление – нет. Захочется ли мне вернуться к этому роману по прошествии некоторого времени? Мой ответ - нет.
Я обратила внимание на этот роман только из-за того, что меня зацепило название и также то, что написан он иракским автором. Мне стало любопытно. Название и правда отражает суть повествования и это своего рода адаптация знаменитого произведения М. Шелли, только с современным и военным уклоном, где реализм очень тесно переплетен с фантастической составляющей. Действие романа происходит после падения режима Саддама, а жители Багдада живут под постоянными обстрелами и люди гибнут каждый день. Перед читателем разворачивается простая обычная жизнь людей, где каждый занимается своим делом. Кто имел возможность сбежать — сбежал, а кто нет, тот остался жить в разрушенном городе, пытаясь вести дела и уповая на защиту Аллаха. У них просто нет другого выхода, кроме как приспосабливаться к такой жизни. В один из дней, скупщику старья Худи приходит в голову идея, собрать из разных частей человеческого тел существо, в которое вселяется душа охранника, погибшего во время террористического акта. И вот так в городе появляется Франкенштейн. Не буду дальше рассказывать сюжет и сравнивать чем классический Франкенштейн, отличается от иракского. Скажу лишь, что акцент сделан не на него, он лишь оттеняет то, как живут обычные люди в Ираке, их быт и страдания. Если задуматься, то между строк автор пытается показать и раскрыть непростую тему войны и преступности, процветающую в это время, тему религии и справедливости. Получилось ли у него это? На мой взгляд, частично. Да, роман не претендует на шедевральность и глубину, но, тем не менее, небольшие зарисовки жизни жителей Багдада, показывают ту разруху и нищету, которая царит в этом городе. ИМХО. Оценка 4 с минусом
Самым ценным в книге для меня оказался аллегоричный образ иракского франкенштейна Безымяна, собранного из жертв убийств и террактов вралем-старьевщиком Хади. Он оказался прекрасной моделью для изучения анатомии войны, когда насилие всегда порождает насилие, и казавшееся в самом начале благородным стремление к мести по мере эскалации конфликта становится всё более сомнительным и бессмысленным.
⠀
Иронично показана суть культов, или даже, если помножить то же понятие на время, религий. Когда каждый из последователей добавляет свой градус поворота от пути отца-основателя.
⠀
Но не могу не отметить, что для всего этого вполне хватило бы более компактного прозаического жанра. Остальное пространство романа заполнено бездетальным бытом простых иракцев, причём выборка представителей не слишком репрезентативна. Так что несмотря на интригующую задумку книга получилась пусть приятно читаемой, но несколько проходящей, не дотянув ни до мистического детектива, ни до экзотичного триллера.