Рецензии на книгу «Рана» Оксана Васякина
Больно…правдиво…сильно…
У меня сейчас похожие чувства с автором, только немного противоположенные… « Я боюсь дописать эту книгу»-цитата из книги, а вот я, прочитав это произведение, боюсь начать писать рецензию… -ведь только что мне доверили свои сокровенные мысли и чувства, а я буду делится ими с другими людьми. Книга очень личная, было ощущение, что я познакомился с человеком, мы сели в тихом и укромном месте, а дальше последовал монолог…местами очень жёсткий, интимный, но такой понятный…
Столько мыслей в голове, но они крутятся вокруг одного- потеря… Это может быть утрата близкого человека, или даже себя… Мы постоянно, что-то или кого-то теряем, каждую минуту своей жизни, взять хотя бы время… оно неумолимо проходит, и мы зачастую торопим его, но этого делать нельзя…Так уж получилось, что по своей работе, я побывал в тех местах, о которых рассказывает автор, и могу отметить, что передано всё так, как оно и есть…
«У каждого своя тайна- у кого рак, у кого стыд, у кого любовь»- правда жизни, что ещё тут добавить. Мы все несём в себе свои секреты, которые нам приносили боль…
Любой человек-это герметичный сосуд, в котором скрыта его суть, мысли, чувства. В процессе жизни, из-за происходящих событий, могут образовываться «раны», а как мы знаем… лечит только время! Но есть такие повреждения, которые никогда не заживут до самого конца, и останется рубец, который будет напоминать нам, каждый наш день, о том что с нами было. Мы не должны с этим смириться, но можем принять …
Потеря самого близкого человека, трудности жизни, принятие себя- вот о чём этот роман, это не просто книга- а жизненный путь Оксаны Васякиной! Спасибо за откровенность!
Прощание.
Это книга-откровенность, книга-препарирование-себя, очень искренняя, честная и открытая.
Мне думается, что в такой прозе есть что-то "поколенческое". Но, возможно, я ошибаюсь. Я не сразу узнала, что Васякина родилась в том же году, что и я. Но, несмотря на разные жизненные обстоятельства, я чувствую в ее словах и мироощущении, через них передаваемое, что-то очень для себя родное, родственное.
Это книга не о событиях. Она о смерти, умирании, наших переживаниях, связанных с этим, и, конечно, о жизни тоже. Она о чувствах. О неприкаянности и отчаянном желании чувствовать себя быть "вправе".
Со мной давно не разговаривали так открыто
Едва ли можно найти один единственно-правильный и универсальный пример того, как проживать потерю. Когда умирает близкий человек, забирая с собой ваши воспоминания, историю, тайны, часть жизни — это тот уровень боли, который очень непросто описать. А Васякина смогла.
Она знала, что мама умирает — метастазы пожирали ослабленный организм, а наркотический дурман забирал последние искры человека. Но «я знаю, что она умрет» - это очень слабое утешение. И, пройдя через бюрократический ад, героиня везет прах своей матери из раскаленного Волжского в родную Сибирь. Эта урна с прахом на какое-то время станет неотъемлемой частью жизни.
Это не роман в том понимании, который мы привыкли воспринимать. Я бы скорее назвала эту книгу чуть сбивчивым, но искренним, честным и хлестким разговором по душам. И несмотря на то, насколько речь идет о личном, Васякина так точно транслирует мысли, что порою я принимала их за свои собственные. И как бы больно не было читать (а читать иногда очень некомфортно, особенно если не привык к такому уровню обнажающей искренности), оторваться от этого текста очень сложно. Он поэтичен и прекрасен, сколько бы пощечин не раздавал.
Проживание потери матери затрагивает бесконечное количество струн, и героиня прокручивает в голове не только воспоминания, но размышляет о своей сексуальности, принятии себя и своей ориентации, декламирует свои стихи, признается в любви.
Посмотри на меня. Я на собственном языке скажу: я люблю тебя, мама. На твоем языке это было невозможно сказать. Но мой язык другой, он не сложнее и не проще. Он не лучше и не хуже. На нем можно сказать: мама, я люблю тебя. Ты знаешь мой язык, потому что он — производный от твоего собственного. И ты меня услышишь и поймешь.
