Это История о любви, вспыхнувшей между комадаром ВКС Земной Федерации пирокинетиком Игорем Жаровым и нейрохирургом с Ласточки, Ане Ламель. Ласточка — пасторальная планета голубого ряда, во главе угла поставившая генетическую полноценность и натуральность: естественные роды, естественное зачатие, генных инженеров — к ногтю, генномодифицированных — туда же, носителей любых, в том числе и спонтанных, паранорм — к первым двум. Конфликт между поборниками натуральности и приверженцами здравого...
Если рожать приходится женщине, то и выбирать отцов своим детям тоже должна женщина.
— Ишь, запал-то как тебе в душу, червие поганое, — ворчала Ливсоно. — Брось, забудь даже думать. Не стоит он тебя, как есть не стоит. И откуда только свалился на наши головы!
— Он сказал, что слишком старый для меня, — мрачно сказала Насти.
— Так, маленькая моя, так.
— Что не хочет жизнь мне ломать…
— Уже сломал, подлец окаянный.
— Что он — убийца…
— Да, убийца, как есть убийца, злодей поганый
— Он самый красивый, самый лучший, самый…
— Красивый, да, — Ливсоно поспешно прикусила язык, сообразив, что ляпнула что-то не то.
— Ну-ка, ещё ложечку, — приговаривала Ливсоно. — За маму. И ещё одну. За папу. И ещё — за второго папу. И за третьего…
Минус двадцать шесть. Ане уже знала, что это такое. Это когда надеваешь термобельё, потом блузку с кальсонами, потом толстый свитер, вязаные шерстяные брюки, затем куртку, больше всего похожую на скафандр высшей защиты, и такие же штаны, и тебе всё равно холодно!
— Архитектура — это летопись цивилизации, и не случайно победители инстинктивно стараются разрушить как можно больше памятников и значимых строений побеждённых. Историю можно переписать, детей покорённого народа можно перевоспитать на свой лад, но камень — камень врать не заставишь. Его можно только уничтожить.
Фанатикам уши без пользы.
Не могут носители разума существовать спокойно без того, чтобы не передраться насмерть, выясняя, кто круче и кому первому достанется вон та морковка.
Как говорится, внутренние тараканы у каждого строго свои…
Стало любопытно, с чего бы такое отношение к Типаэску. В Федерации люди не шарахались от представителей других рас, следовательно, дело заключалось в том, что гентбарец сейчас ест. Насекомое, значит, наверное, каких-нибудь червяков. В живом виде. Ане не подозревала, насколько она близка к истине, но увидеть десерт по — гентбарски ей не удалось.
Типаэск быстро накрыл ладонями тарелку:
— Отвернитесь, Анна Жанновна, — попросил извиняющимся тоном. — Людей, особенно гражданских, от одного только вида этого жестоко тошнит.
«Он полагает, что хирурга с девятилетним стажем может стошнить от чего-то там», — подумала Ане. — «Ну-ну…».
— Сат, — доктор Хименес гневно выпрямилась на своём диванчике, — вон там, в углу, валяется чья-то совесть. Будь другом, подбери. Пригодится.
— Да зачем, — вполне по-человечески пожал тот плечами. — Нам совесть по уставу не положена.
— Чудес не бывает, — мягко выговорила целительница и добавила: — Кроме тех, что создаём мы сами.
Под черепной коробкой родителя собралось стадо упёртых баранов с харитоновских склонов. Ане всерьёз опасалась, что если, — не дай Бог! — придётся оперировать, то вместо извилин сканер покажет именно этих животных с рогами, крепким лбом и полным отсутствием интеллекта.
Знал бы прославленный планетолог, до чего докатятся неблагодарные потомки, плюнул бы, спрыгнул бы с постамента и убрёл бы в степь от расстройства при виде человеческой глупости, против которой, как известно, даже боги бороться бессильны…