Вторым побуждением было разделаться с Норманом и его красавицей при помощи ножа, подаренного в свое время одним из поклонников моей профессиональной деятельности. Я даже не поленилась и отыскала холодное оружие среди прочих ненужных подарков вроде тяжеловесного настенного канделябра и симпатичной, но нецелесообразно громоздкой чернильницы. Такие вещи и применения не находят, и выбросить нехорошо – подарок все-таки, и другим передаривать тоже неловко. Еще напутаешь что-нибудь и подаришь тому, кто сам тебе в свое время эту вещицу преподнес.
Люди думают, что бьющаяся в окно муха безмозгла и потому не понимает, что перед ней - стекло. Но что, если дело совершенно в другом? Что, если она прекрасно понимает, что наружу не выбраться, но просто не хочет продолжать жить в душной закрытой комнате? И предпочитает разбиться о стекло, лишь бы не оставаться запертой в этой ловушке?
- Да, у меня есть одна просьба. - Я опустилась на краешек стула. - Это касается моего жалованья.
- Я слушаю.
Данте бесспорно был удивлён. Просьбы о прибавке к жалованью он от меня никак не ожидал. А что ещё может просить человек касательно своего жалованья? Однако же я сумела оказаться оригинальной.
- Тебе нужны деньги?
Данте подумал, что угадал причину моего прихода. Как бы не так.
- Наоборот, - покачала головой я. - Не нужны.
- Ты хочешь, чтобы я понизил тебе жалованье? - насмешливо спросил он. - Это срочно или может подождать месяц-другой? Я, знаешь ли, должен освободить пару-тройку комнат в армоне для денег, которые сэкономлю.
- Нет, я не хочу, чтобы ты понизил мне жалованье, - улыбнулась я. - Скорее я пришла просить, чтобы ты его поменял. Так сказать, расплатился со мной не деньгами, а натурой.
- Прямо сейчас?
На его лице не дрогнул ни один мускул, но вот взгляд был так наполнен эмоциями, что я не смогла бы их прочитать.
- Да, можно сейчас, - покладисто согласилась я. - Видишь ли, как я уже упоминала, мне действительно не нужны деньги. У меня их уже накопилось больше чем достаточно. А ведь я почти ни на что их не трачу. Раньше я хотя бы расплачивалась ими в чайной...- Я на секунду отвела взгляд в сторону, а потом решительно продолжила: - Но больше, по всей видимости, этого делать не стану.
...
- В общем, я бы хотела спросить, будешь ли ты против, если я возьму себе вместо жалованья несколько камней. Говоря точнее, два. И никаких денег в течение полугода. Так приблизительно окупится их стоимость. Чему ты усмехаешься?
...
И я положила на стол два крупных неогранённых камня, один красный и один синий.
Данте взял их в руку, бесцельно взвесил на ладони и протянул мне.
- Я же сказал - бери.
- Только, будь добр, не забудь про жалованье, - напомнила я. - Чтобы казначей не бегал за мной в конце месяца.
Данте нарочито тяжело вздохнул.
- Если он начнёт за тобой бегать, скажи, что дон Эльванди уже расплатился натурой, - посоветовал он. - Заверяю тебя, это надолго выбьет казначея из колеи.
- Главное, чтобы он не начал присылать к тебе всех слуг за такой формой жалованья, - лукаво улыбнулась я, стоя у двери. - Ну, если захочет оставить казну нетронутой.
- В этом случае он рискует быстро остаться без работы, - заметил Данте, оглядывая кабинет последним беглым взглядом.
Мы с Агенессой склонились над книгой. Я принялась зачитывать вслух:
- "В первую брачную ночь молодой жене надлежит, сняв с себя одежду и аккуратно повесив ее на спинку стула..." Заметь: аккуратно! - вытянула указательный палец я. - "...лечь на брачное ложе." И обрати внимание: про день недели ни слова! - снова прокомментировала я. - Так, что там дальше... - мой палец вернулся к нужной строке. - "Лечь следует на спину и обязательно укрыться одеялом".
- Ах так? Сама выбрала свою судьбу!
И он занес надо мной руку с ножом. Да, выбрала, и именно сама. И ты не смог отнять у меня этого права. Потому что я не раб, а все-таки человек, пусть даже знак красного дракона навеки оплетает теперь мою ладонь.
Я не испугалась и даже ни на дюйм не отстранилась. Еще мгновение – и вожделенная сталь коснется наконец моего сердца. И остановит его, остановит в тот момент, когда оно еще бьется в ритме, заложенном свободным человеком.
Но в этот самый момент с площади неожиданно раздался мужской голос:
- Стой! Я ее покупаю.
Молодой вдовствующий гарем, без вредных привычек, возраст от шестнадцати до тридцати двух, размеры 90-60-90 (причём первые и последние 90 — у разных жён) ищет обеспеченного перспективного мужчину для серьёзных отношений. Не старше сорока восьми лет, холостого, с железными нервами и крепким здоровьем (а то предыдущий долго не продержался). Извращенцам и однолюбам просьба не беспокоиться.
