«Ровесницы трудного века» – книга воспоминаний Ольги Сергеевны Лодыженской – издается впервые. Автор живо и достоверно описывает радостные и трагические события, которые довелось пережить их маленькой дворянской «женской» семье, в самые страшные годы прошлого столетия оставшейся без кормильца и защитника перед лицом войн, гонений, голода, холода и нищеты. Еще одно яркое свидетельство эпохи, еще один пример удивительной стойкости духа, мужества, оптимизма и любви, которая побеждает все.
Я очень люблю читать мемуары, написанные о былой России. Есть в них это хрустальное чувство - будто герои и героини классических произведений оживают и рассказывают о себе. Мемуары Ольги Лодыженской из этого числа - здесь есть милое светлое детство, старинная усадьба со скрипучими полами и фамильными портретами, дружба с необыкновенной крестьянской девочкой, институтские года, поездки в Крым, оперы и пьесы в лучших московских театрах... Вообще, описания институтской жизни занимают примерно треть книги, что лично для меня всегда интересно (хотя, я не согласна с автором в оценке этого учебного заведения).
Очень хорош язык повествования, приложены милые сентиментальные стихи сестры автора, Наташи Лодыженской, а так же очаровательные фамильные фотографии... Кажется, есть всё, чтобы мне книга понравилась и стала одной из любимых, но в то же время, при чтении меня постоянно охватывал холодок по отношению к автору. Это то ощущение, когда чувствуешь благодарность к рассказчику но при этом сам автор в какой-то степени неприятен, отталкивает.
Детские шалости Ольги Лодыженской часто жестоки и грубы, ее издевательства над гувернанткой-немкой (которая не сделала ей ничего дурного и даже никогда не пожаловалась за то, что вытворяла несносная девица) - были бы более к лицу птушнице 1990-х годов. Леля так часто пишет о том, что любит маму, сестру Тату, но при этом думает только о себе-любимой и слишком много ноет. Младшая сестра на ее фоне выглядит необыкновенно благородной, доброй, отзывчивой и чуткой девочкой.
Потом чувство отвращения укрепилось в том месте, где Ольга описывает свою безудержную радость по поводу революции. Да, она потом вовсю испытала на себе плоды того февральского безумия, можно сказать, расплатилась, но, как говорится: "ложки-то нашлись, а неприятный осадок остался".
Затем, меня каждый раз неприятно кололо желание Ольги будто извиниться, оправдаться за свое дворянское происхождение, за полученную по наследству усадьбу, за институтское образование, за всё на свете... Сломали... Её изнеженную и полную интеллигентской рефлексии душу сломали совки, внушили чувство вины, она оправдывалась за все даже тогда, когда оправданий не требовали, когда уже никто не вызывал на допросы и не расстреливал - во время написания мемуаров в 1970 -х годах... Мне доводилось читать воспоминания, письма, дневники тех, кто пережил больше Ольги Лодыженской, прошел лагеря, смотрел смерти в глаза, но не сломался, а она не выдержала. Быть может причина в том, что душа ее уже была надломлена и заражена либеральными глупостями еще в институтские года...
Все это помешало мне воспринимать мемуары Ольги Лодыженской с открытой душой и по прочтении книги осталось как чувство благодарности за интересный рассказ, так и этот холодок к автору.
Я очень люблю читать мемуары, написанные о былой России. Есть в них это хрустальное чувство - будто герои и героини классических произведений оживают и рассказывают о себе. Мемуары Ольги Лодыженской из этого числа - здесь есть милое светлое детство, старинная усадьба со скрипучими полами и фамильными портретами, дружба с необыкновенной крестьянской девочкой, институтские года, поездки в Крым, оперы и пьесы в лучших московских театрах... Вообще, описания институтской жизни занимают примерно треть книги, что лично для меня всегда интересно (хотя, я не согласна с автором в оценке этого учебного заведения).
Очень хорош язык повествования, приложены милые сентиментальные стихи сестры автора, Наташи Лодыженской, а так же очаровательные фамильные фотографии... Кажется, есть всё, чтобы мне книга понравилась и стала одной из любимых, но в то же время, при чтении меня постоянно охватывал холодок по отношению к автору. Это то ощущение, когда чувствуешь благодарность к рассказчику но при этом сам автор в какой-то степени неприятен, отталкивает.
