«Что такое поэт? – Несчастный, переживающий тяжкие душевные муки; вопли и стоны превращаются на его устах в дивную музыку. Его участь можно сравнить с участью людей, которых сжигали заживо на медленном огне в медном быке Фалариса: жертвы не могли потрясти слуха тирана своими воплями, звучавшими для него сладкой музыкой…»
Однажды прекрасной весенней порою затеял Сёрен в комнате перестановку. Не утверждаю, что всё так и было, но, во всяком случае, подобное вполне могло произойти. Весной пробуждается всё спящее, и в особенности — тяга к контролируемым переменам. Куда уж студенту, будущему теологу и философу, пока никому не известному, короче говоря, юной пылкой душе сопротивляться подобным позывам? И так уж получилось, что вечером, утомлённый домашними хлопотами, Сёрен заснул в кресле — не дописав строчки в серой тетрадке, не раздевшись, лицом к зеркалу. И, видно, был в этой какой-то божий замысел (не мой), ибо той же ночью приснилось Сёрену, что он ведёт со своим отражением в зеркале приятнейшую светскую беседу, полную мудрых мыслей, изящества и иронии. Ему в ту пору как раз исполнилось 25 лет, и он считал себя осенённым высокими философскими и теологическими знаниями, втайне гордился, что мог бы поддержать любой разговор — возникни у него желание вообще его заводить, — и с радостью вкушал очередное страдание, считая свою пылкую душу крайне чувствительной.
Кьеркегор из Зазеркалья был совсем не таков. Он был старше, мудрее, отчаяннее — всё это ещё предстояло двадцатипятилетнему Сёрену. А пока — старший беседовал с младшим и по ходу разговора выстраивал теорию четырёх стадий человеческого существования:
— Сёрен, мальчик мой, ты не простой обыватель, ты — настоящий эстетик. Ты лелеешь свои маленькие чувственные радости, наслаждаешься ими, твой деятельный разум не выносит скуки, но ты, кажется, пока не готов взять на себя ответственность за своё будущее и будущее своей души, потому что ответственность плохо сочетается со столь тонким восприятием (замечу в скобках, вылитый Дон Жуан). И всё же, ты — особенный, поэтому…
— Но почему «эстетик»? — перебил собеседника Сёрен. — Разве он не «ценитель искусства»? К тому же, господин Кьеркегор, описанного вами субъекта принято называть гедонистом.
— Мой милый мальчик, неужели ты забыл, от какого греческого слова происходит немецкое «Ästhetik»? «Чувство», «чувственное восприятие»! А это значит, что любой гедонист — эстетик, но не каждый эстетик — гедонист. Они могут быть и стоиками, и меланхоликами, и мазохистами, и трудоголи… а нет, это из другого списка. И им не обязательно иметь отношение к искусству. Понимаешь?
— Да, господин Кьеркегор, мне кажется, понимаю... Чтобы лучше усвоить Ваш урок, я на досуге запишу в тетрадку, которую уже веду некоторое время, ещё несколько приличествующих случаю мыслей и озаглавлю… озаглавлю… О, придумал, озаглавлю «Афоризмами эстетика»! Так, мы остановились на том, что я особенный — и что Вы хотели сказать дальше? Ну же, не томите!
Господин Кьеркегор с сочувственной улыбкой искренней симпатии и дружбы посмотрел на себя из зеркала:
— Ты — особенный, поэтому в скором будущем тебя поглотит бездна отчаяния.
— Чтуо-о-о-о-о-о?! — с какой-то подвывающей интонацией вскричал Сёрен.
— Ну что ты, что ты, мальчик мой, не надо так волноваться. Каждый эстетик рано или поздно проходит через это. Да ты и сейчас уже чувствуешь на себе пагубное воздействие всех недостатков человеческого существования, разве не замечал? Пожалуй, назовём то состояние, к которому ты всё ближе походишь, «отчаянием возможного». Мне кажется, отчаяние, которое рано или поздно переживает любой Эстетик, возникает, когда желания не совпадают с возможностями, ожидания не соответствуют реальности — отсюда и ирония, и грусть, уход от злободневности, обывательства (и даже насмешка над ним), поиски истины, единства и гармонии, которые начинают довлеть над тобою. Да-а-а, Эстетик — отчаявшийся человек. И через это переживание он (то есть ты) готовится перейти на этическую стадию существования. О, быть Этиком — своеобразное удовольствие, в литературе ему наиболее близок образ…
— Нет-нет-нет, господин Кьеркегор, забудем про этику, и про отчаяние, и про человеческое существование вообще — вы потом закончите свою теорию, продумаете типологию отчаяния, напишете, опубликуете, прославитесь, — короче, делайте потом, что хотите, но сейчас давайте поговорим про Эстетика. Какой он из себя?
