Стол выглядел непривычно пустым без ноутбука. Он вместе со смартфоном заперт в сейфе. Ключ от сейфа — в портфеле. Портфель в машине, машина на подземной парковке. Почти как в сказке про смерть Кощееву. Паша Кощея понять мог. Сам Павел собирался надраться. В гордом одиночестве, ибо показываться кому-то в таком состоянии — смерти подобно. Почти как у Кощея, ага. Только вот в наше время человек со смартфоном в руках никогда не будет один. А в Паше под влиянием алкоголя неотвратимо просыпалась жажда общения. И все предпринятые меры предосторожности — они не блажь, а опыт, сын ошибок трудных.
— А вы заметили, сэры, какие нынче стоят погоды? — спросила в пространство между Саней и Горовацким.
— Пойдем, — не стал вступать в светскую беседу о погоде Борис Юрьевич, развернулся и отправился в переговорную. Инга вздохнула. Вот так, сразу с утра — раком, без кофе и вазелина.
— А кофе все ж сообрази, Санек, — кивнула Саше и отправилась на ковер к Горовацкому.
На нее оглядывались, она чувствовала взгляды, стараясь не задумываться о том, какой они носят характер. Но к ней никогда не подходили, не пытались познакомиться, не просили телефончик. Она все равно была слишком… Наверное, просто слишком.
По дороге за бельем я завернула в туалет-знаете , такое бывает даже с самыми прекрасными феями, не то, что со мной, простой земной девчонкой.
— Если будет сын, то назовем Франк… фурт. А если дочка – то Майна.
Ему казалось, он сейчас лопнет. Просто лопнет от знания, открывшегося ему. Как все будет. И что он больше не сам по себе. Теперь он отвечает не только за себя. И не только за Дуню, которая вполне взрослый человек и в целом сама за себя в состоянии ответить. Теперь есть еще некто, кто появится на свет благодаря ему, Ивану. И за которого он отвечает отныне и до конца дней своих.
Как страшно.
И прекрасно.
Он шел к ней. Шел долго, от обочины пензенской трассы, через встречи и разлуки, ссоры и примирения, разлуки и встречи. Чтобы пригласить на самый главный танец. Свадебный.
...человеку обязательно надо познать не только вкус победы, но и поражения. Пройти испытание. Узнать цену себе. Через страдание в том числе.
— Как дела, Василий?
— Маша не беременна.
— Если бы я хотел об этом спросить, я бы Маше позвонил!
— О, извините, не понял, — Василий демонстративно хрустит морковкой прямо в телефонную трубку. — Я тоже.
— Что — тоже?
— Не беременный.
— В кого ж ты вредный-то такой? — вздыхает Тихомиров.
— В отца, — Бас, прикончив морковку, устраивается за ноутбуком.
— Отец у тебя приличный человек.
— Тогда — в маму? — предполагает Вася.
— Мать не тронь! Она у тебя святая женщина!
— Ну, тогда остается один вариант, — весело хмыкает Бас. — Это ваша дочь меня испортила.
— Ну, и кто мне рискнет рассказать, что здесь произошло? — он стоит, сложив руки на груди, и с высоты своего роста смотрит на стоящих перед ним пятерых демонов, имеющих вид человеческих мальчишек и старательно притворяющихся невинными агнцами.
Наконец, синеглазая красавица выносит вердикт:
— Рыжее, тощее и конопатое чучело. Что она в тебе нашла?
Похоже, он не нравится никому из Машиного окружения. И это уже начинает всерьез раздражать.
— Тонкую душевную организацию, — сердито буркнул Бас.
— А так и не скажешь, — малышка привалилась к косяку, сложив руки на груди. — С виду — бревно бревном.
— Машенька, как ты?
— Я в порядке, па, — Маша действительно невозмутима. — А ты мне опять сэнсея спаиваешь? Я Стаса Александровича по делу пригласила, а вы опять… сразу за коньяк!
— Машуль, — из-за спины Тихомирова в прихожую протискивается Соловьев. — Нам с твоим отцом это как слону дробина. Ну, что ты там показать хотела?
— Мама… — тихо и как-то совсем безнадежно, — но я же не смогу быть здесь… когда он там… и неизвестно, что будет… и вдруг я больше его не увижу… — глухое рыдание, — живогооооооо…
— Нет, — надо резать быстро и четко. — Маша, в этом вопросе я буду совершенно солидарна с отцом. Нечего тебе там делать. От этого плохо будет всем. Нет. Не отпустим.
Машка рыдает, совсем нет сил у нее, даже спорить.
— И что мне делать, мама?..
— Плачь, Машенька, плачь. Полегчает.
— Значит, ты… в свободном поиске?
— Угу.
— Что ж… Думаю, я смогу тебе помочь.
— Да? — он улыбается, широко, обрадовано. Придвигается близко, очень близко. Чуть наклоняется к ее лицу. — Я очень рад. И как именно… ты собираешься мне помочь?
Впервые, глядя ему прямо в глаза, да еще и так близко, она испытывает не гипнотически-предобморочное чувство, а нормальную, здоровую злость. Желание уделать.
— Будешь проводить кастинг — позови меня. Сделаю тебе фото, как надо — фас, профиль, ню. Потом сядешь с фотографиями, спокойно рассмотришь, оценишь. И выберешь.
