– Чувствую себя добычей древних дикарей, которую волокут в пещеру, - пошутил он, когда я захлопнула дверь. – Что будешь делать: съешь или надругаешься?
– Древние люди не были людоедами, - хмыкнула я.
– О, так мне раздеваться?
– Вот что ты за женщина, Гельма, – обиделся он. – Ядовитая такая вся. Колючая.
– Как роза, – поэтично заявил Лексан.
– Да ну, какая она роза? Розы – они нежные, садовые. А Гельма – это… это…
– Чертополох, - негромко хмыкнул Вард
Поэтому сгоряча принимать решения точно не стоит. Пусть мысли успокоятся. И может быть жизнь сама поможет расставить все по местам.
В высшем свете явно правят те же законы, что и на самом дне. Будешь молча сидеть, опустив глазки – станешь той, с кем никогда не станут считаться. Проявишь слабость – сожрут и не поморщатся. Не сможешь защитить себя – об тебя вытрут ноги. Поэтому я буду огрызаться в ответ на любую грубость, которую услышу.
Все же репутация – вещь отличная. Когда твоим именем пугают даже матерых злодеев, можно считать, что жизнь удалась.
– То, что подумают о тебе люди – это будут исключительно их собственные проблемы. И даже то, что они скажут. Ведь каждый сделает это в меру собственной распущенности, испорченности и подлости. Поэтому все их мысли и слова отразят не то, кем являешься ты, а только их внутреннюю суть.
Порой восхищение недруга греет душу ещё сильнее, чем признания самого пылкого поклонника.
– Господа полицейские, – радостно выпалила старушка, доковыляв до них. – Хорошо, что я вас догнала. Услышала, как вы спрашиваете в лавке про пропавших, и сразу поняла: вот кто может мне помочь.
– У вас что-то случилось? – вежливо поинтересовался Ридли.
– Уже который год у меня что-то случается. Но никто не реагирует. Сколько жалоб, сколько заявлений написано…
Ридли и Грэн обреченно переглянулись. Им сразу стало понятно, на кого они нарвались. Самый неприятный вид городских обывателей - жалобщик обыкновенный, подвид выдумщик, особо опасный. И точно: убедившись, что ее слушают, старушка начала изливать душу.
Вот так бы взяла и… затискала наглого кошака. Великолепное настроение призывало делиться им с окружающими.
Мне стало немного жаль молодую гномку. Ведь ясно же, госпожа Дивногор от нее не отстанет. А бодаться с ней – все равно что пытаться остановить камнепад. В общем, дело бессмысленное, беспощадное и совершенно неблагодарное.
— Боги простили тебя, так прости же и ты себя сам.
Маг был слишком умен, слишком проницателен. Умел подмечать даже самые мелкие детали и делать из них правильные выводы. А цветочница так неосторожно демонстрировала свою необычность, не раз и даже не два.
Личность бургомистра и его подельников обросла самыми жуткими выдумками. Ему приписывали и взятки, и контрабанду, и не случившуюся вспышку красной оспы. Говорили даже, что он на ворованные деньги устроил у себя в спальне золотой сортир. Но, на самом деле, все было не так уж и страшно. Бургомистр просто воровал, много и долго
Пусть это время вполне могло быть очень прибыльным, ведь горожанам нужно было где-то перемыть косточки главным действующим лицам сегодняшнего переполоха.
Что ж, Патрик Госли сам построил свою судьбу. Его никто не толкал на путь подлости и порока.
У него были соратники, были единомышленники и даже враги, но никто с такой непосредственностью не предлагал устроить засаду в больничном шкафу. И ему вдруг страшно захотелось сбросить с себя всю тяжесть своего прошлого и ответственность за будущее. Захотелось почувствовать какой-то мальчишеский азарт и предвкушение. И в конце концов, посидеть в тесном замкнутом пространстве с девушкой, которая волнует сердце.
Пусть у этого мага была жуткая репутация, пусть цветочница знала его слишком мало, чтобы делать какие-то выводы, но доверие к нему уже поселилось глубоко в ее душе.
Угу, — скептично кивнул мужчина за стойкой, — может они ее сами, того, прирезали. А про упыря соврали, чтобы компенсацию получить.
— Компенсацию?
— Граф наш ущерб возмещает. Поэтому и жалятся все на нежить.
— Тьфу ты, — скривился Гарольд. — Так этой нежити вообще может и не быть. Когда дело касается денег, наши люди могут придумать все, что угодно. А граф платить будет.
— Жалко мне тех, кто вздумает врать в лицо некроманту, — хмыкнула госпожа Уоллес.
— Недотрога, — прищурился мужчина. — Любая девушка в этом доме была бы рада моему вниманию.
— Наверное, я какая-то неправильная.
Она не была наивной и знала, что между черным и белым есть еще множество оттенков и полутонов, в которые окрашивались человеческие поступки.
— если бы ты ходила на рынок не только за покупками, но и за свежими сплетнями от приезжих торговцев, то знала бы, кто такой этот Эллан Эрнаэн.