Читала с нарастающим внутренним отторжением. За внешней «красотой традиции» здесь слишком много узаконенной боли, которую предлагают принять как мудрость и достоинство. Танец первой жены — не символ силы, а публичный жест вынужденного согласия, когда женщине предлагают улыбаться в момент личного краха. Всё это подаётся как культурная норма, но по сути остаётся формой неравенства, аккуратно завернутой в эстетику.
Чем дальше развивается история, тем сильнее ощущение подмены понятий. Самоотречение называют внутренней силой, молчаливое терпение — благородством, а чувства женщины снова и снова оказываются вторичными по отношению к мужским желаниям и «устоям». Мужчинам в этой системе ничего преодолевать не нужно — вся тяжесть принятия ложится на женщину.
Видео, которое недавно гуляло по сети и явно вдохновило сюжет, меня не растрогало — скорее, ошарашило. Я не увидела там красоты традиции, я увидела очень сложную, возможно, сломанную человеческую ситуацию, которую принято романтизировать со стороны.
Финал с разводом выглядит скорее как авторская уступка читателю. Принятие героини родителями мужа и линия со старшим братом звучат уже почти как фантастика, призванная смягчить слишком жёсткую тему. В реальности такие системы редко отпускают просто так.
История, безусловно, цепляет и заставляет задуматься. Но для меня это не рассказ о принятии и силе традиций, а наглядный пример того, как боль можно красиво оформить и назвать танцем.
– Это то, о чем я думаю? – рассматриваю приглашение на свадьбу, которое протянул мне муж. Наконец-то брат мужа женится. Интересно, какая девушка умудрилась окольцевать убежденного холостяка? – Я так рада. Эмир смотрит на меня с непониманием. – Разве ты не рад? Мама, наверное, на седьмом небе от счастья. – Рад. Не думал, что ты так к этому отнесешься. – А как я должна отнестись? Давно пора! С нетерпением открываю карточку. И застываю, не веря глазам. – Там ошибка. Ты разве не видел? – Нет...
Чем дальше развивается история, тем сильнее ощущение подмены понятий. Самоотречение называют внутренней силой, молчаливое терпение — благородством, а чувства женщины снова и снова оказываются вторичными по отношению к мужским желаниям и «устоям». Мужчинам в этой системе ничего преодолевать не нужно — вся тяжесть принятия ложится на женщину.
Видео, которое недавно гуляло по сети и явно вдохновило сюжет, меня не растрогало — скорее, ошарашило. Я не увидела там красоты традиции, я увидела очень сложную, возможно, сломанную человеческую ситуацию, которую принято романтизировать со стороны.
Финал с разводом выглядит скорее как авторская уступка читателю. Принятие героини родителями мужа и линия со старшим братом звучат уже почти как фантастика, призванная смягчить слишком жёсткую тему. В реальности такие системы редко отпускают просто так.
История, безусловно, цепляет и заставляет задуматься. Но для меня это не рассказ о принятии и силе традиций, а наглядный пример того, как боль можно красиво оформить и назвать танцем.