Господин Кьеркегор нахмурился:
— Ну вот, опять ты уходишь от ответственности. Ладно, раз уж ты на второй стадии скоро очистишься через страдание, то я до поры до времени смирюсь с особенностями твоего поведения. Но почему тебе так интересен Эстетик?
— Потому что «Афоризмы эстетика»! Отличное готовое название для книги. Есть наброски, выдеру из дневника несколько отрывков, придумаю что-нибудь афористичное — получится интересный сборник! Читатели на одно только название будут слетаться как мухи на мёд, да-да, возможно, ожидая найти высказывания и умозаключения философского толка о красоте жизни, — но обнаруживая глубокомысленные замечания о тяготах бытия, полные иронии, и как Вы там говорили? И грусти, и ухода от реальности, и обывательства, и поисков истины…
— Ай, Сёрен, успокойся! Брось ты эти «Афоризмы», они даже ни в одной твоей библиографии упоминаться не будут. Это всё, конечно, интересно, но теория человеческого существования намного интереснее. Погружайся лучше в пучины отчаяния, чтобы я мог на основе твоего — и, разумеется, моего, короче говоря, нашего, — жизненного опыта сформулировать теорию, которая меня, то есть нас, прославит.
Сёрен не мог более противиться зрелому, опытному и мудрому себе из Зазеркалья и с таким напутствием снова смежил очи в своём кресле. Наутро сон был забыт — вместе с тетрадкой «Афоризмов», — и Сёрен, закончив перестановку, уже корпел над понятием иронии, обдумывая параллельно, является ли этика высшей стадией человеческого развития или есть что-то выше неё, какой-то четвёртый уровень…
Так мы и покинем эту светлую вихрастую голову, склонённую над книгами и конспектами, вооружающуюся знаниями, ведь ему предстоит поразить мир. (Хочется спросить, чем провинился мир? Но Кьеркегор и на этот вопрос уже дал ответ. Какой — ищите сами, книг у него в библиографии предостаточно). А позабытая им серая тетрадка во веки веков будет заканчиваться словами
Лучший мой друг — эхо, а почему? — Потому, что я люблю свою грусть, а оно не отнимает её у меня. У меня лишь один поверенный — ночная тишина...
Почему? — Потому что она нема...
P.S. «Игра в классики» (тур «Советы Классиков»)
За совет спасибо alenenok72 ! Пока читала эту крошечную книгу, всё терзалась каким-то смутным дежавю, а когда перечитала статьи про основные идеи Кьеркегора, поняла, что эта книга - не какие-то там страдания тонко чувствующего молодого человека, а такая же часть философии Кьеркегора, как и все остальные книги. Оказалось очень интересно посмотреть на него под таким углом, спасибо (:
Однажды прекрасной весенней порою затеял Сёрен в комнате перестановку. Не утверждаю, что всё так и было, но, во всяком случае, подобное вполне могло произойти. Весной пробуждается всё спящее, и в особенности — тяга к контролируемым переменам. Куда уж студенту, будущему теологу и философу, пока никому не известному, короче говоря, юной пылкой душе сопротивляться подобным позывам? И так уж получилось, что вечером, утомлённый домашними хлопотами, Сёрен заснул в кресле — не дописав строчки в серой тетрадке, не раздевшись, лицом к зеркалу. И, видно, был в этой какой-то божий замысел (не мой), ибо той же ночью приснилось Сёрену, что он ведёт со своим отражением в зеркале приятнейшую светскую беседу, полную мудрых мыслей, изящества и иронии. Ему в ту пору как раз исполнилось 25 лет, и он считал себя осенённым высокими философскими и теологическими знаниями, втайне гордился, что мог бы поддержать любой разговор — возникни у него желание вообще его заводить, — и с радостью вкушал очередное страдание, считая свою пылкую душу крайне чувствительной.