Это потрясающе сильное женское письмо. В нем много телесного, много честного, терапевтического. Для меня это был новый опыт. И, проживая его, я немного отпускаю частичку той боли, что уже была во мне — и будто бы заново переосмысляю свое собственное столкновение с онкологией.
Мир тебя не удержит
Дело во мне. Она не любила именно меня. А я ее обожала до судорог. Но со временем обожание переплавилось в тихую глубокую корневую обиду и боль. Еще и потому, что она хотела и умела любить мужчин, а меня не хотела и не умела.
Искренняя, предельно, порой шокирующе откровенная, и одновременно напрочь лишенная эпатажности проза. О тяжелой смерти матери, о не озаренном светом любви детстве, о трудном пути к принятию себя и нахождению собственного языка, каким будешь говорить с миром. Которым сумеешь рассказать все, никого не обвиняя и не обижая.
Вот только не надо пытаться привести всех к общему знаменателю. Мы разные и детство наше проходило в разных условиях, и отношения с родителями складывались по-разному. Уровень близости с ними, поддержка, внимание, понимание, получаемое от них. Отношения длиной в жизнь складываются из того, за что бываем благодарны и того, чего не можем простить
У кого-то воображаемый список претензий к матери начнется некупленным айфоном последней модели, им и закончится. А кто-то вспомнит, как в пьяной ярости мамин любовник лез в квартиру через балкон, и мама сбегала от него к подруге, почему-то оставив тебя в квартире. Думала, что ребенка не тронет? Он и не трогал, но пережитый тогда страх, одиночество, чувство оставленности в ненадежном кренящемся мире было настоящим, до конца не истаяв ни через год, ни через десять, двадцать лет.
Или этот взгляд. Никогда не на тебя - в твою сторону, но всегда немного поверх твоего плеча. Будто бы там, в противоположность тебе, что-то очень интересное. Или крохотная квартира в провинции, единственное твое нищее наследство после ее смерти, оставленная мужчине, которого она любила. И тебе говорят: ну, это потому, что она знала, что ты сильная, а он без этой поддержке пропадет (да он и с поддержкой, блин, пропадет, а ты и без нее всего добьешься). Однако догадка, что мама отчего-то тебя не любила, отныне перерастет в уверенность.
Героя "Постороннего" Камю признают виновным и приговаривают к смерти потому что он не плакал на похоронах матери. А герой "Сыновей и любовников" Лоуренса травит долго умиравшую от рака мать (сама измучилась и его измучила, главное его), но после рыдает над ее гробом: "Любимая!" - и мир по итогу убежден, что роман ода сыновней преданности. Нет стандарта: мать любит свое дитя, потому что она же мать и смерть ее становится для сына, дочери трагедией.
У кого-то так; другой отпускает с тихой грустью - связи истончились до паутинной тонкости и рвутся без боли; для кого-то горечь окончательной невозможности достичь материнской любви смешивается с пьянящей радостью - я теперь свободна быть собой. "Рана", возникшая в лонге Большой книги 2021 словно бы ниоткуда и неожиданно прошедшая в шорт, книга об этом. В том числе об этом.
Потому что есть еще не декларируемая, но слышная социально-протестная нота. Да иначе и быть не могло, Оксана Васякина редкий в современной российской литературе случай выходца из социальных низов: неполная семья, папа оставил семью, наркоманил, умер от СПИДа, красавица мама работала на непрестижной низкооплачиваемой должности, попивала, помочь дочери не могла, девочка пробивалась самостоятельно.
Хотя этот мотив здесь не основной и звучит словно бы под сурдинку, писательница оставляет за народами право на самоопределение - живите так, как находите нужным жить. У социального мотива "Раны" есть одна обаятельная особенность, книга напрочь лишена как снобской брезгливости, с какой говорит о жизни пролетариев потомственная филологическая элита, так и заносчивого превосходства "выдравшихся" сенчинско-прилепинской прозы. Мы просто так жили, ну и что же? И в этой нашей жизни бывало много счастья, а было бы сплошь счастье, если бы в ней была любовь.
Третья, куда более значимая громкая и отчетливая составляющая книги связана с гомосексуальностью героини. И это по-настоящему смело в стране, где закон о пропаганде не отменен, поправьте, если ошибаюсь. Потому что решиться на каминг-аут в этих условиях требует немалого мужества.
