— Кари, — его голос стал едва слышен, взгляд практически потух, — уходи и не делай глупостей. Ты юная девушка, мир огромен, он у твоих ног и принадлежит тебе, ты забудешь обо мне очень скоро, поверь.
— А если нет?
— А если нет, нежная моя, то ты будешь принадлежать мне. Вся, без остатка. Все или ничего, Кат, я заберу все, учти это.
Если ты сейчас встанешь и уйдешь — тебе будет больно. День, два, возможно несколько, но ты из тех кошек, что всегда падают на четыре лапы. Ты встанешь и пойдешь дальше. И рано или поздно, в твоей жизни появится мужчина, Динар или нет решать будешь ты, но мужчина появится, и его ты сможешь контролировать. И это будет достаточно счастливый брак, нежная моя. Брак, в котором у тебя не будет боли, горечи от чувства поражения, и ненависти к тому, кто побеждает всегда. Со мной такого не будет. Я слишком сильно люблю тебя, нежная моя, слишком неистово, слишком всепоглощающе, слишком… С тобой всегда все было «слишком», Кари. Поверь, гораздо гуманнее позволить мне сдохнуть сейчас, чем день за днем убивать равнодушием, «потерплю» и тоской по Динару. Уходи.
Мы оба слишком хорошо знали, что такое ответственность. Любые чувства меркнут в сравнении с ней, если твоей ответственностью являются жизни многих и многих. И чтобы ни чувствовали я, он, и те, к кому мы что-то испытываем, ответственность смывает все, до самого основания, оставляя вместо цветущих садов первой любви, голые скалы того гранита, что является смыслом жизни правителей.
Когда произносишь то, что гложет изнутри, кажется, что станет легче, но нет — только больнее.
— Знаешь, нежная моя, а ты умеешь заставить мужчину искренне пожелать самому себе сдохнуть.
но мне кажется лишь женщина может нести в себе столько жизни, столько жизненной силы, и быть достаточно гибкой, для того чтобы не ломаться и оставаться сильной несмотря на все обстоятельства. И в тебе столько жизни, нежная моя, столько упрямства и упорства, столько огня…
Я лишь сидела, держа его ладонь, и понимая, насколько Араэден прав. Есть те, кто может позволить себе любить без оглядки, а есть те, на ком ответственность за многих, и у нас нет права на ошибку и чувства, потому что за наши чувства и ошибки кровью платят другие.
И вообще вы мой муж, соответственно, все что ваше — мое, победа так же.
— А что Араэн принц Ночи? — тихо спросила я.
— Пытается сохранить жизнь той, кто упорно больше жить не желает, — ответил император и язвительно добавил: — Мы с ним в сходных ситуациях, не находишь?
— Мы, — спокойно подтвердил кесарь.
Решила что сдохну тут исключительно вот из чувства упрямства.
— Мы сдохнем исключительно из твоего упрямства, — мягко поправил кесарь.
Что ж, в таком случае глянем на ситуацию под другим углом – убью, наконец, своего главного врага!
— А ситуация приобретает неожиданный поворот, — усмехнулся кесарь.
— Я сдохну с чувством полнейшего удовлетворения от собственной победы, — язвительно заявила супругу.
— Было бы чем… гордиться, — съязвил Араэден.
— Что имею — тем и горжусь! – непримиримо заявила я.
Он просто ответил «Нет». Мне много раз говорили, что я совершенно не разбираюсь в отношениях между мужчиной и женщиной… В отношениях возможно и нет, но в позиции свысока, в нетерпимости, в неуважении проявляющемся в нежелании понять позицию оппонента… Аршхан мог сколько угодно говорить о своей любви позже, но именно в тот момент я поняла, что нам не по пути – он не считает меня равной себе.
— Брак без обоюдного уважения – нежизнеспособен. Потому что брак — это, как ни крути, партнерские отношения. В нем супруги либо работают в команде, и тогда это успешный брак, либо становятся противниками… и подобное ведет в никуда. Вы никогда не задумывались над тем, по какой причине я запретила себе даже думать об Аршхане?
— Это детали!
— Но неоспоримо существенные, — заметил Араэден.
«Это был двуручный меч!» — гордо возразила я.
— Не буду спорить по данному лишенному смысла поводу, но не могу не отметить твою странную тягу к ржавым украшениям и чрезмерному желанию носить их не на груди, а в ней! — откровенно зло сообщил Араэден.
«Он мне шел!» — еще более гордо заявила супругу.
— Он тебе «лежал»! — разъяренно поправил кесарь.
— Чтобы дарить дыхание, нужно дышать самому. Утыррка дышит с трудом, что если у Ледяного Света не хватит сил вдохнуть в нее жизнь в следующий раз?
Нет, ну вообще ни в какие ворота! Врут нагло, в лицо, да еще и с пафосом запредельным!
— Все самое любопытное обычно кроется в деталях, — возразил темный.
— Сколько мужчин у тебя было? — внезапно спросил темный.
Нервный смех я подавила, посидела, сдерживая улыбку, и спустя несколько секунд, все же ответила:
— Мужей — трое. Вы четвертым будете.
Не могу сказать, что Арахандар как-то удивился, но как оказалось, интересовало его иное:
— Я спросил о мужчинах, женщина.
— в общем и целом ничего хорошего, но пока что радовала стабильность — в смысле все было стабильно плохо.
— Рискните, — прошептала я. — Риск, это вообще определенно ваше, мой кесарь, вчерашняя ночь прямое тому подтверждение, а нынешнее поведение всего лишь еще одно доказательство. Так что там с очевидным?
— Именно опыт и делает очевидным для меня то, что некоторые бывшие наследницы Оитлона отчаянно пытаются не замечать — в тебе просыпается женщина, Кари. Нежная, страстная и моя. Абсолютно, полностью, исключительно моя.
Поцелуй был сладким. Нежным, безумно осторожным, и практически опьяняющим. Я не сопротивлялась, понимая, что ему нужна моя магия и для восстановления, и для возвращения в Нижний мир, и не понимая, в какой момент, это все вдруг перестало иметь значение. Внезапной лавиной обрушилось мое срывающееся дыхание, словно ударом выбило землю из-под ног, и только крепкое объятие удержало от падения. Поцелуй, от которого закружилась голова, а сердце забилось так быстро, столь стремительно. Поцелуй, который не отбирал ни магию, ни силу, он давал. Давал так много. Так неожиданно. Так страстно. И вместе с тем…
Потрясающе, Катриона, просто потрясающе. Каждый раз, когда ты думаешь, что хуже быть уже не может – хуже берет и нагло заявляется по твою душу!
Я осела на землю, в ужасе глядя на кесаря, который больше не был живым. Нет, я помнила, что он бессмертный, и теоретически убить его можно было, только отрубив голову, наверное, но сейчас… я не слышала дыхания, я не ощущала сердцебиения, я не знала что делать.
И если у отчаяния есть грани — я познала их всех!