Кьеркегор из Зазеркалья был совсем не таков. Он был старше, мудрее, отчаяннее — всё это ещё предстояло двадцатипятилетнему Сёрену. А пока — старший беседовал с младшим и по ходу разговора выстраивал теорию четырёх стадий человеческого существования:
— Сёрен, мальчик мой, ты не простой обыватель, ты — настоящий эстетик. Ты лелеешь свои маленькие чувственные радости, наслаждаешься ими, твой деятельный разум не выносит скуки, но ты, кажется, пока не готов взять на себя ответственность за своё будущее и будущее своей души, потому что ответственность плохо сочетается со столь тонким восприятием (замечу в скобках, вылитый Дон Жуан). И всё же, ты — особенный, поэтому…
— Но почему «эстетик»? — перебил собеседника Сёрен. — Разве он не «ценитель искусства»? К тому же, господин Кьеркегор, описанного вами субъекта принято называть гедонистом.
— Мой милый мальчик, неужели ты забыл, от какого греческого слова происходит немецкое «Ästhetik»? «Чувство», «чувственное восприятие»! А это значит, что любой гедонист — эстетик, но не каждый эстетик — гедонист. Они могут быть и стоиками, и меланхоликами, и мазохистами, и трудоголи… а нет, это из другого списка. И им не обязательно иметь отношение к искусству. Понимаешь?
— Да, господин Кьеркегор, мне кажется, понимаю... Чтобы лучше усвоить Ваш урок, я на досуге запишу в тетрадку, которую уже веду некоторое время, ещё несколько приличествующих случаю мыслей и озаглавлю… озаглавлю… О, придумал, озаглавлю «Афоризмами эстетика»! Так, мы остановились на том, что я особенный — и что Вы хотели сказать дальше? Ну же, не томите!
Господин Кьеркегор с сочувственной улыбкой искренней симпатии и дружбы посмотрел на себя из зеркала:
— Ты — особенный, поэтому в скором будущем тебя поглотит бездна отчаяния.
— Чтуо-о-о-о-о-о?! — с какой-то подвывающей интонацией вскричал Сёрен.
— Ну что ты, что ты, мальчик мой, не надо так волноваться. Каждый эстетик рано или поздно проходит через это. Да ты и сейчас уже чувствуешь на себе пагубное воздействие всех недостатков человеческого существования, разве не замечал? Пожалуй, назовём то состояние, к которому ты всё ближе походишь, «отчаянием возможного». Мне кажется, отчаяние, которое рано или поздно переживает любой Эстетик, возникает, когда желания не совпадают с возможностями, ожидания не соответствуют реальности — отсюда и ирония, и грусть, уход от злободневности, обывательства (и даже насмешка над ним), поиски истины, единства и гармонии, которые начинают довлеть над тобою. Да-а-а, Эстетик — отчаявшийся человек. И через это переживание он (то есть ты) готовится перейти на этическую стадию существования. О, быть Этиком — своеобразное удовольствие, в литературе ему наиболее близок образ…
— Нет-нет-нет, господин Кьеркегор, забудем про этику, и про отчаяние, и про человеческое существование вообще — вы потом закончите свою теорию, продумаете типологию отчаяния, напишете, опубликуете, прославитесь, — короче, делайте потом, что хотите, но сейчас давайте поговорим про Эстетика. Какой он из себя?
Господин Кьеркегор нахмурился:
— Ну вот, опять ты уходишь от ответственности. Ладно, раз уж ты на второй стадии скоро очистишься через страдание, то я до поры до времени смирюсь с особенностями твоего поведения. Но почему тебе так интересен Эстетик?
— Потому что «Афоризмы эстетика»! Отличное готовое название для книги. Есть наброски, выдеру из дневника несколько отрывков, придумаю что-нибудь афористичное — получится интересный сборник! Читатели на одно только название будут слетаться как мухи на мёд, да-да, возможно, ожидая найти высказывания и умозаключения философского толка о красоте жизни, — но обнаруживая глубокомысленные замечания о тяготах бытия, полные иронии, и как Вы там говорили? И грусти, и ухода от реальности, и обывательства, и поисков истины…
— Ай, Сёрен, успокойся! Брось ты эти «Афоризмы», они даже ни в одной твоей библиографии упоминаться не будут. Это всё, конечно, интересно, но теория человеческого существования намного интереснее. Погружайся лучше в пучины отчаяния, чтобы я мог на основе твоего — и, разумеется, моего, короче говоря, нашего, — жизненного опыта сформулировать теорию, которая меня, то есть нас, прославит.
