Никто не знает что на душе у смеющегося человека. Никто кроме тех, кто от отчаянья тоже спасается улыбкой
Когда душа болит, смех - это первый шаг к выздоровлению.
Меня карать - то ещё удовольствие, должна признать. Кто ко мне меня карать придёт, тот в своей смерти безвременной и виновен, ибо нечего лезть, куды не просят.
Я ведьма, а значит, я, как и все ведьмы, истово верю, что в итоге победит справедливость. Мы такие. От природы, от рождения, от крови… не знаю от чего, но мы такие. Ведьмы верят, что рано или поздно всем воздастся по заслугам. Ведьмы верят в справедливость. Ведьмы не могут пройти мимо тех, кто был несправедливо обижен.
Суровые времена требуют суровых решений.
Задним умом все мы умные.
Медведь был со мной не согласен, логика и здравый смысл тоже, но какая ж ведьма мимо несправедливости жгучей пройдет? Правильно – умная. А это явно не я…
– Девка она ладная, это я тебе со всей уверенностью говорю. Красивая даже девка. Волосы рыжие до талии, груди во! – барон обрисовал окружности, до которым и коровьему вымени было далековато. – Кожа белая, аки молоко молочное. И тут рядом со мной раздалось нетерпеливое:
– Что там? Дернув плечо, ответила, чтобы отвязался:
– Груди мои великие обсуждают, и молоко молочное. Поняла что сказала, открыла глаза уже в своем теле, взглянула на охранябушку, тот скептически смотрел туда, где груди то особо и не было, если уж откровенно.
– Вот не надо на меня так смотреть! – прошипела, сжимая клюку.
– А может, мы тебе вымя приделаем? – с абсолютно серьезным лицом, предложил охранябушка, и в синих глазах заискрились смешинки.
- Но ты себя глупой не считаешь, не так ли?
– Почему же? – я посмотрела на него. – Считаю. Больше скажу – я искренне убеждена в этом, охранябушка. Но, видишь ли, глупые ведьмы вроде меня, которые в курсе, что умом не блещут, там где неспособны взять умом – действуют хитростью, а подспорьем им служит упорство. Я не самая умная, я знаю это, я не спорю с этим, я просто живу, охранябушка, точно зная, что даже за самой темной ночью, неизменно следует рассвет. А за самым сильным заклятием – следует не один, а множество путей его уничтожения.
Первый парень на деревне… тьфу ты в городе. Плечистый, румяный, волосы, что пшеница спелая, глаза как васильки луговые, девки от вида его сами падали, да только… наследником Осол не был, был сыном младшим, а соответственно наследства лишенным, а потому светила ему служба в армии королевской, либо «А те кто дев лесных в жены возьмет, от военной службы освобождаются».
Лес – он лечит, все лечит. Со временем, но лечит. Лес это жизнь, и в этой жизни на смену павшему дереву, всегда придет новое, а сгоревшая сосна опадет сотнями семян из раскрывшихся шишек. Лес лечит, вот и меня вылечил, от любви и от вины, от горя и надежд. И лес учит прощать. Я простила
Весна у ведьмы это не молодость, мы и вовсе не стареть можем, весна – это пора, когда распускались чувства, когда сердце наполняла любовь.
Маги это маги, у них разум завсегда на первом месте, а я ведьма – я слушаю сердце свое. Мы разные. Я понимаю это, и менять его не желаю. А он маг, он меня понять не в силах, от того и гневается.
У волков ведь как – одна любовь на всю жизнь, одна пара на весь волчий век, и коли любимых теряют, а детей вырастят… существование теряет смысл.
В следующий миг у мага сильно вытянулось лицо и я не могла винить его за это – у кого хочешь вытянется, если кто-то залезет к нему в штаны лианой, на предмет проверки осеменительных способностей.
– Можно я ее сожгу? – очень тихо спросил мужчина, к его чести стоически переносящий вторжение в свое интимное пространство.
– Нельзя, она бессмертная, – обрадовала я.
Взвыл на последнем слове заклинания ведьмак, да так громко, прочувствованно так, что воющий в невдалеке на луну волк замолк, посрамленный, после вообще выть передумал и ушел.
– Кхе-кхе, – начала я, едва приблизилась к третьему повороту от могучего дуба. – Ой, чую духом человечьим пахнет… – скривилась и гораздо тише добавила: – Можно было и без вина перед походом обойтись, перегаром теперь на весь лес несет.
– Послушай, охранябушка, – я села на край постели, поджав ноги и не покидая теплого одеяла, – а как ты относишься к идее, что некоторые мужские органы следует снабжать столь же надежной защитой, какой природа защитила… орехи, к примеру? Спящий на полу маг, рывком сел, посмотрел на меня с недоумением потрясенным. Его можно было понять. Ему можно было солгать. А можно было вообще ничего не говорить, но: – Чаща моя только что сильно ведьмака и Тиромира в интимных местах покалечила, резонно сочтя данные органы бесполезными, – сообщила я охранябушке. – Ты бы поберегся.
– А за службу…– начал было мужик. – А за службу твою, не буду к тебе как к мужику приставать, – мерзко хихикнула я.
– По рукам! – мгновенно согласился он.
Леший у меня он такой – случайно-мстительный.
- Дети – дар, а не собственность, Савран, запомни это!
Но самым выдающимся был выкрик:
- Осени меня крест господен, это ж аспид!!!
И мы все в полнейшем изумлении уставились на моровика. Просто где нечисть и где крест господен?
— И кто же я тебе? Раб? — вопросил повелительным голосом мужик.
— Охраняб, — поправила я
...коли назвался груздем, не вопи, что ты поганка к обучению не склонная вот совсем никак!
За годы жизни в одиночестве, я привыкла есть… иначе. Там пирожков купишь, там в деревеньке перекусишь, а дома ягоды, чай, бутерброды, творог со сметаной — и что девушке еще надо? Мне хватало. И было же все хорошо, так нет же — мужика завела себе!
Теперь корми.