Александр Михайлович был человеком жёстким, как кровать без матраса, упрямым, как тысяча горных баранов, и непримиримым, как конфликт между Израилем и Палестиной.
- Идея как идея, - я пожала плечами. – Не хуже и не лучше любой другой идеи, которая может прийти в пьяную голову. Тут дело в вас.
- Во мне? – он недоуменно нахмурился.
- В вас, ага. Хрен вы на меня польститесь.
- Это ещё почему?
Я задумалась.
- Ну… я пьяная.
- Я тоже сейчас не особо трезвый.
- Ну… я ваш сотрудник.
- Я вас только что уволил.
- Ну… я мелкая.
Он на секунду задумался.
- Приподниму. Или на стол посажу. Поправимо.
Да в чём дело?! – вновь возмутился голос. – Вы чего, пьяны?!
И тут мне резко стало не до смеха.
Ма-м-ма дор-рогая! Это же никакой не голос. В смысле, голос, но не просто голос, а голос генерального директора!
Всё, Светка, допилась ты… только не до зелёных чёртиков, а до Юрьевского Максима Ивановича.
И почему именно его поступки я расцениваю как нечто особенное? Хотя глупый вопрос. Мое отношение делает особенными все его поступки.
Валлиус посмотрел на него почти с жалостью.
– Ты иногда тупишь ну просто как ржавый ножик, Берт.
«Было бы смешно, если бы не было так х… хрустно».
Дайд иронично улыбнулся и поднялся со стула.
– Ладно, я пойду, дел еще много. Вечером загляну, ты не против?
Берт поднял брови.
– А я могу быть против?
– Можешь, – пожал плечами Гектор. – Только я все равно загляну.
...Тебе не кажется, что во всём этом есть что-то неправильное, а? Когда вопросы «почему» и «зачем» задаются людям, которые делают что-то хорошее, и совершенно бескорыстно. Вот если один человек, скажем, изнасиловал другого человека… – Лиза вздрогнула, но не успела сосредоточиться на собственных эмоциях – Володя продолжал: – …В таком случае никому даже в голову не приходит спрашивать, зачем или почему. И так всё понятно. Объясняться должны люди, которые помогают другим людям. Мне давно кажется – в нашем обществе что-то не так, если зло кажется нам привычным и обычным, тем, что не нужно объяснять, а вот добро почему-то требует разъяснений.
"сытому доктору и пациент радуется"
"Выбор-это важно.Мы живём,пока можем выбирать"
"преступником может стать каждый. Вопрос лишь в необходимости преступления."
"Я не любила сказки и не верила в них. Потому что в сказках персонажам чаще всего достаётся даром и просто так- проще говоря,падает с неба. Я знаю- с неба может падать только дождь, снег или град. И больше ничего. За всё остальное необходимо бороться..."
– Здоров, значит, – хмыкнул заглянувший в палату Йон. – Больные не возражают против утки. Впрочем, – он на секунду задумался, а потом расплылся в улыбке, – настоящие больные вообще не возражают.
– Потому что пребывают без сознания? – съязвил Берт.
– Именно. Или у них нет сил возражать. А раз ты возражаешь, значит, выздоравливаешь. Что не может не радовать.
Любить — значит хотеть, чтобы твой любимый был счастлив. Даже если в этом счастье нет места для тебя самого.
Любовь нельзя разрезать, как торт, и поделить по кусочкам.
Любовь — это очень много… но долг — это все-таки чуть больше.
Никто не может прожить жизнь и не быть ни разу ни в чем не виноватым, особенно перед близкими. Когда мы чувствуем себя виноватыми, то просим прощения и пытаемся исправить ситуацию.
Так устроены мы все, ваше величество. О плохом вспоминаем сами, а о приятном приходится напоминать.
Горе делает слабее волю, разрушает тебя изнутри, а что изнутри разрушено, то гнилое. На гнилом ничего не держится.
Любовь нельзя включить или выключить по желанию. Это просто невозможно.
"Выбор - это важно. Мы живём, пока можем выбирать."
"Всё будет так, как должно быть, даже если будет иначе."
Собака — друг, а кошка — сосед по жилплощади
Это так важно — когда в тебя верят.
Правильное вообще редко бывает простым.