Роман лауреата Нобелевской премии 1969 года по литературе Сэмюэла Беккета (1906–1989) «Уотт» был написан во время Второй мировой войны, когда автор скрывался от гестапо в горах Воклюз. Тогда же у автора возник замысел пьесы «В ожидании Годо». Но в отличие от многих последующих работ «Уотт» остается ирландским философским романом, наполненным тем мрачным юмором, который стал отличительной особенностью всей прозы Беккета. Эксцентрика, логический абсурд и комическая бессмыслица этой книги не превзойдены в мировой литературе до сих пор.
Самый известный роман Сэмюэла Беккета «Уотт» — впервые на русском языке.
Бог убог
На ногах Уотт носил коричневый ботинок и туфлю, к счастью, тоже коричневатую. Ботинок этот Уотт купил за восемь пенсов у одноногого, который, потеряв ногу и тем паче ступню в результате несчастного случая, был счастлив по выходе из госпиталя сбагрить за такую сумму свое единственное годное на продажу имущество. Ноги Уотта, будучи одиннадцатого размера, страдали, пусть и не от агонии, от боли в ботинке двенадцатого размера и туфле десятого, и каждая охотно поменялась бы с соседкой местами хоть на мгновение.
Прежде у Беккета только "В ожидании Годо" знала, но случилась статья Армена Захаряна о пяти книгах нобелиантов, которые мало кто читал. Значит надо брать, - подумала. И начала с беккетова "Уотта". Ну, не знаю, потому что на упоминания о нем, в отличие от Сефериса, Астуриаса, Андрича периодически натыкаюсь фейсбучной ленте, а человек так устроен, что в ситуации выбора отдаст предпочтение тому. о чем слышит чаще. И этот звук, что важно, не вызывает у него активного отторжения, потому что Голдинга, бывшего в числе названных нобелиантов пятым, активно не люблю.
Итак, "Уотт", написанный Беккетом, когда они с женой скрывались от гестапо во французской деревеньке Воклюз, вынужденно мимикрируя под крестьянскую пару. В то время рафинированному богемному интеллектуалу Беккету пришлось зарабатывать на жизнь тяжелой поденной работой и рубкой дров. Не знаю, отразилось ли на выборе персонажей, сколько могу судить, у автора это всегда маргиналы, мало озабоченные как созидательным трудом на свое и общества благо, так и социализацией с ее возможными маркерами в целом: общий комфорт, еда и одежда, манеры и речь, гигиенические привычки.
Ох, кстати, о последних. Общее пренебрежение гигиеническими условностями, характерное для всех персонажей: мистер Нотт меняет простыни ежегодно в день св. Патрика, а в постель ложится, надевая ночную сорочку поверх дневной одежды; Уотт всю жизнь ходит в длинном пальто, первоначально зеленом и весившем лет пятнадцать назад один стоун, а также в шляпе, которую его дед подобрал на ипподроме и
Следует отметить, что цвета, пальто, с одной стороны, и шляпы, с другой, становились все ближе друг к другу с каждым проходящим пятилетием. А ведь какими разными были их начала! Одно зеленое! Другая желтая! Таково время: осветляет темное, затемняет светлое.
Так обстоит с чистоплотностью у подавляющего большинства персонажей. Не зщнаю, как вам, а мне живо напомнило пассаж из "Улисса", сообщающий читателю, что последний раз Стивен принимал ванну полгода назад (кстати, Беккет был дружен с Джойсом и некоторое время состоял при нем секретарем).
Язык романа одновременно остраненный и крайне примитивизированный, изобилует маниакальными повторами, способными ввести читателя в род гипнотического ступора, привести в бешенство и очаровать. Все вместе. Как удается? А вот поди разбери. У прозы Беккета того же же сорта воздействие на восприятие читателя, какое оказывает на зрителя "Черный квадрат" Малевича. Когда видишь примитивизм не от недостаточного владения инструментарием, а от избыточного, приходящего к своей противоположности.
Сюжет простой: некто Уотт нанимается в услужение к некоему мистеру Нотту, за все время службы так и не сумев не только понять характера своего господина, но даже в точности определить для себя, каков его внешний облик. Эпизод с кубическими корнями превосходен. Отчет в Тринити Колледже об экспедиции в сельские районы Ирландии одновременно чудовищен и гомерически смешон. Дивная книга. Такого у меня еще не было.
