Степь

Саднящий автофикшн, или Сильно. Больно. Хочу ещё

Вот вам и прелесть тридцатипятилетия, - наконец на сцену вышли мои ровесники. Совершенно уникальные эмоции испытываешь, когда читаешь прозу людей, с кем у тебя почти одинаковое культурное прошлое. Мы росли на одних песнях и с одинаковой бандитской романтикой, у нас очень похожий опыт межличностных отношений. Многих из нас воспитывали мамы и бабушки, а папы растворились в тумане. В общем, теперь российская литература становится какой-то совсем родной, только успевай ловить инсайты.

Героиня заново знакомится с собственным отцом. Его было много в ее детстве, когда Союз рухнул, и образовались криминальные группировки. Папа был сильным и крутым. Потом наркотики изъяли его из мира девочки. Вернулся отец уже в другом образе - грубоватого дальнобойщика, слишком простого для столицы. Он везёт свою дочь в Москву, где она собирается поступать в ВУЗ.

Саднящий автофикшн, в котором автор и герой срастаются. Слушаю интервью Васякиной на канале Книгогид и понимаю, что местами она пытается отделить себя от своего персонажа и реального отца от книжного, но сила притяжения сильнее. Они неизменно сливаются в одно. Нет, наверное, мощнее по силе воздействия на читателя жанра, чем такой автофикшн. Травмированный взрослый берет и перерабатывает свои боли, умело, в силу образования, превращая их в роман.

Деромантизация (о Боже, опять «де-») бандитских 90-х важная часть «Степи». Есть у нас особая потребность в ностальгии, даже если опыт был травмирующим. Однако одно дело ностальгия, другое - приукрашивание действительности. Мозг ведь часто отбрасывает тревожные моменты прошлого, превращая воспоминания детства в патоку. Автор-героиня была тогда счастлива, живя по законам своей семьи, с легкостью их усваивая. Взрослая Васякина страдает от осознания неправильности и соучастия. Как раз моя любимая тема: а это точно, что нужно расковыривать старые раны и нести с собой всю жизнь этот груз? Точно ли, что модные сегодня психологи помогают выйти из тревожного состояния? Мне все больше кажется, что происходит обратное. Гибкая человеческая психика хорошо работает с памятью, сглаживая углы, аннулируя ужасы. Нет, нужно вытащить их наружу и ещё раз прожить, чтобы больше уже не забывать! Не знаю, сомнительная практика. Время покажет.

Интересный пласт романа знакомство во взрослом возрасте с папой, годами жившем в воспоминаниях. Одно дело, когда ты все время находишься рядом с человеком, и совсем другое, когда расстаёшься на очень долго, а потом узнаешь его заново. Несовпадение картинки реальной и идеализированной наверняка травмируют почти смертельно. Да, был бандитом, но крутым, приносящим в дом блага, которых не было у других. Или лучше сегодняшний отец - угасающий грубый дальнобойщик, которого мало что интересует в этом мире. Просто призрак того, большого и сильного.

Спасибо Оксане за откровение, за обнажение перед читателем. Вижу, что это общая характеристика нового поколения писателей в России. При этом ей не стать банальной, потому что у каждого разный опыт, несмотря на общий культурный фон. Снова и снова нас огорашивает то, что выходит из внутреннего мира на поверхность бумаги, печатается немалыми тиражами. Сильно, больно. Ещё.

Наш путь степной

мой отец был дальнобойщик
он возил мертвых и живых кур арбуз трубу
иногда по зимам когда нечего было везти он простаивал в степи неделями
...
степь красива и есть за что её любить
я люблю её хотя бы за то что на неё невозможно смотреть подолгу становится страшно тоска закипает в груди и хочется только бежать и бежать и бежать
пока степь не кончится.
...
он умер от СПИДа
его похоронили над степью с видом на объездное шоссе.
"Эти люди не знали моего отца" Оксана Васякина

Это шедевр. Прошла примерно неделя с того времени, как слушала книгу в исполнении автора - я из поколения родителей Оксаны Васякиной и чтобы написать "авторки", пришлось бы себя переламывать. Так вот, прошла неделя, а голос ее во мне. Не в ушах и не в голове, а в груди, чуть выше солнечного сплетения. Там, где живет душа.

Это место, а не ум и не сердце отозвалось на самое начало книги. Вот она говорит, что степь похожа на жилистый кусок мяса, а потом - что на мягкий живот. А я в это время вообще мариную огурцы и душа лежит в груди, мягким комочком, хочет, чтоб не трогали, душа изболелась-исплакалась за последние месяцы, но вот прямо сейчас на привычные ранки нарастает мозоль , нехорошо, но как не порадоваться прекращению боли?