Детские шалости Ольги Лодыженской часто жестоки и грубы, ее издевательства над гувернанткой-немкой (которая не сделала ей ничего дурного и даже никогда не пожаловалась за то, что вытворяла несносная девица) - были бы более к лицу птушнице 1990-х годов. Леля так часто пишет о том, что любит маму, сестру Тату, но при этом думает только о себе-любимой и слишком много ноет. Младшая сестра на ее фоне выглядит необыкновенно благородной, доброй, отзывчивой и чуткой девочкой.
Потом чувство отвращения укрепилось в том месте, где Ольга описывает свою безудержную радость по поводу революции. Да, она потом вовсю испытала на себе плоды того февральского безумия, можно сказать, расплатилась, но, как говорится: "ложки-то нашлись, а неприятный осадок остался".
Затем, меня каждый раз неприятно кололо желание Ольги будто извиниться, оправдаться за свое дворянское происхождение, за полученную по наследству усадьбу, за институтское образование, за всё на свете... Сломали... Её изнеженную и полную интеллигентской рефлексии душу сломали совки, внушили чувство вины, она оправдывалась за все даже тогда, когда оправданий не требовали, когда уже никто не вызывал на допросы и не расстреливал - во время написания мемуаров в 1970 -х годах... Мне доводилось читать воспоминания, письма, дневники тех, кто пережил больше Ольги Лодыженской, прошел лагеря, смотрел смерти в глаза, но не сломался, а она не выдержала. Быть может причина в том, что душа ее уже была надломлена и заражена либеральными глупостями еще в институтские года...
Все это помешало мне воспринимать мемуары Ольги Лодыженской с открытой душой и по прочтении книги осталось как чувство благодарности за интересный рассказ, так и этот холодок к автору.
Заинтересовалась отрывком из этой книги, приведенном на сайте Pravmir.ru, поэтому захотелось прочитать всю книгу. Ожидания оправдались, книга очень понравилась и была прочитана залпом за 4 дня, при том, что произведение объемное, более 700 страниц.
При прочтении создается полное впечатление, что видишь описываемые события и обстановку своими глазами, настолько подробно и доступно автор описывает детали быта дореволюционных семей и жизни в первые годы советской власти. Причем особенно ценны эти описания и разъяснения таких мелочей, как, например, пояснение, что значит фраза "сидеть за чисто выскобленным столом", благодаря взгляду Лодыженской на прошлую жизнь с высоты прожитых лет, сравнению с изменившимся условиям быта к моменту написания мемуаров.
Также как жителю Москвы было очень интересно узнать, как выглядел город в начале 20 века: институт благородных девиц у Красных ворот, где училась Лодыженская, а ныне находится здание Ржд; ЦУМ, куда также ходили за покупками, но назывался он "Мюр и Мерилиз", дороги, на которых пересекались повозки, запряженные лошадьми, и трамваи.
Особенно сильное впечатление произвело описание голодных 1920х годов. Нет, там нет ужасных трагично сцен голодающих людей, автор с неунывающим оптимизмом рассказывает, как радовалась ее семья, когда удавалось выменять что-то из одежды на пуд муки. Но после прочтения происходит переосмысление ценностей.
В целом, очень удачный формат написания произведения не дает скучать: описания быта перемещаются с диалогами, присутствует любовная линия.
В книге приведены фотографии автора и ее родных.
Советую книгу к прочтению всем любителям старой Москвы и мемуаров.
Очень душевная книга. Автор вспоминает свою жизнь в подробностях с детства до момента замужества."Потому что дальше стало так страшно, что не хочется писать"... Именно эти милые подробности, детали дают правдивую картину того странного, упоительного, тяжелого и спорного времени Лично для меня самое удивительное и поразительное то, с каким энтузиазмом эти "бывшие" -мать и две дочери-влились в новую жизнь, как отважно преодолевали все, что приготовила им революция, как охотно и даже весело трудились и жили. До 37 года. Когда и до них добралась карающая рука пролетариата. В эпилоге сказано, что мать погибла в лагерях, пострадали мужья...Словом, система приняла их, попользовалась и, переломав кости, выплюнула. Жаль, конечно, что Ольга не дописала воспоминания. Но видимо, слишком тяжело.
Снимание портретов вылилось в целую церемонию. – Я видела, как они понесли по лестнице портреты на чердак, – писала Таша. – Впере- ди шла г-жа. Лицо ее было каменное. За ней классухи, а сзади небольшая кучка девочек. Среди них я заметила плачущую Марусю Наумову, дочь богатого симбирского помещика. Когда мы остались с ней…