Да, я лесбиянка - говорит она, - Да я шла к осознанию своей сексуальности долго и мучительно, мне не у кого было учиться строить отношения. Я много ошибалась и долго довольствовалась тем, что само липло (всегда не лучшие варианты). Но я больше не хочу стыдиться себя. Я лесбиянка не потому что мужчины меня не любят, а потому что я люблю женщин.
За это я, безусловная гетеросексуалка, склоняюсь перед Оксаной Васякиной в глубоком реверансе. Знаете, тут еще одно наблюдение, которым не могу не поделиться. Не знаю, замечали ли вы, но главный тренд современной культуры традиционных отношений асексуальность. Секс, похоже, продолжают эксплуатировать лишь рекламщики, из жизни, кино, литературы он словно бы вымылся. Перетек в сферу гомоэротики. Вот там накал, страсти, немыслимое взаимное притяжение и ощутимая телесность.
Резюмируя: взлет книги Оксаны Васякиной в немалой степени обусловлен укреплением феминистской повестки и потребностью учредителей главной российской книжной премии показать читающему миру, что все у нас как у больших, но в выигрыше читатель, которому "Рана" подарила место зализывания ран.
Большая книга 2021, автофикшн, исповедальность, феминизм, семейные отношения, гомоэротика
ТГ Book Addict
Боль расходится, как круги по воде
Смерть близких и переживание горя — универсальный и очень грустный человеческий опыт. "Рана" — это разговор об утрате и проживании ее не только внутри себя, но и снаружи — о всех банальных вещах, сопровождающих эту боль.
О бюрократии, заменяющей ритуалы прощания (потому что все равно кому-то нужно будет все оформлять и получать квитанции; это нужно делать не смотря ни на что, а еще и пряча свое состояние от окружающих в канцеляриях), об общении, отвлекающем от главной мысли (всем сообщить, поставить в известность; узнать, кто на чем едет и можно ли посадить в вашу машину тех, кто без своей, — какая-то очень русская штука — устраивать так, чтобы всем было удобно), о путешествии и дороге.
Оксана Васякина пишет с изумляющей и порой некомфортной прямотой. Мне было сложно читать эту книгу, я делала перерывы и заставляла себя к ней возвращаться. Не потому что она как-то плохо написана, но наоборот — написана так прямо, так ярко и отчетливо, что невозможно было проглотить книгу махом, но нужно было зависать на каждой главе и пытаться не прокручивать каждый раз воспоминания о собственных утратах, семейных историях, сложных решениях.
"Я чувствовала себя так, как будто опыт, о котором я пишу, мне не принадлежит и я не имею права говорить и писать о нем. Еще я боялась смутить окружающих, занять в их умах и сердцах слишком много места. Я хотела быть незаметной, но письмо вырывалось как то, что невозможно скрыть. Я не могу скрыть себя, стать невидимой. И письмо не терпит невидимости."
Главная героиня едет в Сибирь хоронить свою мать. Мы знакомимся с ней, когда мать уже умерла, мы следуем за героиней, когда она оформляет необходимые документы, говорит с соседками, забирает урну, перевозит ее через полстраны в Усть-Илимск.
Жанр автофикшена предполагает сплетение реальных событий с вымышленными, героиня Васякиной похожа на саму авторшу, а ее опыт схож во многом, например, с моим; читая текст, я чувствовала общность. Опыт близок и всем тем, кому было сложно найти в жизни свое место или тем, кто не всегда вписывался в привычную реальность.
При этом этот текст не о маргинальности и конфликте с миром, но о взгляде внутрь и постоянном поиске: какая я? почему я так пишу? почему я так себя чувствую? о чем я могу говорить? о чем я хочу говорить?
Проза Васякиной от основной темы ветвится боковыми интроспективными темами. Героиня размышляет о своих текстах, о влюбленностях, о сексуальности и выборах партнеров и партнерш, приводит в пример нравящиеся ей стихи или публикует внутри текста свои.
Вспоминает миф о Филомеле и пишет о нем через призму феминизма, рассматривает искусство ткачества (вариант писательства) как возможность потенциального сопротивления насилию и войне.
Побочные темы дополняют основной костяк рассказа, мы путешествуем вместе из маленького городка Волжский в далекий сибирский зимний Усть-Илимск, по пути обсуждая все то, что всегда крутится в наших головах. Это одновременно и очень личный, и очень общий разговор. Мы и не можем все время думать только о смерти, наши мысли ускользают в сторонние темы, но раз за разом возвращаемся к тому, что стало началом нашей беседы — и снова испытываем боль. Она расходится кругами, это "путь камешка, брошенного в воду", это нам все равно нужно как-то пережить.
