Истинно интеллигентные люди просто обязаны были если не выйти, то как минимум отвернуться, предоставляя влюбленным возможность пережить эти секунды более или менее наедине. Среди нас истинно интеллигентных людей не оказалось.
Мне известно, что не далее как вчера утром тебя буквально сняли с…
Он с трудом сдержался и замолчал, шумно и тяжело дыша.
– Но это неправда! – воскликнула я, не в силах терпеть такую несправедливость. – Ничего подобного не было!
Винсент устремил на меня укоризненный взгляд, давая понять, что я выбрала неправильную линию защиты. Дескать, было, что уж тут скрывать, раз поймали за руку.
– Не было! – настойчиво повторила я, притопнув ногой. – Никто тебя с меня не снимал! Это меня с тебя сняли!
Да он меня придавил своим телом! – пожаловалась я. – Он страшно тяжелый!
– Кто? Я?! – возмутился Винсент.
От возмущения он дернулся, и я в очередной раз застонала под его весом.
– Тяжелый? Ну и что? Мужчина должен быть тяжелым! – заступился за друга Дилан. – Твои любовники что, все были тощими задохликами?
Теперь уж настала моя очередь возмутиться.
– Не были они задохликами! – воскликнула я. – И тем не менее со всей ответственностью заявляю, что кто-то слишком много ест! Да-да! – энергично кивнула я под оскорбленным взглядом Винсента. – Мог бы сегодня не так плотно пообедать!
Оказывается, быть любовницей – это жутко сложное и ответственное дело. Особенно когда готовишься к тому, чтобы тебя застукали в самый пикантный момент.
Не думаю, что хотя бы одному приговоренному к казни удалось взойти на эшафот в спокойном расположении духа.
Шум шагов возвестил о приходе двух стражников. Они принесли кучу тарелок, из которых доносились весьма приятные запахи. Блюда одно за другим передавались нам из рук в руки. В итоге после того, как решетка закрылась и стражники вернулись на свой пост, наш пол превратился в подобие весьма прилично накрытого стола. Здесь было и жареное мясо, и сваренная в мундире картошка, тушеные грибы, сыры и даже устрицы. Перед уходом один из стражников сообщил, что это обед от сэра Торендо.
– Плагиатор чертов! – фыркнула я и поначалу даже отвернулась от тарелок.
Но щекотавший ноздри запах вскоре наставил меня на путь истинный. И даже заставил задуматься о том, не лежит ли через желудок также и путь к сердцу женщины.
– И тебе не совестно? Я успела напридумывать себе черт знает что!
– Вот интересно, – хмыкнул Ирвин, – черт знает что напридумывала ты, а совестно должно быть мне? Вот она – женская логика во всей красе!
"Глупая он же тъёрн! – говорил внутренний голос. – Сейчас он и действует как тъёрн, с тем самым напором, с мнимой страстью. Приручает тебя, как маленького глупого щенка, чтобы в нужный момент ты оказалась у него под рукой."
"Ну и плевать, пускай будет тъёрн! – отвечал другой голос, тоже внутренний (ну не наружный же!).
Я плохо с тобой обращался? – продолжил он, едва успев перевести дыхание. – Обижал тебя, оскорблял, был груб? Может быть, посягал на твою честь, пытался воспользоваться ситуацией?
– А мог бы! – брякнула я и осеклась, сообразив, что именно сказала.
– Он – не взрослый мужчина, а неоперившийся юнец, – отрезала я.
– Верно, – согласился Ирвин. – А неоперившиеся юнцы становятся мужчинами, совершая ошибки и на этих ошибках обжигаясь. Другого способа не существует. Лишите их такой возможности – и они останутся желторотыми юнцами до самой старости.
Многие власть имущие выказывают пренебрежительное отношение к церемониям – до тех пор, пока оные соблюдаются. Но стоит окружающим и вправду отступить от этикета – и те же самые власть имущие оказываются куда как менее демократично настроены.
Бросьте, я, конечно, не уродина, но и не настолько распрекрасна, чтобы сойти за одну из двенадцати красивейших женщин страны!
Выпалив это, я поджала губы. Признаваться в таких тривиальных вещах прямым текстом, в присутствии четырех мужчин (считая королевского слугу) оказалось делом крайне неприятным.
