“В этой книге – первая встреча Аствацатурова-прозаика с Аствацатуровым-филологом. Персональный опыт перемешивается с литературными наблюдениями, биографические подробности оказываются продолжением (или, напротив, истоком) творчества писателей, и всё вместе складывается в изящную мозаику, не лишенную и некоторой практической полезности: в конце концов, пишут сегодня многие, и подсмотреть, как у других выходят какие-то хитрые приемы, всегда полезно” (Галина Юзефович).
Ну вот и эссеистика без личного компонента (или со стремящимся к нулю), для тех, кто не любит авторских рефлексий, отступлений, эмоций, зачинов с «а вот у меня» и т.п. Андрей Аствацатуров — преподаватель СПбГУ, и жанр книги позволяет ему совместить приятное с полезным: поделиться своими профессиональными исследованиями с более широкой аудиторией, чем круг студентов-филологов.
Аствацатуров анализирует произведения писателей Великобритании, США и России, не беря в расчёт их популярность или новизну, а исходя из того, иллюстрируют ли они идею, вынесенную в название книги. Каждую свою характеристику автор подаёт диалектически. Если утверждение Киплинга «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут» само по себе метафизическое, разделительное, с неизменными величинами, то Аствацатурова в творчестве Киплинга интересует именно аспект обоюдного влияния и взаимодействия этих величин. У Оскара Уайльда берётся произведение, ломающее стереотипы готического жанра ("Кентервильское привидение"). У Джеймса Джойса — конечно же — «Улисс». Стиль Вирджинии Вулф рассматривается с точки зрения переноса авторского (и читательского) внимания с действия на ощущение. И так далее, etc.
Особенное впечатление на меня произвела история писателя Амброза Бирса. Автор неординарных страшных рассказов, он и в жизни подвергся серьёзным испытаниям. Два его сына преждевременно умерли: старший погиб на дуэли из-за женщины, младший умер от пневмонии. Жена его оставила и вскоре тоже умерла. Сам он отправился в Мексику, где шла революция, откуда отправил письмо другу со словами: «Что касается меня, то я отправляюсь отсюда завтра в неизвестном направлении», после чего бесследно пропал. Меня всегда интересовало, как живут писатели, пишущие в подобном жанре, не боятся ли они спроецировать жуткие сюжеты на свою жизнь или наоборот таким парадоксальным способом освобождаются от тревожности.
Читая о том, как лучше смотреть голливудские фильмы, вспоминала о советах Чехова по написанию книг, а именно: начало и конец надо отбрасывать, нет смысла пояснять отдельно то, что и так следует из повествования. Замечательный универсальный совет для современных писателей. Всё сюжеты использованы такое количество раз (поименованы, пронумерованы, проштампованы, прошнурованы и скреплены печатью), что классическое изложение уже никому не интересно, читателя надо вовлекать в работу над текстом, предоставляя право делать выводы самому. Аствацатуров разбирает данный приём на примере романа Фолкнера «Шум и ярость».
История предостерегает нас: бесконечное упорядочивание материала приводит к не меньшему по силе его сопротивлению. Ещё древнегреческий трагик Еврипид в “Вакханках» писал, что первозданные силы земли мстят тем, кто пытается с ними порвать и опереться на разум. Они пробуждаются во всей своей мощи и разрушают культуру. А в образном мире Эзопа земля помогает расти сорнякам, но не овощам или фруктам, потому что, в отличие от навязанных культур, сорняки — её настоящие дети.
Все писатели-новаторы на первый взгляд увеличивают энтропию, но по сути создают новую, более высокую степень организации.
Из больших плюсов книги хочу отметить то, что все цитаты в ней приводятся и на языке оригинала, и в переводе.
Из отдельных личных впечатлений: я попутно, буквально на полях, узнала, что был такой Отто Вейнингер, который всерьёз, «научно» пытался доказать, что у женщин отсутствует душа. И было это не далее как в начале XX века. А мы тут, понимаете ли, плюшками балуемся. Но радует, что за этот век многое изменилось, и сейчас такой философ выше статуса псевдоучёного-эксцентрика не поднялся бы.
Ещё понравилось, как Аствацатуров описал филолога Жолковского и ”this awkward moment” своего знакомства с мэтром. Потрясающе, насколько демократичным может оставаться человек при многочисленных регалиях. Воистину, если ты на самом деле из себя что-то представляешь, тебе не нужны постоянные подкрепления своей значимости со стороны окружающих.
