Судью Ирину Полякову вызвали в горком партии и дали четкое указание: пилотов, которые посадили неисправный самолет на воду и тем самым спасли пассажиров, признать виновными. Этого требует международная политика: если станет известно, что авария произошла не из-за разгильдяйства людей, а вследствие поломки конструкции воздушного судна, страны-партнеры одна за другой откажутся покупать самолеты этой марки. Что значит доброе имя двоих людей в сравнении с возможными проблемами родной страны? И в...
– Удивительные пассажиры нам сегодня достались, – задумчиво произнес Зайцев, – просто удивительные! Спокойствие и взаимовыручка перед лицом опасности, настоящие советские люди.
...путь не бывает без препятствий, просто надо уметь их преодолевать.
– Кроме правды есть политика. Международный престиж, добрососедские отношения, моральный климат в обществе – словом, всякие такие штуки. Открою вам тайну: оставался крохотный шанс, что дело развалится, даже после того, как я сдал пост, ибо мой заместитель тоже не хотел этого суда. Отправили бы наверх заключение, что авария произошла из-за ошибки пилотов, но в их действиях не обнаружено состава преступления. Передали бы несчастных мужиков на поруки коллектива, там у молодого вырезали бы талон, старого отправили на пенсию, да и все. И на тормозах. Но после Чернобыля такой выход стал немыслим. Представьте, советские граждане еще не отошли от шока, как узнают, что их еще и возят на ненадежных самолетах. Это что за правительство, которое допускает взрывы атомных реакторов, авиакатастрофы, столкновения поездов, зададут они вопрос, и что мы сможем ответить? Только одно – виноват стрелочник. Поэтому, Ирина Андреевна, приготовьтесь к тому, что вас заставят сделать процесс закрытым, ну а после приговора журналисты уж постараются живописать пилотов сказочными разгильдяями, а об этом несчастном шасси даже не заикнутся.– То есть люди летели себе спокойно на совершенно исправном самолете в Москву и вдруг решили, что-то культурки вдохнуть захотелось, а дай-ка мы сядем на Неве, так давно в Эрмитаже не были, что аж скулы сводит. Так что ли?– Примерно.– Но это ведь бред!
Сердце сжалось от жалости к этой девочке, ведь Ирина понимала, как тяжело решать, когда над тобой довлеет страх, чудовищно искажающий картину реальности. Очень трудно, когда ужас перед родителями застилает глаза, и, кажется, готов на все, лишь бы избежать их гнева.
Мы оба видели, что топлива у нас еще полно, а что да почему, пусть эксперты голову ломают. Ладно, пошли, сейчас следователь будет из нас идиотов делать.
– Было-было! – перебил бортинженер. – И по приборам, и по расчетам. Лев Михайлович по северной привычке всегда с перебором заправляет, ведь керосин как страхование жизни, лучше, когда он есть и не нужен, чем наоборот. На Севере хорошо, если обгонишь буран, а если нет? Основной аэродром закрылся, пока на запасной шел, там тоже видимость ноль, и что тебе делать? Тут-то НЗ и выручает. Вот, вообще говоря, судьба… Всю жизнь боялся недостатка, а пострадал от избытка.
...интеллигенты бывают двух видов. Одни делают гадости стыдясь и мучительно страдая, а другие, напротив, выставляют свое свинство напоказ. Да, я сволочь, но я хотя бы понимаю, что делаю, и не обманываю ни себя, ни вас! Так что я даже, можно сказать, молодец!
– Товарищи, не волнуйтесь, я все равно уже опоздал, – сказал он хрипло, отступая в угол зала, – спешить некуда.
– Зачем этот фарс? – презрительно хмыкнула пушкинистка. – Говорильня эта, свидетели, то-се, когда мы прекрасно знаем, чем кончится. Время только тратить.– Как же иначе? Ведь наш долг установить истину, – заметил Валерий Викторович.– Истина нам спущена сверху, – у Марии Абрамовны оказался приятный басовитый смех курильщика, – так какой смысл устраивать спектакли? На кой черт все эти ритуальные действа? Честнее было бы как при Сталине, в три секунды бумажку подмахнули и разошлись, а теперь разыгрываем гуманизм, а по сути то же самое.
«Нет, Бабкин, – мысленно перебила Ирина, – у нас в стране индульгенцией является только героическая смерть».