Сёрен не мог более противиться зрелому, опытному и мудрому себе из Зазеркалья и с таким напутствием снова смежил очи в своём кресле. Наутро сон был забыт — вместе с тетрадкой «Афоризмов», — и Сёрен, закончив перестановку, уже корпел над понятием иронии, обдумывая параллельно, является ли этика высшей стадией человеческого развития или есть что-то выше неё, какой-то четвёртый уровень…
Так мы и покинем эту светлую вихрастую голову, склонённую над книгами и конспектами, вооружающуюся знаниями, ведь ему предстоит поразить мир. (Хочется спросить, чем провинился мир? Но Кьеркегор и на этот вопрос уже дал ответ. Какой — ищите сами, книг у него в библиографии предостаточно). А позабытая им серая тетрадка во веки веков будет заканчиваться словами
Лучший мой друг — эхо, а почему? — Потому, что я люблю свою грусть, а оно не отнимает её у меня. У меня лишь один поверенный — ночная тишина...
Почему? — Потому что она нема...
P.S. «Игра в классики» (тур «Советы Классиков»)
За совет спасибо alenenok72 ! Пока читала эту крошечную книгу, всё терзалась каким-то смутным дежавю, а когда перечитала статьи про основные идеи Кьеркегора, поняла, что эта книга - не какие-то там страдания тонко чувствующего молодого человека, а такая же часть философии Кьеркегора, как и все остальные книги. Оказалось очень интересно посмотреть на него под таким углом, спасибо (:
На белом свете чуда нет,
Есть только ожиданье чуда.
На том и держится поэт,
Что эта жажда ниоткуда.(Отрывок из стихотворения Арсения Тарковского).
Прежде всего, честно признаюсь, что про Серена Кьеркегора я знаю крайне мало, но боюсь, что намного больше, чем 90% тех, кто вдруг решит прочитать эту рецензию (если такие люди вообще найдутся), потому как мало его у нас (и не только у нас) читают. Знакома я у Кьеркегора только со «Страхом и трепетом» (читала давно и поняла по-своему, как у меня обычно и бывает), «Дневником обольстителя» (тут, боюсь, что поняла даже больше, чем хотел бы сам Кьеркегор), некоторыми афоризмами и кое-что читала о его жизни. Это вовсе не предмет моей гордости (то, что я хоть что-то знаю о Кьеркегоре), а скорее - предмет печали. Почему? Да потому что моё почти мистическое увлечение странными, депрессивными, неординарными и чем-то пугающими гениями - это уже какая-то устойчивая тенденция. Ну да ладно.
Кьеркегора принято считать основоположником учения экзистенциализма, хотя этот человек был настолько сложной, многогранной и своеобразной натурой, что его самого и его идеи трудно уместить в какие-либо рамки. Сложнейшие отношения с отцом, непростая судьба и типичный для гения характер (со странностями, как принято говорить)- все это делает Кьеркегора личностью весьма интересной для изучения.
«Наш» датский философ-богослов родился в один год с Вагнером (в 1813), что является любопытным совпадением и, наравне с Андерсеном, прославился в своей родной стране чрезвычайно, так что по сей день является предметом особой гордости датчан. Кстати сказать, с Андерсеном Кьеркегора связывает не только родина и гениальность, но и куча странностей поведения и мировосприятия. В этом плане оба вышеупомянутые датчанина схожи с еще более известным всем на свете Ницше, которого (как и Кьеркегора) многие считают вечным девственником, чуть ли не импотентом (что и сыграло большое значение в формировании их «странностей»), который, не смотря на все это, все же сумел как-то раз побывать в публичном доме и заразиться там сифилисом. В эту же, своего рода, категорию гениальных чудаков-девственников попадает и Ньютон. Я это к чему - параллели выстраиваются милейшие и в этом определенно что-то есть. Далась гениям эта ваша обычная и нормальная жизнь, плевать они хотели, судя по всему, что мы о них знаем или типа знаем (из источников, базирующихся на слухах и легендах).
Влияние Кьеркегора можно проследить в трудах многих известных философов и не только - от Фрейда и Юнга до Сартра. А основе его философского мировоззрения лежит проблема выбора, та самая фундаментальная проблема экзистенциализма. Созвучия у Кьеркегора есть и с Достоевским, и с Кафкой, и с вышеупомянутым Ницше- все одни и те же дорожки.
