Вид у него был мрачный. Если бы Юрьевский был тучкой — клянусь, из него бы в этот момент пошёл дождик…
— Я её за дело уволил.
— Да за какое дело?! Под горячую руку тебе наверняка попалась. Признавайся, уронила тебе на ногу цветочный горшок? Или, может, забыла почтительно поздороваться?
«Нет, всего лишь бухала на работе».
О, кстати. Надо же, встретила Макса — и живот прошёл. И гастрит забылся…
Воистину — любовь творит чудеса.
— Да ты что! Хрен был всегда. Он вечен и вездесущ.
— Угу… как песец…
— Сильная ты у нас, Тинка, — сказал дядя.
— Хотя кажешься хрупкой, а на деле… очень сильная. Вон, какого тирана и деспота всей душой полюбила. Это же все равно что Кощея Бессмертного или Змея Горыныча полюбить!
— Потому что ложь легче, чем правда.
Яна ... активно переживала из-за лишнего веса, которого Александр Михайлович в упор не видел.
– Какой ещё лишний вес? – спрашивал он с недоумением, оглядывая дочь. – Тебя надо кормить лёжа! Манной кашей и пирогами!
Всё, Леся. Ты же знаешь — сказки имеют свойство заканчиваться. И увы — в жизни они, как правило, заканчиваются плохо.
Но даже к боли постепенно привыкаешь. И живёшь дальше.
Дышишь, ходишь, улыбаешься… всё как обычно. И люди вокруг по-прежнему считают тебя беспечной девочкой. Простой, как пять копеек.
Если на своём пути ты встречаешь тупик, единственный выход — повернуть назад. И нам обоим было необходимо это сделать.
Александр Михайлович был человеком жёстким, как кровать без матраса, упрямым, как тысяча горных баранов, и непримиримым, как конфликт между Израилем и Палестиной.
- Идея как идея, - я пожала плечами. – Не хуже и не лучше любой другой идеи, которая может прийти в пьяную голову. Тут дело в вас.
- Во мне? – он недоуменно нахмурился.
- В вас, ага. Хрен вы на меня польститесь.
- Это ещё почему?
Я задумалась.
- Ну… я пьяная.
- Я тоже сейчас не особо трезвый.
- Ну… я ваш сотрудник.
- Я вас только что уволил.
- Ну… я мелкая.
Он на секунду задумался.
- Приподниму. Или на стол посажу. Поправимо.
Да в чём дело?! – вновь возмутился голос. – Вы чего, пьяны?!
И тут мне резко стало не до смеха.
Ма-м-ма дор-рогая! Это же никакой не голос. В смысле, голос, но не просто голос, а голос генерального директора!
Всё, Светка, допилась ты… только не до зелёных чёртиков, а до Юрьевского Максима Ивановича.
И почему именно его поступки я расцениваю как нечто особенное? Хотя глупый вопрос. Мое отношение делает особенными все его поступки.
Валлиус посмотрел на него почти с жалостью.
– Ты иногда тупишь ну просто как ржавый ножик, Берт.
«Было бы смешно, если бы не было так х… хрустно».
Дайд иронично улыбнулся и поднялся со стула.
– Ладно, я пойду, дел еще много. Вечером загляну, ты не против?
Берт поднял брови.
– А я могу быть против?
– Можешь, – пожал плечами Гектор. – Только я все равно загляну.
...Тебе не кажется, что во всём этом есть что-то неправильное, а? Когда вопросы «почему» и «зачем» задаются людям, которые делают что-то хорошее, и совершенно бескорыстно. Вот если один человек, скажем, изнасиловал другого человека… – Лиза вздрогнула, но не успела сосредоточиться на собственных эмоциях – Володя продолжал: – …В таком случае никому даже в голову не приходит спрашивать, зачем или почему. И так всё понятно. Объясняться должны люди, которые помогают другим людям. Мне давно кажется – в нашем обществе что-то не так, если зло кажется нам привычным и обычным, тем, что не нужно объяснять, а вот добро почему-то требует разъяснений.
"сытому доктору и пациент радуется"
"Выбор-это важно.Мы живём,пока можем выбирать"
"преступником может стать каждый. Вопрос лишь в необходимости преступления."
"Я не любила сказки и не верила в них. Потому что в сказках персонажам чаще всего достаётся даром и просто так- проще говоря,падает с неба. Я знаю- с неба может падать только дождь, снег или град. И больше ничего. За всё остальное необходимо бороться..."
– Здоров, значит, – хмыкнул заглянувший в палату Йон. – Больные не возражают против утки. Впрочем, – он на секунду задумался, а потом расплылся в улыбке, – настоящие больные вообще не возражают.
– Потому что пребывают без сознания? – съязвил Берт.
– Именно. Или у них нет сил возражать. А раз ты возражаешь, значит, выздоравливаешь. Что не может не радовать.
Любить — значит хотеть, чтобы твой любимый был счастлив. Даже если в этом счастье нет места для тебя самого.
Любовь нельзя разрезать, как торт, и поделить по кусочкам.