Вдруг, слушая это про степь, чувствую,  что душа набухает, заполняет всю меня, а когда подступает к глазам, появляются слезы. Не оттого, о чем этот текст, а оттого, какой. Простой, лишенный красивости, прекрасный. Он как оправдание и воскрешение всего жившего. Не в федоровском смысле общего дела и не в христианском второго пришествия, а вот были, ходили (ползали, скакали, летали, плавали) разные по этой степи многие миллионы лет, и все они сейчас снова в ней, и она так же неотвратимо поглощает их. Как поглотит нас, так же равнодушно.

Так не было год назад, когда я читала "Рану". Тогда думалось:  как хорошо,  смело и откровенно,  точно в деталях, горько без придавливания слезной железы. "Рану" я полюбила умом и может быть сердцем, душа от нее не выплескивалась. "Степь"забирает тебя целиком, этой незамысловатой историей о том, как отец дальнобойщик везет дочь поступать в Литинститут, перемежаемой воспоминаниями молодой женщины о детстве, о родных, о времени.

Об отношениях между родителями, когда они были вместе, и о жизни без отца, который исчезает из твоего пространства на десять лет а потом появляется ненадолго, чтобы скоро уйти насовсем. Но и за то время, что вы проводите вместе, вам так ни разу и не удается толком поговорить. Он, твой отец, легко и как-то мгновенно налаживает контакт с другими мужиками, которые оказываются рядом, он видит в них людей. достойных уважения, находит общий язык. Садится в пойманную "Нивку" (иномарки принципиально не тормозит) на переднее сиденье: "едем на оптовку, затаривать тебя".

Еще раз, чтобы понятнее: вы самые родные друг другу на этом свете люди, вы давно не виделись, он специально подгадал рабочий график, чтобы навестить тебя, поддержать, помочь продуктами. И вот, он садится на переднее сиденье, разговаривает с водителем, а ты сзади одна, выключенная из фрейма. Не по необходимости, не оттого, что рядом с тобой на заднем нет места - лежит, например, что-то, и не потому, что он хочет тебя наказать. Нет, ему просто не приходит в голову, что с тобой, женщиной, можно общаться.

Он проявляет заботу другим способом, вот затарит тебя овощами-фруктами. Было бы у него много денег, купил бы тебе квартиру, в точности так же внимательно беседуя с риэлтором, юристом, прорабом, если они мужчины, и выделяя на весь процесс общения с тобой не больше сотни слов -  о чем с бабой говорить? Но богатым ему не бывать, хотя дальнобойщики  шоферская элита, водители легковушек и всякие маршрутчики относятся к ним с почтением. Платят им за рейс хорошо, хотя жизнь, конечно, собачья: ешь из миски, спишь в конуре, ссышь на колесо - однако платят. Ну, может быть, но умение обращаться с деньгами не сильная сторона твоего отца.

Он босяк, даже "Братан", как он зовет свой МАЗ, не его. Ничего не нажил на этом свете, а когда речь у вас заходит все же о твоей будущей профессии, советует тебе быть как Горький, "он из наших, из босяков". А стихов твоих он не понял. И все-таки он твой отец, лучший на свете. Гляди, как ловко управляется в этой своей спартанской жизни, только дальнобойщик может помыться и побриться в степи, имея полтораху воды и немного "Фейри".

Он твой отец, он худший человек на свете, он чудовище. Он был в "бригаде", кололся героином, сидел в тюрьме - все это, когда был так нужен тебе.  Он бил смертным боем красавицу мать, когда она ему изменила. Он заразил сожительницу СПИДом, от которого умер сам. Вот так складываются, совмещаются, переплетаются и перекручиваются отношения с самыми близкими. Вгрызаясь острыми шипами, сглаживая остроту и обволакивая слизью, жемчуг из такого не выходит, получаются уродливые наросты, но что уж теперь.

"Степь" - это о родных. О том, как люди. которым быть бы по всему самыми близкими, отдаляются друг от друга, воздвигают непроходимые барьеры, лишают себя тех, кому больше всего нужны. О глубоко укорененном в российском обществе неравенстве и практическом отсутствии социальных лифтов, хотя бы даже история героини являла этому антитезу. О немыслимой разнице стартовых условий, о том, что если ты из глубокой провинции и не рожден с серебряной ложкой во рту, занять достойное место под солнцем просто добросовестным честным трудом невозможно.