Источник
Бог убог
На ногах Уотт носил коричневый ботинок и туфлю, к счастью, тоже коричневатую. Ботинок этот Уотт купил за восемь пенсов у одноногого, который, потеряв ногу и тем паче ступню в результате несчастного случая, был счастлив по выходе из госпиталя сбагрить за такую сумму свое единственное годное на продажу имущество. Ноги Уотта, будучи одиннадцатого размера, страдали, пусть и не от агонии, от боли в ботинке двенадцатого размера и туфле десятого, и каждая охотно поменялась бы с соседкой местами хоть на мгновение.
Прежде у Беккета только "В ожидании Годо" знала, но случилась статья Армена Захаряна о пяти книгах нобелиантов, которые мало кто читал. Значит надо брать, - подумала. И начала с беккетова "Уотта". Ну, не знаю, потому что на упоминания о нем, в отличие от Сефериса, Астуриаса, Андрича периодически натыкаюсь фейсбучной ленте, а человек так устроен, что в ситуации выбора отдаст предпочтение тому. о чем слышит чаще. И этот звук, что важно, не вызывает у него активного отторжения, потому что Голдинга, бывшего в числе названных нобелиантов пятым, активно не люблю.
Итак, "Уотт", написанный Беккетом, когда они с женой скрывались от гестапо во французской деревеньке Воклюз, вынужденно мимикрируя под крестьянскую пару. В то время рафинированному богемному интеллектуалу Беккету пришлось зарабатывать на жизнь тяжелой поденной работой и рубкой дров. Не знаю, отразилось ли на выборе персонажей, сколько могу судить, у автора это всегда маргиналы, мало озабоченные как созидательным трудом на свое и общества благо, так и социализацией с ее возможными маркерами в целом: общий комфорт, еда и одежда, манеры и речь, гигиенические привычки.
Ох, кстати, о последних. Общее пренебрежение гигиеническими условностями, характерное для всех персонажей: мистер Нотт меняет простыни ежегодно в день св. Патрика, а в постель ложится, надевая ночную сорочку поверх дневной одежды; Уотт всю жизнь ходит в длинном пальто, первоначально зеленом и весившем лет пятнадцать назад один стоун, а также в шляпе, которую его дед подобрал на ипподроме и
Следует отметить, что цвета, пальто, с одной стороны, и шляпы, с другой, становились все ближе друг к другу с каждым проходящим пятилетием. А ведь какими разными были их начала! Одно зеленое! Другая желтая! Таково время: осветляет темное, затемняет светлое.
Так обстоит с чистоплотностью у подавляющего большинства персонажей. Не зщнаю, как вам, а мне живо напомнило пассаж из "Улисса", сообщающий читателю, что последний раз Стивен принимал ванну полгода назад (кстати, Беккет был дружен с Джойсом и некоторое время состоял при нем секретарем).
Язык романа одновременно остраненный и крайне примитивизированный, изобилует маниакальными повторами, способными ввести читателя в род гипнотического ступора, привести в бешенство и очаровать. Все вместе. Как удается? А вот поди разбери. У прозы Беккета того же же сорта воздействие на восприятие читателя, какое оказывает на зрителя "Черный квадрат" Малевича. Когда видишь примитивизм не от недостаточного владения инструментарием, а от избыточного, приходящего к своей противоположности.
Сюжет простой: некто Уотт нанимается в услужение к некоему мистеру Нотту, за все время службы так и не сумев не только понять характера своего господина, но даже в точности определить для себя, каков его внешний облик. Эпизод с кубическими корнями превосходен. Отчет в Тринити Колледже об экспедиции в сельские районы Ирландии одновременно чудовищен и гомерически смешон. Дивная книга. Такого у меня еще не было.
Источник
Сэмюэль Беккет - ирландский писатель, один из основоположников театра абсурда. Во время оккупации Третьим Рейхом Франции автор скрывался в провинции, где был занят тяжёлым физическим трудом. Данный опыт лёг в основу романа "Уотт".