"Чтобы это сделать, я должна сказать тебе ты и к тебе обратиться как к равной старшей. И ты тоже можешь посмотреть на меня."
Мне сложно рекомендовать эту книгу в качестве библиотерапевтического чтения при переживании утраты близкого человека. Нет, текст сам по себе идеально подходит как важный опыт такого переживания на русском языке.
Однако читателям нужно будет делать выбор и думать, есть ли сейчас готовность проходить вместе с героиней ее путь, вспоминая свой/переживая сейчас свой подобный.
При таком терапевтическом чтении важно не допустить ретравматизации и не погрузиться в то, что сейчас будет слишком тяжелым. При этом если есть ощущение незаконченного, незакрытого переживания, и вы готовы с ним работать, то да, с книгой можно отправиться в этот путь.
"Я как будто нарочно оттягиваю момент, когда смогу сказать, что дописала книгу. Я боюсь этого потому, что у меня есть четкое ощущение: после того как я допишу эту книгу, во мне запечатается рана."
А еще это, конечно, книга о любви. И о возможности в ней признаться.
телеграм-канал "Чтение и терапия"
«…я не умею сочинять истории. Мир вокруг меня структурируется так, как я его пишу. И я структурирована так, как я выписываю себя. У меня нет другой меня и у меня нет другого понимания мира и письма»
Автофикшн – это всегда текст-обнажение. Оксана Васякина решила зайти дальше, и показать читателю не только всё то, что скрыто под одеждой, но и то, что находится под кожей и зияет через нанесённые жизнью раны. А под кожей у нас, какими бы разными мы ни были, одно и то же, и болят раны у всех одинаково. Благодаря этому предельно личный текст с размышлениями о смерти и умирании, отношениях с матерью, женственности, гомосексуальности и литературном творчестве отозвался в сердцах читателей, даже не обладающих схожим опытом и не задающихся такими же вопросами.
«Я хотела быть отражённой в глазах матери, которые никогда меня не замечали»
Болезненная завороженность собственной матерью, готовность пойти с ней и за ней хоть на плаху, хоть в печь крематория, постоянное неотступное желание заполучить её внимание и одобрение – с этим жили и живут миллионы детей. Это даже не связано с любовью, и, возможно, передаётся по наследству, точно также, как НЕлюбовь. Тове Дитлевсен избавилась от этого с рождением собственной дочери, Оксана Васякина – с рождением первого романа. Это не покинуло её голову с последним вздохом матери, не вышло со слезами, не испарилось в огне при сжигании тела, не отпустило после закапывания праха в сибирскую землю. Это спало с ней в маленькой квартирке, где рядом валетом лежала умирающая хрипящая мать, летало в самолётах, тряслось под «Аукцыон» в междугороднем автобусе. Это нужно было выписать, исписать, выплеснуть непроговорённым, создав свою форму, свой язык, свой способ коммуникации с миром и покойной матерью, к которой, наконец, можно обратиться на ты.
«Каждый раз, садясь за письмо, я совершаю преступление»
В совершенном Васякиной преступлении мне хочется быть соучастником. Ей удалось провернуть то, что не вышло у таких богинь автофикшна как Айлин Майлз и Крис Краус. Я проделала тот же путь, не в пространстве, во времени, в памяти, путь от себя к себе.Я вскрыла раны и сумела их залечить к последней странице. Чего и вам желаю!
Инстаграмчик про книжечки
Нагота души и тела.
Автор феминистка, лесбиянка и поэтесса. Интонация текста соответствующая. Надпись «роман» на обложке чисто маркетинговый ход. Текст представляет собой записки-воспоминания и иногда короткие рассуждения на больные темы, в определённых кругах это называется «женским письмом».
Это обычная внутренняя лесбофобия, которая жрёт изнутри многих.
«Рана» предельно автобиографична, можно утверждать, что всё написанное есть реальный опыт и события.
Переспать с мужчиной для меня было проще простого, потому что они не были женщинами.
