Книги Артем Артемов
«Мы едем в ашрам Агван-Тобгяла, довольно странного старика. Он глянет на твою татуировку, даст денег и пинка под зад. Может быть, иногда будет приглашать в гости. Это если ему татуировка понравится. У него в ашраме такой молитвенный зал, что ли, или собор большой. Сядешь там на коврик, где скажут, посидишь, послушаешь, как он мантры читает, и свободен. И все. Пять сотен долларов за пять минут сидения на коврике, плюс оплаченный проезд туда-сюда».
Что делать и как быть юному дарованию, выросшему без отца но постоянно пребывающему в его тени? Искать свой путь! А если при этом на него свалится груз прошлого своего клана? Стойко справляться со всеми невзгодами и плыть на закат! Не унывать и не стенать! Возможно ли на этом пути остаться просто человеком, когда проблемы начинались за долго до твоего рождения. Ребенок вырос и стальной рукой наведет порядок в оставленном ему бардаке.
«А потом пелена в очередной раз расступилась, открывая безоблачное голубое небо, и он чуть не умер от дикого заряда злобы и ненависти, который врезался в него, стоило лишь взглянуть в эту синеву, выходя из подъезда…»
«У меня чутьё. Я далеко не сразу узнал, что оно у меня есть, и лучше б не узнавал. Уж больно неприятные обстоятельства — в нашем городе начали пропадать девушки…»
«…Каждый, кто хоть немного знаком с ними, знает, что есть книги и Книги. Ты открываешь книгу и читаешь ее, а потом закрываешь, иногда даже не дочитав, и забываешь навсегда. Но с Книгами все иначе, это они открывают тебя, они читают тебя вслух, и ты сам не понимаешь, откуда взялось в тебе то, что ты слышишь».
Трое любителей «заброшек» и паранормальщины приехали пошарить в покинутой лесной школе-интернате. В нее трудно войти, а выйти… практически невозможно: какая-то нечеловеческая сила препятствует этому. Весьма действенно.
«Таких, как он, называют серийными убийцами. Только он считал себя умнее большинства из них. Ничего общего в облике его жертв, в способе убийства, в районе, где он убивал или местах, где находили тела. Общее было лишь одно — удовольствие от осознания собственного могущества и безнаказанности. Ощущение превосходства кружило голову и позволяло смотреть на всех свысока».
Иногда в нашей голове всплывают воспоминания из детства. Некоторые забавные, некоторые странные. А некоторые пугающие.
«Минутная слабость — сладковатый запах миндаля остановил, а красиво выложенные за стеклом разноцветные кружочки приковали взгляд и не позволили пройти мимо — принесла ей пять минут безграничного наслаждения, просто гастрономический оргазм! Мысли о пирожном не выходили из головы, кажется, и сейчас слюна во рту имела слабый миндальный привкус».
Карнавал один раз в год, а такой балаган приезжал в город один раз в двенадцать лет. Поэтому все дети города хотели посмотреть на него…
«— Вы сказали, что во сне вы бегаете по лестничным пролетам и галереям — с какой целью? Вы ищете что-то? Убегаете? У вас есть ощущение единого маршрута? Конечной цели, примерного пути?
— Нет, мне просто надо бежать».
«Когда вы день за днем, год за годом бултыхаетесь в этой унылой давящей клоаке, которую только подчеркивает серость домов и улиц вашего городка — нет ничего странного, что ваши мысли то и дело уходят куда-то в запретные дали.
Ну, а конкретно сегодня у меня есть дополнительный повод поразмышлять о ненужности своей жизни…»
«Смотреть в зеркало было боязно, но ничего кошмарного там не было. Глаз как глаз, радужка все того же непонятного сине-зеленого цвета с неровной желтой каймой вокруг зрачка.
…Я как-то даже не знаю, как это правильно сформулировать. Попробуем так: глаз на меня смотрел. Он на меня смотрел с каким-то… любопытством, что ли. На меня нахлынуло дикое ощущение, что смотрю я не в свой глаз, а в глаз какого-то незнакомца, который меня сам с интересом рассматривает».
«Сколько себя помню — нас всегда было четверо. Неразлучные друзья-мушкетеры, четыре сорванца, которые всюду носились вместе. <…>
Столько лет прошло, а что-то все держало нас вместе, не давало нашим путям разойтись окончательно. Мне иногда казалось, что именно мои злоключения не давали нам потерять друг друга. Но я никогда не задумывался над этим всерьез, ведь так решались проблемы любого из нашей четверки. Всегда вместе.
Не задумывался до того дня».
«Джеф вдруг почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он никогда не думал, что его может вот так тронуть что-то, но вид потерянного и почти плачущего хозяина ранчо, не способного вдохнуть жизнь в сверкающего идола давно ушедшей эпохи, вдруг заставил его сморгнуть туман с глаз, сделать пару шагов и крепко обнять задыхающегося старика. А тот в ответ стиснул тонкими сильными пальцами рубашку на его спине и часто задышал. Несколько минут они стояли обнявшись, возле роскошного автомобиля,...
«…Ведьма потому, что ведьма. Оне издревле там, за деревней-то. Никто уж и не упомнит, когда поселились, всегда были… Скотину заговорить, лихо отвести, порчу снять — все знают к кому идтить. <…> Оне голову морочат так, что люди себя забывают. А то давно б их спалили, ишшо до советской власти, не посмотрели б, что хворых выхаживают. Не знай, сколь выходили, да сколь взамен уморили».
События в германских землях, случившиеся за 30 лет до составления манускрипта, изменили жизнь рыцаря-крестоносца Готлиба из Хавельберга и навечно привели его в бенедиктинский монастырь. Тогда по приказу сюзерена он с тремя соратниками отправился в поход, чтобы твердой рукою искоренить зло в Северной марке и избавить подданных от страха и гибели. Они искали Волчий замок. И нашли его…