Война, плен, власовское движение, концлагерь, Холокост, послевоенная Бельгия, репатриация, ГУЛАГ, легендарное Норильское восстание — все это вместилось в жизнь одного конкретного человека, в которой общий опыт русской и европейской истории столкнулся с органической непереносимостью принуждения и несвободы. Документальный роман Николая В. Кононова «Восстание» выводит на сцену нового героя советской эпохи и исследует, как устроено само человеческое стремление к свободе — в подневольной стране, в...
Если красное насилие было темным, первобытным, как та волна, шедшая из леса, то немецкая машина зиждилась на сознании своей исключительности, порядке, четком ходе поршней принуждения и обожествления приказов и тех, кто их отдавал. Большинство отказывалось даже размышлять, вдруг власть слишком жестокая, мало ли, - и просто доверяли ей выбор, как действовать, снимали с себя ответственность. Но еще острее меня укололо другое: я видел, что эти свойства немцев были вовсе не уникальными, а это значило, что другие народы были такими же – да и в целом, если быть до конца честным, сам человек как создание был ровно таким.
Здесь, в грязном штреке, где с каждым днем все сильнее воняло из отхожего места, я обнимал мир, ощупывал Вселенную, и это было не так уж нелепо — я знал, что эту всеохватность, соединенность со всем миром у меня отнять невозможно, и отныне стоял на ней. Поразмыслив, я понял, что если существует какая-то особая русская свобода, то выглядит она именно так.