Часто текст как игра медиатором на одной струне. Для нетерпимых каждый абзац здесь будет как красная тряпка для разозлённого быка. Допустим, я толерантен в отношении ЛГБТК. Но почему я должен быть терпим к отсутствию целомудрия? Раскрывая свою душу, автор должен быть готов к критике. Для меня неприемлемо, когда гетеросексуалы трахаются с кем попало и для ЛГБТК тоже не может быть исключений.
Сначала описание проблем в отношениях с другими девушками ничем не отличаются от классических гетеро, обычно появляющихся от отсутствия опыта и мозгов. Со временем это меняется.
Васякина в «Ране» вновь переживает смерть матери от рака, описывая процесс перевозки её праха для захоронения.
Если вы не были в депрессии до чтения этой книги, она может появиться. Не рекомендую к чтению людям с суицидальными наклонностями.
Мне даже хотелось вскрыть капсулу и посмотреть, что же это за маленькая твердая косточка не далась огню. Но так делать неприлично, нельзя тревожить прах. Я только иногда вытаскивала капсулу из урны и двигала ею, как большим черным маракасом. Этот звук успокаивал меня.
Кажется текст иногда не просто личный, а излишне бередящий, как будто автор специально давит себе на рану. Может, пытаясь так быстрее прожить, прочувствовать свою боль, а не привыкать к ней как к постоянно выматывающему фону.
Попытки полифонии – мысли матери это какой-то шаг за грань.
попытка мучительного дыхания там, где дышать невозможно
Ей было очевидно, что я, как сорная трава, выживу где угодно. Но ее беспомощный мужчина без ее посмертной заботы не обошелся бы…
…Она была гордой женщиной, очень сильной и настолько же несчастной…
…Я не знаю, правда ли он сжалился над нами и поэтому кормил нас, поил и купил нам билеты, или мама что-то скрыла от меня.
Переживание обиды и любви к матери постоянно в тексте.
они как сокровища чистые
чистые от того что никогда не имели цены
Но ведь когда эта книга была названа «романом», издана и появилась на полках магазинов, у ней появилась цена!
Я читал fb2, и отсутствие знаков препинания в стихах раздражало, приходилось постоянно возвращаться и самостоятельно определять, где закончилось одно предложение и началось другое. Это сильно сбивает.
Книга эта совершенно не лечит. Как человек, имеющий подобный опыт, скажу, что книга вызывает боль, и боль эта не имеет ничего общего с литературой или поэзией. Может автору стало легче после её написания, но зачем её издавать? Для кого? Только для автора?
Не важно, кто является адресатом повествования... это могут быть чужие люди, тогда мой опыт становится славной трагичной игрушечкой для меня. Я им любуюсь чужими глазами.
Вместе с этой книгой я прожил смерть близкого человека и его похороны. Опять. И я не хочу больше.
В клетках-ткачихах-паучихах попытка философствования, без ответов. Значит, ткачиха ждёт подсказки извне дома?
Феминистская риторика устроена так, что женщины всегда выступают жертвами патриархального порядка.
Написание верлибром на западе, а теперь и в России напрямую связано с развитием толерантности вообще и к ЛГБТК сообществу в частности. Но для меня есть стихи, белые стихи и проза. Есть поэтика прозы и «Рана» в этом смысле поэтична местами.
Мне стыдно, что я пишу эту книгу...
…мое письмо неконвенционально по форме и преступно по содержанию…
…Каждый раз, садясь за письмо, я совершаю преступление. Это тягостное и сладкое чувство. Но я бы хотела проститься с ним.
Почему то приходит в голову мысль о садомазохизме.
Автор не раз упоминает посещения психолога, лекарства и описывает свои галлюцинации. В итоге мы имеем опубликованное произведение психически нездорового человека. Понятно, что это часть терапии, но оно может стать триггером для личностей с похожими нарушениями.
P.S.
Феминитивы вообще, считаю палкой о двух концах. Например, автор и авторка. Употребление авторки показывает слабость женской позиции из-за необходимости делать на этом ударение. Этим декларируется неспособность женщины-автора встать в одном ряду со всеми авторами наравне. А это как-то не по-феминистки.
Для меня назвать автора женского пола авторкой - это оскорбление, выделение в обособленную увечную группу.