Об отношениях между маскулинным и феминным, о том, что фундамент российской идентичности патернализм во всех сферах, укорененный необычайно глубоко. Я тебя породил (кормил-поил-одевал-обувал-учил), я тебя и убью - формула, воспринимаемая скорее естественно, чем с ужасом и отвращением, как это должно бы быть не в таком бедном и жестоком обществе.

О великой степи, которая могла бы стать цветущим садом, но есть то, что есть - место Иванов, не помнящих родства. Бескрайнее пространство забвения.

#НЛО, Оксана Васякина, феминизм, 90-е, провинция, домашнее насилие, человек_в_пейзаже, аудиокнига

ТГ Book Addict

«Ждать в этом мире, мире простёртого серого пространства, означало торопить события, навязывать им свою волю. Ждать было чем-то запретным. Необходимо было просто жить. Проживать каждую минуту, приём пищи и отправление нужды. Спокойно и с вниманием прожёвывать простую еду, курить потрескивающий от накопившейся за ночь влаги синий Winston. Всё делать со вкусом»

Дилогия Оксаны Васякиной построена на противоположностях. Это дихотомия не только женского и мужского, но и Астрахани и Усть-Илимска, заснеженных пустых пространств Сибири и непрекращающейся открытой степи, детского и взрослого. Как и девятилетний Егорушка в «Степи» Чехова, рассказчица в одноимённом романе Васякиной оказалась в этом пространстве в качестве несмышленого компаньона умудрённого опытом взрослого, для которого степь – привычный, знакомый каждой своей песчинкой мир и место силы. Девушка подглядывает и подслушивает, знакомится с установленными правилами и открывает для себя жизнь в дороге, где моются полторашкой воды, едят хлеб с арбузом и где не хотят никуда приезжать, хотят просто ехать. Ей уже 20, но для отца, которого она в последний раз видела 10 лет назад, Оксана никогда не будет взрослой, потому что мир взрослых в его понимании – мир армии, тюрьмы и дальнобоев. Это мужской мир.

«Воровская или бандитская жизнь циклична, после каждого приключения наступает момент ресторанного блаженства. Здесь ничего не делается для спокойной порядочной жизни, единственное благо в мире блатной песни – экстаз от краткого мига свободы и проявления своей власти над корешами и женщинами. Миг свободы потому и сладок, что предательство и арест заранее вшиты в этот быт»

Вспоминая своё детство в Усть-Илимске, отца, который видел подельников чаще, чем жену и дочь, а водку, анашу и героин любил больше, чем их обеих вместе взятых, рассказчица исследует мужской мир девяностых-начала двухтысячных. В этом мире жили вчерашние пионеры, люди «советской закалки». Они создали свою мифологию, описанную в песнях Михаила Круга или Ивана Кучина и запечатлённую в сериале «Бригада». Согласно её мифам, они были исключительные, благородные разбойники, рыцари света. Согласно взгляду из дня сегодняшнего – обычные уголовники, бандиты, шовинисты.

«Дело было в том, что я была всего лишь зеркалом для взволновавшегося лирического героя внутри моего отца»

В «Степи» нет никакого осуждения мужчин, среди которых рассказчице довелось расти. Ни явного, ни скрытого. Как нет и оправдания их поступкам. Васякина смотрит на свои воспоминания об отце не только с дистанции прожитых лет и накопленного опыта, но и с той, что появилась у неё благодаря литературному творчеству. Раз уж ты решаешь делать героем произведения реального человека, помни, что писатель должен описывать, а не давать прямую оценку. Последнее – прерогатива читателя.

Книжный Телеграм

Всё не то, всё не так

После возвращения из «Степи» мне пришлось заново учиться дышать. Я так боялась пропустить хоть слово, что постоянно задерживала дыхание. Так звучит поэзия на языке прозы. И это редкий случай, когда каждое слово на своём месте. Даже если некоторые слова потерялись, это не ошибка, а лишь ещё один признак авторской неустроенности, бездомности, обречённости на скитание.

Эту самую бездомность пророчит писательнице ещё её дедушка, а она в тот момент чувствует себя из-за разоблачения как никогда уязвимой. А ещё очень счастливой — от облегчения, что её до донышка поняли.