Роман представляет собой смесь чёрного юмора, абсурда, философии и математики. Главный герой произведения, некий Уотт прибывает в дом мистера Нотта для работы, где и пробыл несколько лет. Одновременно работают в доме два слуги. Вновь прибывший на первом этаже, какое-то время проработавший - на втором. Распорядок дня весь расписан. Первый слуга может уйти только с приходом третьего, который его заменит.
Это проиллюстрировано довольно просто с помощью элементов комбинаторики:
Поскольку рассматриваемая служба была службой не одного слуги, но двух, и даже трех, и даже бесконечного числа слуг, первый из которых не мог уйти, пока второй не получил повышение, второй получить повышение, пока не пришел третий, третий прийти, пока не ушел первый, первый уйти, пока не пришел третий, третий прийти, пока второй не получил повышение, а второй получить повышение, пока не ушел первый, каждый уход, каждое пребывание, каждый приход состояли из чьего-то пребывания и чьего — то прихода, чьего-то прихода и чьего-то ухода, чьего-то ухода и чьего-то пребывания, более того, из всех пребываний и всех приходов, из всех приходов и всех уходов, из всех уходов и всех пребываний всех слуг, которые когда-либо прислуживали мистеру Нотту, всех слуг, которые когда-либо будут прислуживать мистеру Нотту.
Можно построить граф с тремя вершинами и указать связи. Сюжет по сути семантическое дерево, на ответвлениях которого узлы в виде графов. Граф может состоять из двух, трёх, четырёх и до бесконечности элементов. Или может быть вовсе без узлов, то есть точкой.
В жёстких условиях, где есть тяжёлый физический труд, где ничего не происходит, где распорядок заранее установлен, а работодатель неясен, ибо достаточно близкого контакта ни у кого не было, Беккету остаётся лишь иронизировать над ситуацией, доводя её до абсурда и подводя нас к мысли, что бытие - иллюзия, а на самом деле ничего нет, или есть Ничто. Перед лицом этого Ничто мы бессильны. Мы можем пройти все стадии существования по Кьеркегору: первый этаж, второй этаж, но оказаться не просветленным и не более близким к Богу (в романе мистеру Нотту), а всего лишь там откуда начали - на вокзале, на обочине действительности. Круг замкнулся, одежда выцвела, а впереди лишь Ничто.
Сэмюэль Беккет. Уотт
Ох, ирландские авторы-философы явно не моё, можно же было это понять после 3 книг Джойса, но нет, наступила в очередной раз на грабли.
У Беккета ещё сложнее, у него очень часто повторяются мысли героев, как пытаются узнать историю знакомства, сущность предметов. Ужасно, мне хочется, чтобы всё было по полочках, но суть затеряна в тексте, мне не хватает терпения раскапывать её из завалов букв.
В большинстве мест возникали вопросы what и зачем? С сюжетом намного сложнее чем у Джойса, но благо страниц значительно меньше.
Но зато я совершенно не жалею, что купила книгу, у неё такое крутое издание, что просто будет радовать взгляд.
Книга прочитана в рамках игр Игра в Классики и Собери их всех турнир с LenkaMiheeva
Потрясающее математическое безумие, вывернутая наизнанку изнанка абсурда во всех возможных комбинациях. Остроумно-напряженная, филигранная игра со словом. Всеобличающая рутина. Исторгнутый в произвольном порядке, перемешанный, бесформенно упорядоченный, пропитанный запахом портера, дешевого табака, кое-как втиснутый в миску давно протухшей собачьей похлебки (вмещающую в себя поистине всю вселенную), и снова брошенный на страницы - хаос бытия.
Сэмюэль Беккет - ирландский писатель, один из основоположников театра абсурда. Во время оккупации Третьим Рейхом Франции автор скрывался в провинции, где был занят тяжёлым физическим трудом. Данный опыт лёг в основу романа "Уотт".
Потрясающее математическое безумие, вывернутая наизнанку изнанка абсурда во всех возможных комбинациях. Остроумно-напряженная, филигранная игра со словом. Всеобличающая рутина.
Это блюдо состояло из разнообразных питательных веществ вроде разнообразных супов, рыбы, яиц, дичи, птицы, мяса, сыра, разнообразных фруктов и, разумеется, хлеба и масла, также оно содержало более распространенные напитки вроде абсента, минеральной воды, чая, кофе, молока, портера, пива, виски, бренди, вина и воды, а также множество компонентов для укрепления здоровья вроде инсулина, дигиталина, каломели, йода, настойки опия, ртути, угля, железа, ромашки и средства от глистов и, разумеется, соли и горчицы, перца и сахара и, разумеется, небольшого количества салициловой кислоты, чтобы замедлить брожение.
