Поскольку выбора у меня не было, я делал то, что от меня зависело: избавлял их от трудностей. Без мучений. Почти без боли. Ведь быстрая смерть — это тоже благо. Ее в каком-то смысле надо заслужить. И если я мог хоть чем-то помочь попавшим в подвал людям, которым, в отличие от учителей, позволяли видеть мое лицо, то именно этим.
Теперь, когда появились хоть какие-то гарантии, что меня не развели по полной, можно было попробовать довериться.
В книге говорится, что это был один из жрецов, но, к сожалению, древний текст, дошедший до нас в единственном экземпляре, да ещё дефекты перевода... знаешь, как оно бывает? Достаточно один раз написать слово неправильно, и дальше ошибка прокрадется во все копии, породив ложные домыслы и спрятав правду под толстым слоем…
Малыш, терпеливо дождавшись, пока я закончу разоблачаться, посоветовал присесть на кресло. Я, не желая в случае чего грохнуться мордой в пол, послушно сел. После чего закрыл глаза. Постарался расслабиться. И, ощутив, как ни с того ни с сего заломило затылок, открыл глаза.
— Ты испачкал мне мозгами обивку, — хладнокровно заявил Макс, когда я оглядел свои истончившиеся руки, появившуюся на теле окровавленную рубаху и драные штаны. Чумазый, босой, со слипшимися на затылке волосами… — Хотя как эксперимент это было весьма занимательно.
... большинство мужчин довольно простые создания. Чаще всего предсказуемые. Легко возбудимые. И очень мало кто из них способен скрыть от бдительного женского взора истинные причины своих поступков.
Бывают моменты, когда появляется потребность что-то сказать, но на ум, как назло, не приходит ни единого путного слова. Вместо слов говорят только руки, глаза, прерывистое дыхание и безостановочно капающие слезы, которые в какой-то миг бережно стирают с лица чьи-то теплые и мягкие пальцы.
Для всякой правды однажды настает свое время. Но не всякое прозрение будет полезным. К нему ведь тоже нужно прийти, дозреть, как той же крупе в котелке. Брось ее в холодную воду, и от нее не будет никакого проку, если переваришь – она тоже станет безвкусной. А для полноценного блюда нужно, чтобы много факторов совпало: и огонь, и вода, и ложка. И даже… хм… толковый повар. В противном случае только испортишь крупу. И какой тогда с нее прок?
... поверь: иногда, чтобы выиграть, вовсе необязательно быть упрямым. Когда-то хитростью и умом, когда-то настойчивостью и лаской, но ты добьешься гораздо большего, чем силой.
– Он бы и сам согласился. Надо было лишь попросить… ты ведь тоже любишь, когда просят?
– Я женщина. Меня можно и нужно уговаривать. А задача мужчины – вовремя понять, когда это надо сделать, а когда не стоит даже пытаться.
Заставлять делать кошку то, чего она делать не хочет, - пожалуй, самая бессмысленная и бесполезная из всез затей.
– Какая же ты еще глупая, – тихо шепнул Ас, на мгновение обняв меня со спины. – Но, хвала Лойну, уже успела немного повзрослеть. И понять, что иногда личные интересы приходится отодвигать на второй план, чтобы сохранить что-то, гораздо большее, чем своя собственная жизнь. И что-то, что намного важнее, чем твоя возможная смерть.
Я слабо улыбнулась.
– Умеешь ты обнадежить, братик…
– Да, – тяжело вздохнула я. – Насчет долга вы правы: хороший правитель – это правитель, который думает, в первую очередь, не о себе, а о тех, ради кого он согласился взять на себя бремя власти. И, наверное, если бы вы ответили иначе, я бы сейчас развернулась и ушла. Но я действительно понимаю, что это – очень трудный выбор. И я бы тоже не хотела, чтобы тот, кто мне дорог… и тот, кому дорога я… вдруг оказался на таком перекрестке.
Ну… да. И женщине тоже. Если она тебе дорога, конечно. Женщины, они такие… любят выдумывать для себя всякие глупости. Иногда милые, иногда не очень. Однако посмей только назвать это глупостями, как они тут же готовы обидеться и отвернуться. Пожалуй, женщины – самая большая загадка в этом мире, сир. Самая необычная его тайна, которую мы всеми силами стараемся разгадать.
А как бы ты сказал: что такое верность? – неожиданно задал второй непонятный вопрос король.
– Простите, сир? – откровенно растерялся лорд Лис. – Э-э… ну… наверное, я бы сказал, что это… прежде всего, преданность. Своей стране. Какой-то идее. Своим принципам, идеалам, королю…
– А женщине?
– Просто мне хотелось, чтобы ты сама это поняла и пришла к правильному решению. Но в твоей голове слишком много тревог, печалей и застарелой боли, которую тебе причинили абсолютно умышленно. Когда-нибудь, конечно, ты и с этим разберешься. Однако тогда уже ничего нельзя будет изменить. А сейчас еще есть шанс. У вас еще есть общее будущее.
Свобода как вода. Ей нельзя придать какую-то форму и надеяться, что так будет вечно. Как только воду выливают из сосуда, она утекает сквозь пальцы. Ее можно лишь осторожно зачерпнуть раскрытыми ладонями. Ею можно умыться. Ее можно с наслаждением пить. Но ее не загнать в стальные стены и не заставить томиться в них, подобно запертой в ненавистном теле душе.
На долю сильных людей выпадает много испытаний.
Учит нас жизнь. В нашей власти лишь захотеть чему-нибудь научиться.
Для людей естественно — бороться за тех, кто нам близок. Если мы видим перед собой угрозу, то, даже не понимая ее источника, сделаем все, чтобы уберечь дом, жену, детей… Грудью закроем, собой заслоним, на любую хитрость пойдем и даже на подлость, лишь бы дать близким хоть один лишний шанс на спасение. На этом и зиждется выживание расы. И никакое почтение перед нападающим, никакие былые заслуги или превосходящая мощь врага этого не в силах изменить.
Безумие — не насморк, и заразиться им в одночасье невозможно.
нам, женщинам, в сущности, немного надо — надежное мужское плечо, капельку внимания, понимания и заботы. И вот он, рецепт простого женского счастья.
Для меня ценность того или иного разумного определялась не размерами кошелька и не шириной магических возможностей. Лишь бы человек был хороший, а все остальное мне откровенно до лампочки.
— Твоя доброта однажды может тебя погубить, — качнул головой альтер.
— Но она же может спасти кому-нибудь жизнь!
— Это может быть смертельно опасно.
— Ну и что? Жизнь все равно дороже!
Вопрос заключался лишь в том: где граница между настоящим и выдуманным? Бедой и обманом? На что я должна ориентироваться, чтобы, ринувшись кому-нибудь на помощь, случайно не стать добычей какого-нибудь монстра или маньяка?
Почему здесь так пусто? — шепотом спросила я, пытаясь рассмотреть лица встречающих.
— Таков обычай. Никто не должен знать сути посвящения, кроме тех, кто его проводит, и тех, кто уже его прошел.
— Это что, такая большая тайна?
— Это таинство, Инга, — улыбнулся уголками губ альтер. — А таинство не предполагает толпы сопровождающих.