Мне кажется, вся эта книга — литературного рода разоблачение. Да, больше всего героиня-авторка говорит о своём отце и о степи — причём подбирает такие слова, будто Степь — живой человек, а может даже — отражение её отца. Они едут на фуре через российскую степь, и она смотрит на Отца в Отце и думает Отца. Каждый разговор с матерью — это попытка понять Его. Не только на степном просторе, но и на рынке, в придорожном кафе, слушая блатные песни, в чужих машинах, в Москве, в Волгограде, в книжном, в доме его матери, читая античный эпос, на берегу реки — дочь смотрит и думает. Её поиски понимания не прекращаются, даже когда отец покидает её.
Да, в книге так много взглядов и мыслей об этом человеке, что легко ошибиться и принять его за главного героя. Но стоит только вспомнить причину, почему героиня-писательница встретилась со своим отцом, как всё встаёт на свои места.

Мать часто говорила, что дочь слишком похожа на отца. Но та слишком давно не видела его, чтобы понять, что мать имеет в виду. И она нашла отца, она отправилась с ним в путь через степью, чтобы увидеть его — и понять себя. Ведь она — его продолжение на земле. Она его дочь, она дочь Степи. Ей нужно понять её, чтобы разоблачить самое себя.
Она действительно на него похожа. Такая же бездомная, бедная, вечно в пути, в стремлении неизвестно куда. Порой такая же холодная. И так же склонная брать ответственность за людей, а потом чувствовать вину, если с ними что-то идёт не так. Как думаешь, возьмёт ли она ответственность за меня? Потому что, кажется, со мной что-то не так. В конце она сказала, что боялась отца, всё-таки он был жестоким человеком, но, может быть, она боялась не только его, но и того, что она может быть такой же жестокой? Или что её ждёт такой же неприкаянный конец?..

Пока что Оксану Васякину ждёт дорога и ждёт поэзия. Вы читали её стихи? Её поэзия — это сны, которые снятся музыке. Её проза... что ж, это бесконечный кошмар, уродливая нежность и секс мертвецов. И мне это нравится.
Недавно на выставке я видела интересную картину. Она была выполнена в розовых тонах, иногда с оранжевым, красным, жёлтым, точнее, телесным подтоном. Краска была прозрачной и воздушной, словно акварель — нет, скорее акрил, хотя ручаться не стану. Поверх неё ложился графический портрет мужчины. Обнажённый, он сидел на полу и одним глазом смотрел прямо на меня. Второй глаз был прикрыт рукой — он облокотился о колено, чтобы было проще сидеть, и как бы случайно рукой прикрыл половину лица. Его складки, его волосы по всему телу, торчащие из-под кожи кости, сморщенное лицо, похожее на измятую бумагу, — на самом деле, он был отвратителен в своей естественности. Но нежная цветовая гамма сводила на нет все негативные чувства, и я не успела уловить момент, когда начала любоваться этим мужчиной. Да что там, почти стариком. Вместо стольких слов я могла бы приложить фотографию картины (конечно, я сделала снимок на память), но мне стыдно, что я была настолько заворожённой, что даже не посмотрела на имя художника.
С этой книгой примерно так же. Я опомнилась и задалась вопросом, а кто же автор, только когда книга закончилась. К счастью, в этом случае установить авторство не составляло труда. Узнать её имя, увидеть её лицо. Прочитать её стихи и вздрогнуть от их естественности. Прочитать её книги. Наверное, всё это не поможет мне по-настоящему узнать человека, тем более что она, как мне кажется, и сама ещё не уверена, кто она. Но немного понять и запечатлеть в душе — пока этого будет достаточно.

Мне трудно объяснить тебе в логичных и строго выверенных фразах, что именно мне понравилось в «Степи». Возможно, именно то, как героиня-писательница вскрывает всю отвратительность жизни — и одновременно позволяет увидеть её красоту. А может быть, дело в эмоциях, которые возникли во мне? Они не похожи на чувства героини, они мои собственные — и всё же именно они заставляют ценить прочитанное. Я словно выросла как человек. Знаешь, летом иногда бывает так жарко, что хочется содрать с себя кожу, потому что кажется, будто без кожи будет проще почувствовать прохладный ветерок. Вот такая это книга. Хотя и кожа это была ненастоящая, но «Степь» содрала её с моей души, и я наконец-то чувствую не вымученные книжные эмоции, а что-то своё, глубинное.
Наверное, каждый должен сам вылинять из старой душевной кожи — чтобы стать больше, выше, сильнее. Но от помощи хорошей книги никогда не стоит отказываться.

Я бы хотела танцевать и писать отзыв на эту книгу. Но когда я кружусь по комнате, пальцы почему-то не дотягиваются до клавиш.