Давно замечала: мужчинам свойственно переводить любую женщину из их окружения в ранг опекаемой, будь то жена, кузина или просто приятельница. И опекают они ее в первую очередь от других мужчин, зачастую не спрашивая ее собственное мнение на этот счет. Дескать, уж они-то, как мужчины, прекрасно знают, что на уме у тех, других. При этом их собственные стремления и порывы считаются вполне нормальными, но вот всех остальных точно такие же намерения делают мерзавцами, развратниками и сексуальными маньяками.
– А где же лютня? – удивился он.
Эмерико рассмеялся.
– Если бы я пришел сюда с лютней, пришлось бы весь вечер работать, – хитро подмигнул он. – А я сегодня настроен отдохнуть.
– Разумно, – согласилась я.
– Спорный вопрос, – возразил Винсент. – Менестрель, который приходит в таверну с лютней, не платит за ужин.
– Да, но этот «бесплатный» ужин приходится отрабатывать по полной, – напомнил Эмерико. – Так что я предпочитаю разок за него заплатить. Глядишь, подешевле выйдет.
– Девушка, купите сбрую! Не пожалеете!
Продаваемый предмет, вероятнее всего снятый с чужой лошади (хорошо, если с живой), он держал во второй руке.
– У меня нет лошади, – отрезала я, высвобождая кисть из захвата сомнительного торговца.
– Так возьмите для мужа! – тут же нашелся он.
– Для мужа?! – переспросила я, с трудом подбирая отвисшую челюсть.
От удивления я даже забыла, что мужа у меня, как и лошади, нет. Нахмурившись, я попыталась представить себе эту картинку. Нет, в целом идея сбруи для мужа мне понравилась, но были не до конца ясны некоторые нюансы.
– Брось, не прикидывайся кровожадным, – отмахнулась я. – Ты никогда таким не был. Собственно, именно поэтому ты такой хороший Воин. Жажда крови не застит тебе глаза.
Ну конечно, это такая игра. Я делаю вид, что устала, он – что проявляет обо мне заботу. Мы останавливаемся отдохнуть. Потом мне становится холодно, а он старается меня согреть. А дальше все якобы происходит спонтанно, само собой. Хотя мы оба прекрасно знаем, с какой именно целью сюда пришли и для чего так тщательно удалялись от обжитых мест.
Я предоставила мыслям беспрепятственно носиться по голове, подобно ведьмам, кружащим над Лысой горой в Вальпургиеву ночь. Лихо, с ветерком и без малейшего порядка. Я отлично знала, что это самый лучший способ дать им возможность перебеситься, успокоиться и затем аккуратно разлечься по своим местам. Сейчас не было никакого смысла хватать то одну, то другую за хвост в попытке сосредоточиться. Все равно в руке останется лишь пара перьев, а самое важное ускользнет. Пусть улягутся самостоятельно, тогда и будем решать, что делать дальше.
Кто готов простить близкому человеку любую подножку, сам виноват в последствиях.
– Все свободны, – вздохнул Фред. – Мири, плесни-ка мне…
– Капель? – услужливо подсказала девушка, подхватывая пузырек.
Куратор задумчиво пожевал губами, провожая взглядом расходящихся газетчиков.
– Нет, водки, – решительно сказал он.
– То есть давай-ка уточним, – проговорила Тесс. – Ты собираешься напиться за счет одного мужчины, чтобы переспать с другим. И все это ради того, чтобы досадить третьему?
– А про пыль на полках – это вообще сам Норман виноват, – пробурчала я. – Нечего было лапать полку пальцами. С пылью ведь самое главное что?
– Что? – подались вперед подруги.
– Не трогать поверхность! – наставительно произнесла я. – Тогда никто даже не догадается, что эта самая поверхность грязная. Главный секрет пыли в том, что она должна лежать равномерно. И всем хорошо.
Оказывается, поиск первого встречного – это весьма сложное и ответственное занятие.
– У тебя слишком маленькая кровать, – рассмеявшись, посетовала я.
А про себя подумала: «Если сейчас он ответит что-нибудь в духе: «Другие ни разу не жаловались», расцарапаю ему лицо. Впрочем, если он скажет, что на это жаловались абсолютно все, его лицо пострадает не меньше».
– Хочешь, чтобы я приказал поставить кровать побольше? – усмехнулся Рауль, даже не догадываясь, под какой угрозой только что пребывал его внешний вид.
Черт с тобой, мой принц. Ты победил. Ради коротких, но невероятно ярких минут счастья я, кажется, готова мучиться все остальное время.