Когда-то, много лет тому назад, здесь были похоронены люди, стояли дома, потом они рухнули и возвратились в землю. Так и их дома возвратятся когда-нибудь в землю, в землю же лягут и они сами. Всему свой черед на земле
Каждый раз, когда приходилось отдавать кому-нибудь серебро, он чувствовал, что отдает часть своей жизни. Но сегодня в первый раз он отдавал его без боли. Он видел не серебро, отданное в чужие руки городского купца, он видел серебро, превращенное в нечто более ценное, чем оно само, — в одежду на теле его сына.
— Господин, разве богатые, которые угнетают нас, могут послать дождь, чтобы я мог обрабатывать землю?
На это молодой человек обернулся к нему и презрительно ответил:
— До чего ты невежествен, ты, до сих пор не остригший косы! Никто не может послать дождь: но какое это имеет отношение к нам? Если богатые поделятся с нами, то не все ли будет равно, есть дождь или нет, раз у всех будут деньги и пища?
Тут среди слушателей поднялся крик, но Ван-Лун недовольно отвернулся в сторону. Да, все это так, но остается земля. Деньги можно истратить, пищу съесть, и если не будет вдоволь солнца и дождя, то снова начнется голод.
он не плакал как другие, и на глазах его не было слёз, потому что он думал, что нельзя изменить того, что случилось, и нельзя сделать ничего, кроме того, что он уже сделал.
- Когда дом у человека полон бешеных собак, он должен искать покоя в другом месте.
Непреклонное небо не позволило земле принести плоды.
Кроме того, у него не было доверия к тому, чего он не знал или не понимал. Нехорошо человеку знать больше того, что нужно для повседневного обихода.
— Опять где-то идет война. Кто знает, для чего все эти бои, все эти отступления и наступления. Но так идет с тех пор, как я был мальчишкой, так будет и после моей смерти, — я в этом уверен.
С тех пор, как он был ребёнком и сидел на коленях матери, никто не видел его тела. А сегодня его увидит женщина, и ему хочется, чтобы оно было чистым.
Он был груб, потому что стыдился, и даже себе не хотел сознаться, что ему стыдно.
- Продать свою землю! - повторил Ван-Лун, пораженный. - Значит, они в самом деле разорились. Земля - это плоть и кровь человека.
И целебная сила земли вошла в его тело, и он излечился от своей тоски.
Везде шептали, что подходит неприятель, и все, у кого хоть что-нибудь было, боялись этого прихода. Но Ван-Лун не боялся, не боялись и другие обитатели шалашей. Они не знали, прежде всего, кто этот неприятель, и терять им было нечего, так как даже жизнь не имела для них большой цены. Подходит неприятель? Что же, пусть подходит: ничего не может быть хуже их теперешнего положения.
Конец семье, если вы начнете продавать землю, — сказал Ван-Лун, задыхаясь. — От земли мы ведем начало и в землю должны лечь. И только владея землей, можно жить: землю никто не украдет у вас.
Лучше быть первым с безобразной женщиной, чем сотым с красавицей.
— Землю у меня не могут отнять. Труды свои и урожай своих полей я вложил в то, чего отнять нельзя. Если бы у меня было серебро, они взяли бы его. Если бы я купил запасов на это серебро, они взяли бы их без остатка. У меня есть еще земля, и она моя.
Пять лет ничего не значат в жизни человека, если только он не слишком молод и не слишком стар.
- До чего ты невежествен, ты, до сих пор не остригший косу! Никто не может послать дождь, - но какое это имеет отношение к нам? Если богатые поделятся с нами, то не все ли будет равно, есть дождь или нет, раз у всех будут деньги и пища?
А на что нам красивая женщина? Нам нужно, чтобы женщина смотрела за домом, рожала детей, работала в поле, — а разве красивая женщина будет все это делать? У нее на уме будут только наряды.
Лицом к нему стояли маленькие боги, и он заметил, как пристально они смотрят на него, и вспомнил, как он их боялся раньше, а теперь ему было всё равно, потому что он разбогател и не нуждался в богах.