«Рана» - роман о смерти и принятии смерти, о памяти и прощании. Это автофикшн, наполненный болью. Главная героиня везёт прах матери в Сибирь, чтобы похоронить. Она вспоминает детство и юность, молодую маму и умирающую маму, снова переживает момент прощания. Говорит не только о маме, но и о себе…
Книга поэтична. Поэзия помогает пережить боль, поэзия вскрывает механизм памяти. Память сравнивается с пергаментом. Приходится стирать текст, чтобы нанести новый. Стёртое оставляет царапины или разводы, то есть не уходит, живёт в человеке.
Поэзия - это мой способ забывать так, чтобы об этом знали другие: те, кто прочтут и услышат. Поэзия о памяти и забвении - это опасная вещь. Она угрожает тем, о ком помнят, но особенно тому, кто помнит и хочет забыть. Она спасает тех, кого помнить необходимо.
Я хотела забыть многие вещи - насилие, чувство отчужденности, нищету - и написала об этому целую книгу, после чего была осуждена за нее теми, кто помнил меня и знал. А потом прощена. В этом тоже кроется сила поэзии, она умеет помочь простить. Она научает прощать и обращаться к чужому опыту
Боль утраты преобразуется в слова. Васякина пишет, как нелегко ей было найти язык, чтобы рассказать о своей боли. Рассказывает о женщинах своего рода, о прабабке, любимый человек которой был арестован и расстрелян в 37 году, о силе нелюбви, которая после этого возникло: «Боль и злоба катились в следующие поколения, как круги от брошенного камешка вырастают один из другого».
«Рана» - это книга-путешествие. Путешествие из Волжского в Усть-Илимск (из одного маленького серого городка в другой; через полстраны). Путешествие внутреннее, которое не заканчивается, но помогает найти язык, чтобы сказать умершей слова любви, связав два языка, материнский и собственный:
Чтобы это сделать, с должна сказать тебе ты и к тебе обратиться как к равной старшей. И ты тоже можешь посмотреть на меня. Посмотри на меня. Я на собственном языке скажу: я люблю тебя, мама. На твоем языке это было невозможно сказать. Но мой язык другой, он не сложнее и не проще. Он не лучше и не хуже. На нем можно сказать: мама, я люблю тебя. Ты знаешь мой язык, потому что он – производный от твоего собственного. И ты меня услышишь и поймешь.
От женщины к женщине
Это не просто книга о смерти. Это книга о смерти, вплетающейся в жизнь. Книга-монолог о женском, неприличном и телесном. Книга-ответ "что есть умирание?". Книга-вопрос "что остаётся после?".
Мне следовало бы стать врачом-патологоанатомом или смотрительницей в кунсткамере, но я занялась поэзией.
Оксана Васякина, молодая поэтесса, написала автофикшн роман после смерти матери от рака груди. Находясь много дней в пути к месту захоронения и соседствуя, скажем так, с останками матери, урной с прахом, автор вспоминает детство и юность, поколения других женщин своей семьи и пытается выскрести из всего этого объёма памяти горсть привязанности, самоотдачи или хотя бы несожаления о собственном рождении. Ей это нужно, просто необходимо.
При этом Васякина, переживая собственное горе, пишет во многом универсальный текст. Он откликается не только как сопереживание, но и как ключ к страхам и проблемам. Программу "любить родителей и быть хорошей девочкой" пока не научились закладывать в утробе, а потому вся жизнь, следующая после непродолжительного периода детства, оказывается переосмыслением этого первичного опыта и попытками объяснить собственные, уже взрослые, реакции и потребности. И потому героиня-рассказчица не то чтобы обличает мать в неприятии себя, хотя и это тоже, но больше пытается понять, что значит быть женщиной для женщины. Кто такая женщина? Что она есть для других? И что может передать? Неужели мать не оставила после себя ничего, кроме оплаченного счета за жкх и постоянного чувства опасности? Ребёнком Оксане казалось, что её попросту забудут, оставят на дороге, потеряют, как игрушку. И тут же хочется понять, где смерть раскинула свои границы и когда мать на самом деле перестала исполнять свое предназначение? После физического акта умирания или гораздо раньше? Может быть, когда маленькая дочь была брошена матерью в квартире на откуп неадекватному любовнику? Возможно. Вдруг тогда смерть села на порог и стала ждать своего часа, заполнив годы отчуждением и недопониманием? Защищенное со всех сторон пространство, коим по мнению автора, является женщина, пошло трещинами. И всю жизнь отношения дочери с матерью смердили взаимным разочарованием. Наверно, то же ждало бы и героиню романа Евгении Некрасивой "Калечина - Малечина", только смерть там пришла в виде кикиморы.