Так что же "наш" великий философ такого сделал? Промотал наследство своего отца (которого, кстати, всю жизнь ненавидел), отказал в браке достойной девушке, вел экстравагантный и провокационный образ жизни, не завел семьи и детей, поставил под сомнение христианство и написал несколько удивительно мощных трудов. Проблематика выбора, страха и его необычайно высокой значимости в жизни человека, хаос и отчаяние жизни- всё это Кьеркегор и он же- предтеча трудов многочисленных философов, которые придут после него. Кто такой Кьеркегор? Он в немалой степени отец всех нас, т.е странных, чокнутых интровертов, а не "всех нас" в смысле "всех людей вообще" (тут сильно важно не путать).
Трагичного в жизни этого абсолютного интроверта была немало. Взять хоть его любовь к красавице Регине Ольсен, которую философ пронес через всю жизнь, но которая увенчалась ничем, так как Кьеркегор спустя год после помолвки сам отказался от брака, мотивируя это тем, что так просто будет лучше для них обоих. История его любви, кстати, любопытно отозвалась в «Дневнике обольстителя» только подтвердив мое изначальное мнение о том, что книга эта не о соблазнении девушки, а об ее создании и воспитании (рецензия). Были у философа и классические тяжелое детство с отцом-садистом и трудная юность типичного ботаника, странного чудака, вечно непонятого и осмеянного. Да много чего было. Но он вовсе не был неудачником. Скорее, напротив. Хорошее наследство, привлекательная внешность, красавица-невеста, положение в обществе, гениальные мозги, в конце концов… А он боялся. Чего, чего он так боялся? И тут уж начинается чистая психология, которая проникновенным и до дрожи металлическим эхом отзывается в философских трудах этого гения, который (будучи бездетным) оставил миру такое мощное наследие, что имя его будет если не звучать, то отзываться (то там, то тут) еще долгие столетия.
P.S. Серен Кьеркегор был очень похож на Алексея Нилыча Кириллова из "Бесов" Достоевского и именно сутью его философии- все тот же страх, все тот же трепет и осознание того, что есть бог на самом деле и как он связан со страхом и трепетом.
Получила большое удовольствие, слушая эту совсем маленькую книгу. Причем с первых строк. Тонкий юмор, тот, который мне всегда нравился. Единственно были места, которые подпортили впечатление от книги, когда он смеялся не над тем, над чем позволительно смеяться. Но таких мест было немного. Больше он иронизировал над собой, причем то, над чем он подшучивает в себе, присуще многим, в том числе и мне:
У меня вообще не хватает терпения жить... Я не вижу, как растет трава
Хоть бы кирпич свалился мне на голову и пришиб меня до смерти, - все был бы исход!
Очень понравилось, как он назвал кенгуру: "новозеландским зайцем", а ведь правда, я раньше никогда не замечала, но они действительно похожи!
А вообще в книге очень много точный и тонких наблюдений, причем за столько времени ничего не изменилось в нашем мире, книгу буквально хочется растащить на цитаты:
Полезный совет писателям: следует набрасывать свои размышления как придется и прямо отдавать в печать; при чтении же корректуры могут появиться и хорошие мысли
Какие люди странные! Никогда не пользуясь присвоенной им свободой в одной области, они во что бы то ни стало требуют ее в другой: им дана свобода мысли, так нет, подавай им свободу слова!
На очереди (правда, боюсь, что это будет совсем не скоро) его Дневник обольстителя, интересно, такое же впечатление он произведет на меня или нет.
Прочитано в рамках игры Дайте две, большое спасибо за выбор ManekiBook
Записки любителей
Двери счастья отворяются, к сожалению, не внутрь тогда их можно было бы растворить бурным напором, а изнутри, и потому ничего не поделаешь!
маленькое чудо это, прекрасный способ заколотить эти двери изнутри, чтобы уж понадежнее. или же наоборот, почувствовать в себе силы, наконец, распахнуть их.
Прочитав эти афоризмы, то есть, книгу я поняла: если у вас хорошее настроение, если у вас море друзей и вы никогда не бываете в одиночестве, а "грусть" для вас забытое слово, то лучше не начинайте читать эти афоризмы! Каждый афоризм в этой книге - это собрание грусти, печали, одиночества, может быть, обиды, отчаяния. Афоризмы не эстетика, а интроверта, одиночки, изгоя...в общем, человека, которому не нужно общения или его просто у него нет.
Кораблю, спускаемому с верфи в море, салютуют выстрелами, так же хотел бы я отсалютовать и себе самому. А между тем... Мужества, что ли, не хватает у меня? Хоть бы кирпич свалился мне на голову и пришиб меня до смерти, - все был бы исход!