Все эти, а также многие другие составляющие, перечисление которых отняло бы массу времени, хорошенько перемешивались в пресловутом горшке и кипятились четыре часа, пока не достигалась консистенция месива, или размазни, когда вся еда, все питье и все для укрепления здоровья как следует смешивалось и превращалось в единое нечто, не бывшее ни едой, ни питьем, ни лекарством, но совершенно новым веществом, малейшая порция которого мигом разжигала и тут же усмиряла аппетит, возбуждала и утоляла жажду, уравновешивала и стимулировала телесные жизненные функции и преприятнейшим образом ударяла в голову.
Через мгновение. Завтра. Шесть, пять, четыре часа покоя, старой темноты, старой ноши, становящейся легче, легче. Поскольку пришел некто, чтобы остаться. Хо! К этому привели старые пути, старые извивы, винтовая лестница, на которой ни одной площадки, по которой ползешь вверх, цепляясь за перила, считая шаги, страх кратчайших путей, под длинным покровом неба, по диким проселочным дорогам, где за тобой тащатся твои мертвецы, по темной гальке, опять последний поворот к огням городка, выполненные и нарушенные договоренности, все восторги по поводу городской и деревенской смены обстановки, все выходы и входы закрыты и закончены. Все привело к этому, к этому свечению, в котором сидит человек средних лет, мастурбируя свое рыло, поджидая первой зари. Поскольку он, естественно, еще не ознакомился с обстановкой. В действительности он удивлен — и навсегда останется таким — тем, как, найдя место, нашел калитку, как, найдя калитку, нашел дверь, как, найдя дверь, вошел в нее. Не важно, он в восторге. Нет. Не будем преувеличивать. Он вполне доволен. Поскольку знает, что он наконец в том самом месте. И знает, что он наконец тот самый человек. В другом месте он был бы не тем самым человеком, а для другого человека, да, для другого человека это было бы не тем самым местом. Но он, будучи тем, кем стал, и место, будучи таким, каким было создано, подходят друг другу идеально. И он это знает. Нет. Будем сохранять спокойствие. Он это чувствует. Ощущения, предчувствия гармонии неоспоримы, близящейся гармонии, когда все вокруг него будет им, цветы — цветами, находясь среди которых он находится среди себя, небо — небом, находясь под которым он находится под собой, земля попираемая — землей попирающей, а всякий звук — своим эхом. Словом, когда он наконец будет среди себя после долгих унылых лет таскания по периметру.
Счастлив потерпевший кораблекрушение обжора, пьяница в пустыне, развратник в тюрьме. Испытывать голод, жажду, желание, каждый день наново и каждый день понапрасну, после вечной жратвы, вечного пойла, вечных шлюх, — это самое близкое к счастью, что мы можем заполучить, новый подъезд и сад по последней моде.
Из всех категорий смеха, которые, говоря строго, являются вовсе не смехом, а разновидностями вытья, только три, полагаю, должны нас удовлетворить, я имею в виду горький, неискренний и безрадостный.
Поскольку карман, в котором Эрскин хранил этот ключ, не был карманом из тех, в которые Уотт мог залезть. Поскольку он был не обычным карманом, нет, но потайным, пришитым спереди к подштанникам Эрскина. Если бы карман, в котором Эрскин хранил этот ключ, был обычным карманом вроде кармана пальто, или брючного кармана, или даже жилетного кармана, Уотт, залезши в карман, пока Эрскин не смотрел, заполучил бы ключ на время, достаточное, чтобы сделать с него слепок при помощи воска, гипса, замазки или масла. Тогда, сделав слепок, он вернул бы ключ в тот же самый карман, из которого взял, предварительно начисто обтерев его влажной тряпицей. Но залезть в карман, пришитый спереди к подштанникам, даже если человек при этом смотрит в сторону, не возбуждая подозрений, было, Уотт это знал, не в его силах.
Вот если бы Эрскин был дамой… Увы, дамой Эрскин не был.