До нее непозволительно, постыдно долго доходит, что происходит. А когда все-таки доходит…
— Бааааас?…
— Да?..
— Ты что… Ты ко мне… клеишься?
— Нуууу… Да! — он по-прежнему смотрит ей прямо в глаза. Блядские, бедовые, гипнотические глаза у него! — И потом, почему сразу "клеишься"? Может, это я так… ухаживаю?
Спустя полтора часа люди дружно поднялись со своих мест.
— А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.
Привычно хмыкнул в бороду Никитин.
— Да, мой фюрер, — точно таким же ровным голосом отозвалась Инга.
— Стоять, — Павел перегородил ей дорогу. — Начала — договаривай.
— Не обучена я команде «стоять». А так же командам «лежать» и «лапу», — недобро процедила девушка. — А вот команды «голос» и «фас» исполнить могу. Желаете оценить, господин Мороз?
— Ваша компания работает на меня. И обязана предоставлять информацию! — Павел чувствовал, что вот оно. Порвалось терпение. И сейчас он начнет в лучшем случае орать. А то и применять меры физического воздействия.
— Ну так и говорите с руководством компании. С тимлидом проекта. А я так, мелкая сошка, принеси-подай-уйди-на-хрен-не-мешай, — девушка обошла замершего Павла. — Доброй охоты, Каа.
- Кать... Выходи за меня замуж.
Это не глаза, это смерть его. Смотришь - и забываешь обо всем. Кроме одного слова. Да. Да! Да!!! Оно стучит сейчас в висках. Скажи. Скажи мне. Скажи мне его!
- А как же три главных слова? - небесно-голубые глаза в данный момент нечитаемы. Прячут правду в своей бездонной глубине. И он тонет в ней.
- Возьми мою кредитку?
- Так, что с нашей принцессой? - нахмурила брови Дарья.
- Ты как первый раз замужем! - Тихомиров обнял жену за плечи. Она лишь хмыкнула. - Влюбилась дщерь наша.
- А он? - после паузы спросила жена.
- А у него есть голова, на голове - глаза. Без вариантов.
- Думаешь... - Дарья пристроила мужу голову на плечо, - у них уже все хорошо?
- Ну, прямо сейчас еще не совсем уж все. Необходимо же исполнить ритуал, повыносить друг другу мозг, выпить пару литров крови.
- Думаешь, это необходимо?
- Это у вас генетически заложено! - ответно фыркнул Тихомиров.
- Аркаш, я возьму бэху?
Аркадий Константинович сначала что-то промычал невнятное, а потом изволил с ходу обидеться.
- Даже не спросил, как премьера прошла!
- Я отзывы прочел!
- Там меня как обычно обо... обругали!
- Значит постановка как обычно гениальная, - не моргнув глазом, соврал Кир. - Так я возьму? Обещаю вернуть с полным баком.
- Ну хорошо, - вздохнул Аркаша. - Только это, Кирюша... Аккуратнее, ок?
- Не бойся! У меня летного стажа поболее твоего, да еще по пересеченной местности.
- Вот этого-то я как раз и боюсь, - еще раз вздохнул Аркаша. - Ты помни, что ты не на ровере по саванне, а на бмв по городу едешь.
- Ну, я... - куда делось его фирменное красноречие?! Выпестованное, выученное, отработанное?! - Я хочу стать своему ребенку настоящим отцом.
Боже, убавьте кто-нибудь пафос!
Отцом он хочет быть, надо же! Какое благородство! Ну а чего еще ждать от потомственного со времен Петра I дипломата?! Голубая кровь, благородство из ушей лезет!
- Отлично, - услышала Катя словно со стороны свой ровный голос. - Тогда мне от тебя кое-что нужно.
- Что?
- Анализ крови и флюорография.
- Что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы, - пафосно процитировал Аркадий известнейшее произведение. - Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих.
- Правда, возможны исключения, - блеснул эрудицией и продолжил цитату Кир. Брат рассмеялся.
- Ну она же невозможная красавица, согласись! - развернул Кирилла за плечи в сторону элегантной женской фигуры в широкополой шляпе.
- Ну она же не даст, - флегматично парировал Кир.
- А тебе только это важно?!
- По большому счету всем только это и важно, - снова пожал плечами Кирилл.
- Ну что, ну как?
- Что именно как?
- Тихомиров, прекрати невинность изображать! - Дарья забрала у мужа пиджак и торопливо пристроила его в шкаф. - Не первый десяток лет тебя знаю! Ты у него был. Что там и как?
- Вот что я тебе скажу, дорогая моя, - Дмитрий с наслаждением вытянул ноги, устраиваясь на диване. - Девицы наши обе твой талант унаследовали.
- Который из?
- После скромности?
- Ой, извините, я ваш кофе выпил.
- Ничего страшного. Кофе не коньяк, много не выпьешь.
- Ладно, я поняла. Начнем сбор анамнеза. Рост?
- Сто восемьдесят восемь.
- Ого, большой мальчик.
- Не маленький, - согласился Кир.
- Вес?
- Семьдесят четыре.
- Кирюша, у тебя дистрофия! Ты плохо питаешься!
- Перестань! - простонал он. - Страданиями на тему, что Кирюша плохо кушает и совсем худой, отравлено все мое детство!