ДП 2022, сентябрь, основное задание (доп)

Все мы родом из детства...

Мало кто из детей в детстве, да и порой даже в более зрелом возрасте, способен правильно понять своих родителей. Меня в свое время к некому пониманию привело свое собственное, часто не самое удачное родительство. Только осознание, что мои дети так же смотрят на меня, оценивают, а я опять где-то задвигаю своих детей на предпоследнее место, осознание этого несколько примиряет со своим тоже не самым удачным началом жизни. Возможно, это так и задумано горними законами, чтобы в детстве каждому ребенку не было дано имнно того, что он или она хочет. Для детей, жаждущих свободы обязательно найдутся гиперопекающие родители, для детей, нуждающихся во внимании и нежности, найдутся родители холодные и бесчувственные, ребенок-мечтатель родится в семье прагматиков-материалистов и обязательно будет получать свой ушат холодной воды за шиворот.

Но в какой-то момент выросшие дети приходят к этой рефлексии, а дальше как пойдет, или приходит понимание и прощение, или рождаются обиды на всю жизнь или поселяется тихая нежная грусть о несбывшемся, о том, как все могло бы быть совсем иначе. Героиня Оксаны Васякиной в книге “Степь” именно таким образом переживает, прорабатывает свое детство, вообще прошлое и в ее фокусе отношения с отцом. Отца зовут Юрий, в честь Гагарина, это глубоко уставший и потрёпанный жизнью человек, в свои немного за сорок он выглядит как глубокий старик. Вместе с отцом, которого не видела десять лет, героиня совершит путешествие из Владимира в Москву на его МАЗе, большегрузной фуре, которую отец называет Братаном. Отец водитель-дальнобойщик, он родился и вырос в Астрахани и степь для него привычный, родной ландшафт, в степи он открыт всем ветрам и ничего не боится.

На протяжении всей книги мы слышим именно голос героини, фигура отца вроде бы на первом плане, но одновремнно на втором, потому что все поступки этого человека преломляются через призму сознания автора. Мы никогда не узнаем, почему этот человек поступал так, а не иначе, потому что сам он с нами не поговорит. Сказать что отец героини был каким-то плохим отцом и вообще плохим человеком вроде бы нельзя, ведь сама героиня не дает этому никаких особых оценок. Скорее это был человек своего времни, героиня стесняется отца, его бедности, неустроенности, необразованности. Наверно это вечное, как мы стеснялись наших родителей, так и наши дети будут стесняться нас и им тоже будет нужно пройти через свою рефлексию и совершить свой путь к принятию.

В молодости отец героини принадлежал к так называемому “блатному” миру, тому самому, из “Бригады”, песен Михаила Круга и Ивана Кучина. Он употреблял героин, спиртное и исчез из поля зрения семьи. Бурная молодость и тяжелая болезнь рано подкосили этого человека. ВИЧ-инфекцию отец героини не лечит, то ли не знает о возможном лечении, то ли не хочет ничего менять и считает что проживет столько, сколько отмерено. В итоге героиня едет одна, уже на похороны, отец скоропотижно умирает от бактериального менингита, частой причины смерти людей, которые вич не лечат. Кто-то скажет естественный отбор, но видно, что человек уже настолько пуст энергетически, что сил на малейшее изменение судьбы у него уже нет.

По словам матери героини она больше похожа на отца, чем на нее. В этом путешествии с отцом героиня тайно надеется встретить себя, она тоже путешественница и искатель, она пишет стихи, прозу и спит с девушками. Как в конце 90х и начале нулевых было модно быть бандитами и наркоманами, так в наше время модно быть нетрадиционной сексуальной ориентации. И конечно, все это по зову сердца и внутренней сущности, кто бы спорил.

Через море рефлексии и океаны внутреннего осуждения, через вечное “я никогда не буду жить как вы” неизбежно приходишь к тому, что в глубине себя самой ты плоть от плоти и дух от духа как твои родители. И все попытки убежать, спрятаться, замаскироваться лишь еще больше обнажают суть, которая может внешне казаться совсем иной, ты годы что-то там искал, был “не такой как все”, но если разобраться, с возрастом начинаешь все больше напоминать своих родителей. Уже замечаешь, что делаешь это прям как мама, а думаешь как папа. И уже твои дети скоро начнут доказывать тебе, что они то точно не такие и такими никогда не будут. Лишь бы хватило мудрости не спорить, а принять этот этап и внутренне по-доброму усмехнуться.