И последнее, о широко обсуждаемой проблеме «противостояния» блогеров и критиков. Как я узнала из книги, Томас Элиот вообще оставлял право говорить о литературе только за теми, кто её создаёт. Так что, исходя из его логики, никакого конфликта прав на высказывание нет — и критики, и блогеры люди одинаково бесправные.
Ну вот и эссеистика без личного компонента (или со стремящимся к нулю), для тех, кто не любит авторских рефлексий, отступлений, эмоций, зачинов с «а вот у меня» и т.п. Андрей Аствацатуров — преподаватель СПбГУ, и жанр книги позволяет ему совместить приятное с полезным: поделиться своими профессиональными исследованиями с более широкой аудиторией, чем круг студентов-филологов.
Аствацатуров анализирует произведения писателей Великобритании, США и России, не беря в расчёт их популярность или новизну, а исходя из того, иллюстрируют ли они идею, вынесенную в название книги. Каждую свою характеристику автор подаёт диалектически. Если утверждение Киплинга «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут» само по себе метафизическое, разделительное, с неизменными величинами, то Аствацатурова в творчестве Киплинга интересует именно аспект обоюдного влияния и взаимодействия этих величин. У Оскара Уайльда берётся произведение, ломающее стереотипы готического жанра ("Кентервильское привидение"). У Джеймса Джойса — конечно же — «Улисс». Стиль Вирджинии Вулф рассматривается с точки зрения переноса авторского (и читательского) внимания с действия на ощущение. И так далее, etc.
Особенное впечатление на меня произвела история писателя Амброза Бирса. Автор неординарных страшных рассказов, он и в жизни подвергся серьёзным испытаниям. Два его сына преждевременно умерли: старший погиб на дуэли из-за женщины, младший умер от пневмонии. Жена его оставила и вскоре тоже умерла. Сам он отправился в Мексику, где шла революция, откуда отправил письмо другу со словами: «Что касается меня, то я отправляюсь отсюда завтра в неизвестном направлении», после чего бесследно пропал. Меня всегда интересовало, как живут писатели, пишущие в подобном жанре, не боятся ли они спроецировать жуткие сюжеты на свою жизнь или наоборот таким парадоксальным способом освобождаются от тревожности.
Читая о том, как лучше смотреть голливудские фильмы, вспоминала о советах Чехова по написанию книг, а именно: начало и конец надо отбрасывать, нет смысла пояснять отдельно то, что и так следует из повествования. Замечательный универсальный совет для современных писателей. Всё сюжеты использованы такое количество раз (поименованы, пронумерованы, проштампованы, прошнурованы и скреплены печатью), что классическое изложение уже никому не интересно, читателя надо вовлекать в работу над текстом, предоставляя право делать выводы самому. Аствацатуров разбирает данный приём на примере романа Фолкнера «Шум и ярость».
История предостерегает нас: бесконечное упорядочивание материала приводит к не меньшему по силе его сопротивлению. Ещё древнегреческий трагик Еврипид в “Вакханках» писал, что первозданные силы земли мстят тем, кто пытается с ними порвать и опереться на разум. Они пробуждаются во всей своей мощи и разрушают культуру. А в образном мире Эзопа земля помогает расти сорнякам, но не овощам или фруктам, потому что, в отличие от навязанных культур, сорняки — её настоящие дети.
Все писатели-новаторы на первый взгляд увеличивают энтропию, но по сути создают новую, более высокую степень организации.
Из больших плюсов книги хочу отметить то, что все цитаты в ней приводятся и на языке оригинала, и в переводе.
Из отдельных личных впечатлений: я попутно, буквально на полях, узнала, что был такой Отто Вейнингер, который всерьёз, «научно» пытался доказать, что у женщин отсутствует душа. И было это не далее как в начале XX века. А мы тут, понимаете ли, плюшками балуемся. Но радует, что за этот век многое изменилось, и сейчас такой философ выше статуса псевдоучёного-эксцентрика не поднялся бы.
Ещё понравилось, как Аствацатуров описал филолога Жолковского и ”this awkward moment” своего знакомства с мэтром. Потрясающе, насколько демократичным может оставаться человек при многочисленных регалиях. Воистину, если ты на самом деле из себя что-то представляешь, тебе не нужны постоянные подкрепления своей значимости со стороны окружающих.
