Если тебе немногим больше 14 лет, и мама против твоей поездки в кенийский национальный парк Найроби или на Мадагаскар, остаётся только прийти в зоопарк своего города, остановиться у калитки с надписью «Посторонним вход строго воспрещён!» и, набравшись смелости, спросить: – Рабочие нужны? Жизнь зоопарка за калиткой с предостерегающей надписью полна происшествий и приключений, о которых вы никогда не догадаетесь, глядя на птиц и животных в клетке из праздной толпы. В этой юмористической повести...
— Для кого мясо режут? – поинтересовался я.
— Тетерина страусов кормит, – объяснил Сергей.
Я обалдел.
— Мясом – страусов?
— Надо же им что-то кроме пшённой каши есть!
— Пшённой каши? – совсем смутился я. – Они разве в природе кашу едят?
Тетерина услышала разговор. Слух у неё, вопреки фамилии, был острейший.
— Не знаю, как в природе, а у нас чё дадут, то и жрут.
Тут я задал беспокоивший меня вопрос:
— Правда, что в природе главная еда фламинго – рачки?
Сергей кивнул.
— Почему же мы даём их так мало?
Мой шеф сощурил глаза и оглушительно чихнул. Нос его сильно покраснел и даже, кажется, слегка светился.
— Потому что у меня на этих проклятых рачков аллергия!
Такой поворот меня изумил. Только что была белая рубашка и лакированные туфли, а теперь невесть откуда выплыла канализация. Я понял, что в зоопарке нужно привыкать к сюрпризам.
Сначала в трубе скрылась железяка, а затем и рука шефа по локоть. Но этого оказалось недостаточно: он встал на колени, будто собирался вознести молитву подземным духам. Подобный героизм меня потряс.
Вероятно, духи Сергея услышали – в следующий миг он пробил засор. Тёмный напор ударил шефа в лицо, стал заливать плечи и грудь, пока Сергей извлекал арматуру из отверстия.
— А-а-а-а!!!
Шахта многократно усилила этот вопль, заставив вздрогнуть всех гномов.
Раньше я думал, что так одеваются только мафиози. Оказалось, что рабочие зоопарка могут одеваться не хуже.
— Что главное в работе с опасными животными?
— Войти в клетку? – предположил я.
Сергей покачал головой.
— Вовремя из неё выйти!
За порогом дома я попал в облако пара. Он поднимался от громадного бака, который размерами мог поспорить с пароходной трубой. Но стоял он не на корабле, а на грязной газовой плите, которую, очевидно, не мыли со дня производства.
Кастрюля-труба обдала меня влажным горячим дыханием, и я ощутил сложную смесь ароматов, где солировали свёкла и морковь, а также угадывались пшено, мясо и сохнущие на верёвочке носки.
Древние говорили, что лучшие дела творятся в бескорыстном устремлении.
Я желал, чтобы дела мои были хороши, и потому устремился бесплатно. Но тогда я ещё не знал, до каких высот и глубин дойдёт мой энтузиазм.