- Почему с тобой всегда так много проблем? - Мне нравится думать о себе как о восхитительной девушке с невероятно сложным характером.
– Значит, однажды ты решил отказаться от своей роскошной жизни и попробовать поиграть в пирата?
– Корсара, – исправил он. – И я ни во что не играл. Я знал, что принесу Равке больше пользы, будучи Штурмхондом, а не принцем, бездельничающим при дворе.
– И где же, по мнению короля и королевы, ты должен быть? – спросила я.
– В кеттердамском университете. Милое местечко. Очень помпезное. Пока мы тут разговариваем, на моих занятиях по философии сидит щедро оплачиваемый экспедитор. Получает неплохие оценки, отзывается на имя Николай, пьет обильно и часто, чтобы никто ничего не заподозрил.
– А что насчет тебя, Штурмхонд? Откуда ты? Корсар ухмыльнулся. И вновь у меня возникло чувство, что с его лицом что-то не так. – Моя мать была устрицей, – подмигнул он. – А я – жемчужина. Затем он пошел прочь, фальшиво насвистывая какую-то мелодию.
- Почему бы тебе не оставить меня в покое? - Но тогда я останусь один.
— Твой друг, похоже, любит веселиться. — Он всегда был таким. Бросьте его в лагере фьерданских убийц, и через час они вынесут его на плечах. Этот цветочек расцветает везде, где бы его ни посадили. — А ты? — А вот я сорняк. — Мне нравятся сорняки. Они умеют выживать.
— И я известен своим иммунитетом к печальным историям. Так что, если в ней нет ни одной говорящей собаки, я не желаю ее слушать. Ну, и? — Что "ну, и"? — В ней есть говорящая собака? — Нет, — огрызнулась я. — В ней есть будущее королевства и всех его жителей. — Вот досада.
— Я вот думаю, ты безумец или глупец? — У меня много достоинств. Одно и не выберешь.
Все великие дела начинаются с плохих затей.
Слабость - это маска. Надевай ее, когда люди хотят убедиться в твоей человечности, но не в том случае, когда ты действительно ее чувствуешь.
– Мир меняется, – ответил Николай со стальными нотками в голосе. – И мы меняемся вместе с ним, иначе в память о нас не останется ничего, кроме пыли. Василий рассмеялся. – Не могу понять – ты подстрекатель или трус? – Не могу понять – ты идиот или идиот?
— Мал, то, что сказал Дарклинг на поляне… обо мне и нем. Я не… Я никогда…
— Это неважно.
Я подняла взгляд.
— Неважно?
— Нет, — слишком быстро ответил он.
— Что-то я тебе не верю.
— Я, если честно, тоже, но когда-нибудь это станет правдой, — он крепче сжал мои ладони и приблизил их к сердцу. — Мне плевать, даже если ты танцевала с ним голая на крыше Малого дворца. Алина, я люблю тебя, даже ту часть, которая любила его.
— Ты могла бы сделать меня лучше. — А ты мог бы сделать меня монстром.
Ты — мой первый проблеск надежды за очень долгое время.
— Мне жаль, что понадобилось так много времени, чтобы заметить тебя, Алина. Но сейчас… я тебя вижу.
— Глупец! — Меня называли и похуже. Ты — чаще всего.
Это — живое воплощение его души, его правда, оголенная в свете солнца, лишенная таинственности и тени. Это — истина за красивым личиком и поразительным могуществом; истина, что стала мертвым, опустошенным пространством между звездами. Пустыней, заселенной испуганными монстрами.
The moment our lips met, I knew with pure and piercing certainty that I would have waited for him forever.
And there's nothing wrong with being a lizard either. Unless you were born to be a hawk.
— Кстати, о чём вы с ним разговариваете?
— Ни о чём особенном. О жизни. О любви. О температуре плавления железной руды. На самом деле он давольно забавный, когда позволяет себе таким быть.
— Правда?
— Мне так кажется.
— Он исправится. Давид просто стеснительный.
— Может, мне стоит лечь на стол в мастерской и подождать, не вплавит ли он что-нибудь в меня?
— Уверена, так и начинаются все великие романы.
... что в жизни бесконечно? Вселенная до человеческая жадность.
— Ненавижу тебя! — сплюнула я. Он пожал плечами.
— Скоро ты устанешь от ненависти. И от всего другого, — парень улыбнулся, и в его глазах я увидела ту же мрачную зияющую пропасть, которую заметила в древнем взгляде Багры. — Ты будешь носить этот ошейник до конца своей очень долгой жизни, Алина. Борись со мной, сколько сможешь. Ты довольно быстро поймешь, что у меня больше опыта в игре с вечностью.
- Ты скучала по мне? После отъезда?
- Каждый день, - честно ответила я.
- А я каждый час. И знаешь, что хуже всего? Для меня это стало сюрпризом. Я ловил себя на том, что иду и ищу тебя взглядом - без всякой причины, просто из привычки, потому что мне хотелось чем-то с тобой поделиться или услышать твой голос. И вдруг я понял, что тебя больше рядом нет, и каждый раз, каждый чёртов раз, я чувствовал, будто из меня выбили весь воздух. Я рисковал ради тебя жизнью. Я обошёл половину Равки и сделаю это снова, просто чтобы быть с тобой, замерзать с тобой и слушать, как ты ноешь, что приходится есть сыр каждый день. Так что не говори мне, что нам не место рядом друг с другом
- Сирота! - довольно воскликнула королева. - Как чудесно! Я бы не описала факт, что мои родители мертвы, "чудесным", но поскольку сказать мне больше было нечего, я буркнула: - Спасибо, моя королева
Стоило мне подумать, что хуже быть уже не может, как все стало хуже.
— Мы росли вместе. — Не похоже, будто у вас много общего. Я пожала плечами. — Нетрудно найти что-то общее, когда ты ребенок.