И последнее, о широко обсуждаемой проблеме «противостояния» блогеров и критиков. Как я узнала из книги, Томас Элиот вообще оставлял право говорить о литературе только за теми, кто её создаёт. Так что, исходя из его логики, никакого конфликта прав на высказывание нет — и критики, и блогеры люди одинаково бесправные.
Отличнейшая книга. То, чего по-настоящему не хватает на книжном рынке. Не узконаправленный научный труд для филологов, а популярное, всем понятное литературоведение.
Это же вообще признак хорошего учителя - рассказать просто и увлекательно о сложном.
Я, слушая "Хаос и симметрию", исписала два листа заметками - новые неведомые факты, то, что теперь хочется прочитать (хотя большая часть прочитана все же), то, что я теперь бы перечитала, какие-то особо удачные высказывания о любимом...
Общее впечатление: словно ты обсудил книги с умным и приятным собеседником. Где-то соглашаешься, где-то нет, где-то ты вообще белый лист и хочешь изучить вопрос получше, где-то и просто проходишь мимо, но в целом это здорово, полезно и ужасно приятно читать.
Здорово написано о Елизарове, которого я полюбила после "Земли" неземной любовью и буду читать дальше. Из нечитанного, но после книги обязательно: "Бесплодная земля" Элиота, Александр Жолковский, рассказы Сэлинджера, и Вирджиния Вулф (это вообще позор, я читала только "Орладно").
Список всех произведений, о которых идет речь, есть в оглавлении. Классики-англичане, классики-американцы (такие... модернисты, ставшие уже классикой) и современные российские авторы.
Книга-пособие для студентов филологических факультетов, bookблогеров и, особенно, для начинающих писателей.
Особенности построения текста и изобразительные уловки английской, американской и современной российской литературы на 380 страниц.
Автор популярных видеолекций о зарубежной литературе, филолог-кумир читающей молодежи - Андрей Алексеевич и сам знает, как привлечь читателя.
_____________________________________
"Открывая книгу, мы жаждем удовольствия эстетического".
"Герой не должен замечать подобные знаки - на это есть читатель".
_____________________________________
Книга настолько полезна и увлекательна, что остро нуждается в серийности!
Как пишет сам автор, эта книга для тех, кто любит литературу и желает не просто читать, а разбираться в прочитанном. Также, несомненно, можно и нужно адресовать эту книгу начинающим писателям: приемы и секреты литературы прошлого здесь для вас препарированы мастерски. Особенности построения текста английской, американской и современной российской литературы, - это три главы книги. Выбирайте сами, с чего хотите начать.
И если для себя много увлекательного нашла в первых двух, то максимум пользы именно в третьей. Вы испытываете сложность при выборе книг? Я - да, особенно, как сориентироваться в новых авторах? Когда и имя еще не слышал, и рекомендаций - ноль, а все лежащие перед тобой книги пахнут одинаково: новой типографской краской? Эссе на шесть произведений современных российских авторов вас ждут в третьей главе.
Предметы и люди в его текстах притягивались друг к другу той силой, которая была заключена на поверхности жизни.
Восток иррационален, пассивен, созерцателен, мистичен, погружен в язычество. Запад рационален, активен, деятелен, христианизирован.
Для уроженки тех мест она была очень высокой, и, если бы не платье из безобразного, излюбленного в миссиях набивного ситца, вы бы подумали, неожиданно встретив ее в горах, что это сама Диана вышла на охоту.
И при этом важно, что в его прозе профессиональные, технические задачи идеально увязываются с задачами чисто идеологическими. Он интересен в первую очередь как великий мастер рассказа. Все остальное пусть рассудит время. Вернее, оно уже все рассудило. Той Британии, которую защищал Киплинг, уже давно нет.
За сто с лишним лет государство научилось щедро благодарить филологов. А вот литература почему-то не научилась. И бескорыстная филологическая страсть по сей день так и осталась неразделенной. Писатели с удовольствием пишут о ком угодно, даже об отъявленных проходимцах и полнейших ничтожествах. Но о филологах – крайне редко, да и то с большой неохотой. Произведения, в которых филолог оказывается главным героем, а филологические разыскания – сюжетной коллизией, можно пересчитать по пальцам. Какая-то чудовищная, черная неблагодарность!