Оксана так долго описывала сибирскую ночь, морозы, самобытную, пожирающую природу тех мест, что я невольно вспомнила свои детские ощущения.
Это был вовсе не большой город, а крошечное село. И тоже были сумерки. Небольшой лесок позади наших домов всегда тревожно раскачивался. Там много чего происходило, потому что сквозь него ходили трактористы на работу, устраивая всегдашние привалы на обратном пути. Недалеко был пруд, откуда доносились детские крики. А дальше за деревьями площадка с качелями. Вместо цепей сваренные трубы. Неудачно нарвешься на такие - останешься без зубов. И вот эти желтоватые сумерки, скрип качелей и крики мужиков до сих пор тревожно отзывается в памяти. Одно радовало: мама, к вечеру переделавшая все дела, усталая, ждёт меня дома. Наверно, когда её не станет, именно это чувство и память о ней соединятся и образуют своё новое пространство, для меня.
Смерь женщины разрушает мир окружающих её людей. Происходит схлопывание, как если бы в один прекрасный момент стены твоего дома обрушились, а ты осталась стоять в домашних тапочках, с книгой в одной руке и кухонным полотенцем в другой. Смерть женщины, даже жестокой женщины, - это не смерть мужчины. Это она длится тебя в будущее и оставляет место в прошлом для тебя. Она - условие твоего опыта и его интерпретация. Когда она умерла, я оказалась голой на дороге.
Оксана Васякина, будучи феминисткой и открытой лесбиянкой, не уводит свой текст в проблематику ЛГБТ. В этой книге её занимают вопросы самоидентификации, где нетрадиционная ориентация скорее факт жизни. Она пытается обустроиться в мире без матери, как героиня романа Эми Липтрот "Выгон " - в мире без алкоголя. Но если в мире Липтрот поют коростели, а алкогольные пары хорошо выветривает океанский прибой, то мир Васякиной пахнет подъездом, исходится кашлем, и даже последние тридцать лет совсем его не изменили. И каждый новый российский автор, пишущий в жанре современной прозы, описывает нам всё те же неумытые реалии 90-х. Но дело совсем не в них. В чем мне всегда мало автофикшна, так это в привычном по романной форме психологическом динамизме. Обе эти книги - дотошные попытки понять и отрефлексировать. Мне же, как читателю, остаётся слушать, подстраиваться и не бежать впереди поровоза. Увы, не всегда получается.
Источник
А боль незакрывшихся ран Останется вечно со мной!
"Рана "в коротком списке "Большая книга" 2021.
Чтение данной книги отложила в долгий ящик, покупать не стала т.к. из названия и аннотации поняла,что под обложкой очередная драма. В этом году легких произведений не представлено.
Но ЛитРес, вдруг,предложил озакомиться с текстами претендентов на премию, бесплатно. Отказаться невозмозжно.
Долгий путь дочери с прахом матери на родину, в Сибирь, к месту захоронения. Это сюжет.
На протяжении этого , растянувшегося на несколько месяцев , прощания, автор рассказывает о значимых моментах жизни, связывающих дочь с матерью.
Цель произведения - пережить и переосмыслить горе (рану),
запечатлеть и обессмертить не только образ родного человека,но часть своей жизни.
Книга автобиографична. Героиня, буквально ,выворачивает,обнажает себя перед читателем. На страницах текста проходит демонстрация:
" Я - ИНАЯ!"
Представлен мир лесбийского феминизма, даже с отдельной поэзией.
Обнаженная душа. Но, и о неприкрытых частях тела ,разговор заходит не раз.
Есть вещи, на которые смотреть просто не хочется, так как ничего благотворного не увидишь.
В нашем обществе поменялись стереотипы мышления. Появилась толерантность к иному мировоззрению.
Книга,вошла в шорт лист престижной литературной премии.
Я сочувствую бесконечному одиночеству и боли автора ( или авторки? ),но такую литературу не принимаю. В стихах ценю ритм и рифму. Зрелым романом данный текст не назову, так как он собран из накопленного материала, пока это авторский заход,попытка.
О.Васякина говорит о своей книге:-
"она не похожа на те книги, которые принято читать и любить"
А мне хочется,чтобы книг было больше хороших,а не разных.