"Исполнение мечты — чаще всего не начало, а конец счастья, — признавался Трумен в интервью. — И все мы участвуем в этой круговерти желаний: в тот момент, когда одно обрывается, на его место приходит другое, и мы опять бежим за новой мечтой... Думаю, в этом и заключается один из смыслов "Услышанных молитв": не быть избалованным, развивать в себе безразличие к такой жизни, которая может показаться захватывающей и чарующей, особенно если ты ею не жил".
"Больше слез пролито из-за услышанных молитв, нежели из-за тех, что остались без ответа". Люди несовершенны в своих желаниях и зачастую хотят того, что в итоге делает их несчастными. Ради исполнения мечты они готовы спать с нелюбимыми, отказываться от собственного "Я", быть игрушкой в чужих руках, терпеть, страдать и вновь желать чего-то совершенно чуждого их природе.
— Это единственное, что никому из нас не под силу. Стать взрослым. Что вы понимаете под взрослой личностью? Дух, облаченный лишь во вретище и пепел мудрости? Не знающий дурного — зависти, зломыслия, алчности, угрызений совести? Это невозможно! Вольтер, даже Вольтер всегда хранил в своей душе ребенка, завистливого, чумазого и скверного мальчишку, без конца обнюхивавшего собственные пальцы. Вольтер унес его в могилу — и мы унесем. Папа Римский на своем балконе... мечтающий о симпатичном гвардейце. Или английский судья в изящном парике... о чем он думает, отправляя человека на виселицу? О справедливости, вечности и прочих взрослых материях? Или о том, как бы ему получить членство в Жокей-клубе? Безусловно, в жизни человека изредка бывают и взрослые моменты — и самый важный из них, очевидно, смерть. От смерти этот чумазый мальчишка бежит, как от огня, оставляя за собой пустую оболочку, предмет безжизненный и чистый, как "Белая Роза". Держите. — Она подала мне кристалл с цветком. — Спрячьте в карман. Пусть она напоминает вам, что быть надежным и безупречным, то есть взрослым, — значит быть предметом, алтарем, фигуркой под слоем стекла, которую надлежит оберегать и лелеять. Куда приятнее — правда же? — чихать и чувствовать себя живым.
— Вот я глупая! — вдруг восклицает моя подруга так, словно вспомнила про забытые в печи сухари. — Знаешь, как я раньше думала? — спрашивает она меня тоном первооткрывателя и не улыбается даже, а будто бы вся светлеет. — Я думала, человек должен сильно захворать и быть при смерти, чтобы увидеть Господа. И когда Господь явится, это будет все равно что смотреть на окошко баптистской церкви: солнце льется сквозь цветные стекла, и они сияют так, что даже не видишь наступления темноты. Меня всегда утешала мысль об этом сиянии, которое застит все нехорошее, весь страх. Но теперь я знаю и готова побиться об заклад, что ничего такого не будет. Теперь я думаю, что перед смертью человек понимает: Господь давно ему явился. И все вокруг, — она обводит рукой облака, воздушных змеев, траву и Принцессу, закапывающую свою косточку, — все самое привычное и обыденное, все, что мы видим постоянно, — это и был Он. Знаешь, сегодня такой чудесный день, что хоть сейчас готова отправиться на тот свет!
Это ведь так скверно, когда не можешь купить себе то, что очень хочется, но в сто раз сквернее, когда не можешь купить любимому человеку то, что хочется ему!
В приемной почти не было мебели — за исключением скамьи, письменного стола и двух молодых людей.
Как у всех сентиментальных придурков, сердце у него было холодное.