многие истории, написанные для детей, начинаются со смерти родителей главного героя. Лишившись родителей, мы обретаем свободу – свободу путешествовать, участвовать в приключениях, развивать свои скрытые возможности, влюбляться. Самый лучший герой детских историй – это всегда сирота: Питер Пэн, Зигфрид, Том Сойер, Супермен. Неужели мы действительно хотим, чтобы наши родители поскорее умерли? Конечно же нет! Разумеется, нет! Но мальчики играют в такие разные игры… В ковбоев и индейцев. В полицейских и воров. Сегодня они воображают себя «хорошими парнями», а завтра – «плохими», а потом и «хорошие», и «плохие» преспокойно идут домой пить чай с сэндвичами. О чем на самом деле мечтали мы в те далекие дни между школьным двором и городским каналом? Разве нам, подобно Питеру Пэну, не хотелось, чтобы такая жизнь продолжалась вечно? Разве я сам иногда в детстве не мечтал быть сиротой?
-История -... это всего лишь повествование о неких событиях одной из сторон - той, которой удалось лучше сохранить свои записи. Вот и получается, что исторические книги пишут обычно победители. А победители всегда как бы заворачивают истину в бумагу собственных воззрений.
То, что случилось с Гарри, было несправедливо; чем больше мы стареем, тем сильней расплываются и отступают вдаль наши воспоминания, одно лишь чувство несправедливости остается по-прежнему ярким, острым, ранящим, стойким. Чувство совершенной несправедливости живет дольше, чем ощущение сломанной конечности, чем горе, связанное со смертью кого-то из родителей, чем боль, вызванная сердечным приступом. Несправедливость - словно крошечный обломок, навсегда застрявший в душе и не дающий ране зажить.
никому из родителей, в общем-то, не дано проявить ту объективность в оценке своего ребенка, какой обладает его учитель. Никто из родителей не способен по-настоящему поверить, что его ребенок мог оказаться лжецом, задирой, обманщиком, вором или, что еще хуже, самым заурядным учеником, ни в чем не проявляющим исключительности. Преподавателям, разумеется, известно, что исключительные дети встречаются крайне редко. Все мальчики ленивы. Все мальчики лгут. И родители, какими бы прогрессивными или реалистичными они теоретически ни были, в повседневной жизни странным образом перестают замечать, что именно интересует их сына, что его тревожит и в чем его недостатки; из-за этого именно родителей мальчики часто воспринимают как людей в лучшем случае ненадежных, а в худшем – как откровенную помеху.
Это возраст неуверенности, «гусиных лапок» в уголках глаз, седины в волосах и быстро полнеющей талии. Это возраст, когда возвращаются ошибки прошлого и начинают требовать свой «фунт мяса»; это возраст, когда в зеркале ванной комнаты мы начинаем видеть не собственное лицо, а лицо кого-то из своих родителей.
Есть еще мистер Спейт, он преподает у нас историю реформистской церкви. Он, кстати, принадлежит к той же церкви, что и мы, и, по-моему, как раз из-за него мои родители и выбрали «Сент-Освальдз» – считали, что мистер Спейт всегда сможет там за мной присмотреть. Они вообще о нем очень высокого мнения. А сам мистер Спейт искренне верит, что существуют счастливые, здоровые, богобоязненные мальчики. Впрочем, он верит и в демонов, и в то, что йога и вегетарианство – это «удобная калитка в оккультизм», а рок-музыка, комиксы и романы-«ужастики» содержат дьявольские послания, способные не только «промыть мозги» молодому поколению, но и отправить их души прямиком к Люциферу.
Отец мой, будучи прихожанином весьма активным, тоже очень демонами интересуется. Когда он читает проповеди, мать Пуделя на него прямо-таки щенячьими глазами смотрит. Смешно, до чего эти верующие женщины падки на некоторых проповедников.
А вот отец Чарли, Стивен Наттер, один из местных ЧП, похожий на резинового бульдога, всегда славился своими откровенными высказываниями. Он, как мне казалось, вполне мог быть разочарован тем, что у него такой заурядный сынок, – некоторые люди, особенно мужчины, испытывают острую потребность самоутвердиться еще и за счет своих отпрысков, и, насколько я мог это себе представить, Наттер-старший, готовясь стать отцом, безусловно, мечтал об ином сыне, куда более мужественном и успешном. Но его сын оказался удивительно похожим на мать; миссис Наттер, дама аристократически-бледная и вежливо-вкрадчивая, была такой же худенькой, хрупкой и остролицей, как Чарли.
Если чего хочешь по-настоящему, рано или поздно получишь.
В двадцать один так хочешь найти любовь, что видишь её в лице каждого чужака...
В жизни счастливых концов на всех не хватает.
Старые писатели не умирают... Они просто доходят до ручки.
Я ж про настоящие путешествия, сынок. Не про всякую чушь из туристских брошюр. Парижский Новый мост ранним утром, когда никого нету, одни бродяги выползают из под мостов и из метро, а солнце отражается в воде. Нью Йорк, Центральный парк весной. Рим. Остров Вознесения. Перебраться через итальянские Альпы на ослике. Уплыть с Крита на каике зеленщика. Пересечь Гималаи пешком. Есть рис с листьев в храме Ганеши. Попасть в шторм у берегов Новой Гвинеи. Встретить весну в Москве, когда целая зима собачьего говна из под талого снега лезет.
К черту задание! Вы пишете не потому, что кто-то дает задания! Вы пишете потому, что не можете не писать, или потому, что надеетесь - вас кто-то услышит, или чтобы починить то, что внутри вас сломалось, или вернуть что-то к жизни.
Специализация убивает разнообразие. К тому же людям разнообразие не нужно. Они хотят, чтобы все было одинаковое.
Запомни: мыло серо, да моет бело. Главное - что внутри.
Сложное чувство - ярость на себя и свои идиотские надежды.
Нельзя тосковать по тому, чего никогда не было.
Иногда это происходит случайно. После долгих лет ожидания - правильного порядка планет, судьбоносной встречи, внезапного порыва вдохновения - нужные обстоятельства возникают сами собой, украдкой, без фанфар и предупреждения. Джей полагает это судьбой. Джо называл это волшебством. Но иногда это лишь томление, нечто в воздухе, одно движение - и то, что годами лежало мертвым грузом, меняется внезапно и необратимо.
В творчестве есть что-то от безумия, не вполне здоровой одержимости.
Прошлое - это остров, окруженный временем.
Если уехать достаточно далеко, никаких правил не останется.
Много узнаешь, путешествуя, если глаз не закрывать.
Дом - там, где твое сердце. Там, где твое искусство.
Начнешь разбираться - рискнешь узнать больше, чем хочешь.