- Да дворецкий голову заморочил. Дескать, любой порядочный камердинер должен знать, как оказать первую помощь своему господину, если тот вдруг надумает упасть с лестницы. - А вы что? - поинтересовалась я. - А я ответил, что я не порядочный, - откликнулся парень. - И как? - Не помогло, - улыбнулся он.
- Сандра, это баня! - простонал Данте. - Баня, а не тюрьма! Отсюда никто не роет подземный ход!
- Данте, неужели ты сомневаешься в том, что это действительно твой ребёнок? - "изумилась" Анита. - Да ты только взгляни, как сильно он на тебя похож! Не правда ли? - обратилась ко мне она.
- О да, несомненно, сходства просто масса! - поспешила воодушевлённо заверить я. - Данте, ну, сам посуди, - обратилась я к по-прежнему скептически настроенному мужчине. - Две руки, две ноги! Голова одна, и мозгов в ней пока так же мало, как и в твоей. И действует на одних инстинктах. Право слово, твоя точная копия!
Поведение человека во многом определяет отношение к нему окружающих.
Когда по-настоящему хорошо знаешь, что искать, найти зачастую бывает несложно.
Мы с тобой напарники, так что почти как муж и жена: всё делим поровну. Радости, невзгоды и гнев начальства.
Сколько бы страданий, неудобств и досады ни приносила любовь, она слишком многое даёт нашим душам взамен. Вот мы и цепляемся за неё всеми силами, руками, зубами и когтями и не позволяем отлучить её от нас, кроме как оторвав вместе с куском мяса. Но в этом виновна не любовь и даже не предмет нашей страсти. В этом виновны только мы.
Есть раны, которые никогда не затягиваются до конца. Они проникают под кожу, постепенно становясь частью нас самих. Убери их – и мы тоже развеемся по ветру, обернёмся безликими серыми тенями, обречённо озирающимися, затерявшись в чужом мире. Есть раны, которые нельзя исцелить. Но боль можно приглушить так, что она почти не будет ощущаться. Так, чтобы позволить человеку жить вполне хорошо. Если повезёт, то счастливо…
– Я говорил про твой высокий интеллектуальный уровень? Забудь. Мой тебе совет: ешь больше рыбы. Для мозгов всё равно не поможет, зато вкусно.
– «Всего два трупика»! – недовольно повторил Феррант. – Вы бы пожалели хоть нервы городской стражи! – Жаль, валерьянки с собой не оказалось, иначе непременно бы им предложила.
– Какая выгодная девушка, – весело заметил помощник. – И раны лечит, и кофе готовит. Нам пригодилась бы такая в нашем ведомстве, не правда ли, господин Нуаре? Я скромно потупила глазки. Вы ещё не видели, как аккуратно я расчленяю трупы!
– Зачем ты сводишь меня с ума, кофейная девочка? Мне не надо было думать над ответом. – Мне просто скучно сходить с ума в одиночку.
Благодарность – это тоже чувство, которое делает человека пристрастным.
– Эй, а что это у тебя в волосах? Раймонд отстранился и теперь с любопытством рассматривал мою голову. – Неужели рога торчат? – изумилась я. – Странно; обычно я их подтачиваю, чтобы было незаметно.
Общаясь с людьми, гораздо лучше составлять о них собственное мнение, а не припоминать в деталях информацию от других.
Добро должно быть мудрым. Отчего-то многие думают, будто доброе сердце с легкостью заменит здравый смысл. Однако помните: подставлять спину врагам, в тридцатый раз наступая на одни и те же грабли, — признак не доброты и всепрощения, а скорее отсутствия интеллекта. Подлинное добро не имеет отношения к идиотизму.
— Вам не ко мне, — холодно отчеканила я. — Я — крестная фея. А вам нужна золотая рыбка. Адрес: синее море. Звонить три раза.
— Работаешь с ними, работаешь, учишь. Стараешься сеять разумное, доброе, вечное. А выходит что?
— Я думаю, как раз разумное, доброе, вечное и выходит, — задумчиво подбодрила меня Мелюзина. И столь же задумчиво добавила:
— Только не из того места.
Добро должно быть выстраданным. Легко быть добрым и любить окружающих, когда от людей в жизни своей ничего плохого не видел. Не слышал дурного слова, не страдал от человеческой жестокости и безразличия, не познал боли предательства и обмана. Вот только такое добро мало чего стоит. А вы попробуйте любить человечество со всеми его пороками, насмотревшись и нахлебавшись того, на что это самое человечество способно. Не сможете? Ничего страшного, вас к этому никто не принуждает. Вот только в таком случае не надо изображать из себя добряков. Сумели? Вот тогда вы и есть воистину доброе существо.