«Каллокаин», последний роман шведской писательницы Карин Бойе (1900-1941), был написан в 1940 году, в период могущества в первую очередь двух крупных тоталитарных государств на территории Евразии. Это произведение с подзаголовком «Роман из XXI века» было неоднозначно истолковано современной литературной критикой, которая в споре о прототипе изображенного в романе Всемирного Государства (Världsstaten), в основном, разделилась на два лагеря.
На протяжении всего романа не покидало ощущение, что читаю не фантастику и антиутопию, а историю о жизни людей, живущих при фашизме и тоталитаризме( и не важно в каком государстве, но человечество не изжило эту заразу по сей день). Видимо добро точно должно быть с кулаками, так как по другому отстоять свои права (хотя бы на жизнь без указки сверху) не получается. Очень тяжелый осадок остался, так как ничего не изменилось, увы ( разве что доносы, как при Сталине не пишут на ближнего). Изменились вывески и декорации, а по сути государство продолжает давить и эксплуатировать, промывать мозги и воспитывать послушных марионеток, которыми легко управлять, и технологии продолжают совершенствоваться. Многие это видят и понимают, но... очень многие верят всей пропаганде, что льётся потоком со всех просторов на наши бедные головы. Люди, читайте книги (только не желтопрессные романчики) учитесь думать, и поменьше смотрите телевидение. Хочется закончить на хорошей ноте, роман понравился своей злободневностью, хотя написан больше полувека назад.
На протяжении всего романа не покидало ощущение, что читаю не фантастику и антиутопию, а историю о жизни людей, живущих при фашизме и тоталитаризме( и не важно в каком государстве, но человечество не изжило эту заразу по сей день). Видимо добро точно должно быть с кулаками, так как по другому отстоять свои права (хотя бы на жизнь без указки сверху) не получается. Очень тяжелый осадок остался, так как ничего не изменилось, увы ( разве что доносы, как при Сталине не пишут на ближнего). Изменились вывески и декорации, а по сути государство продолжает давить и эксплуатировать, промывать мозги и воспитывать послушных марионеток, которыми легко управлять, и технологии продолжают совершенствоваться. Многие это видят и понимают, но... очень многие верят всей пропаганде, что льётся потоком со всех просторов на наши бедные головы. Люди, читайте книги (только не желтопрессные романчики) учитесь думать, и поменьше смотрите телевидение. Хочется закончить на хорошей ноте, роман понравился своей злободневностью, хотя написан больше полувека назад.
Попробую объяснить, что мне так понравилось в этой книге, написанной в 1940 году, что я рекомендую всем прочитать ее в 2019.
Если спросить любого человека, какие антиутопии он знает, мне кажется, большинство назовет классические работы Замятина, Оруэлла и Хаксли — «Мы», «1984» и «О дивный новый мир». Потом, вероятно, будут названы некоторые книги братьев Стругацких. Возможно, вспомнят и «День триффидов» Джона Уиндема (который, кстати, на русский перевёл Аркадий Стругацкий).
Если попросить забыть на время о России и Европе и переместиться в Америку, то, с большой вероятностью, будет назван Рэй Брэдбери и его «451 градус по Фаренгейту».
Роман «Мы» увидел свет в 1920 году, «О дивный новый мир» написан в 1931, «1984» публикуют в 1949 году, «День триффидов» — это уже 1951, а «451 градус по Фаренгейту» — 1953 год.
Все эти книги появляются в период формирования и существования тоталитарных режимов. При этом в них осмысляется не только советская реальность и немецкая реальность времён Третьего Рейха. Холодная война тоже неплохо стимулировала авторов обращаться к жанру антиутопии.
Гитлер мертв, СССР рухнул, Холодная война если и не канула в вечность, то, как минимум, трансформировалась в несколько иной феномен (хотя бы потому, что ответ на вопрос о том, какие страны играют ключевые роли в мировой политике сейчас отличается от того, который мы бы дали в средине ХХ века). Однако, популярность антиутопий не уменьшается: их хотят и писать, и читать.
Самые популярные книги жанра после 2000-х — представители young adult-литературы. Даже самый далёкий от чтения человек имеет представление о «Голодных играх» (первая книга выходит в 2008) и «Дивергенте» (старт серии пришёлся на 2011).
Антиутопия как жанр идеален тогда, когда автор хочет предостеречь людей от чего-то. Это «что-то» можно свести к проблеме нарушения прав человека. То, какие именно права людей нарушаются, как именно это происходит, может пролить свет и на время, в которое определенная антиутопия создавалась и на личность автора.
Стоить помнить, что первая антиутопия появилась не в ХХ веке. Но и те книги, которые написаны в это время, далеко не все вызваны напряжением ожидания мировой войны, переживанием ее последствий или осмыслением тоталитарного режима. Важно понимать, что не все авторы антиутопий писали об ужасах нацизма или социализма. Существует немало книг, посвящённых тому, к чему приводит капитализм, вышедший из-под контроля (и тут можно задать себе вопрос о том, а может ли он вообще из-под него не выйти и какой контроль имеется в виду). В последних речь идёт в том числе и об экологических катастрофах как неминуемых последствиях возрастающего аппетита общества потребления.
Антиутопии появлялись и будут появляться не только как реакция на усиление подавления, но и как некий пункт стандартного меню того периода, в который говорить о нарушении каких-либо прав становится частью социальной, политической если хотите, повестки.
Если первые из названных мной антиутопий сосредотачивались на подавлении людей государственной машиной без акцентирования на узких проблемах, то в более современных работах вполне могут подчеркиваться нарушения прав, например, женщин (как это происходит в «Рассказе служанки» Маргарет Этвуд) или же акцентироваться вопрос о том, как далеко могут зайти реалити- шоу (те же «Голодные игры»), что едва ли могло занимать писателя в 30-е годы прошлого века. Пользуясь случаем, ставлю на то, что мир обязательно увидит и книгу про стену Трампа.
Если в ХХ веке чаще всего основными героями антиутопий были взрослые люди, а главным действующим лицом был персонаж мужского пола, то в 2000-х героями многих антиутопия становятся подростки, а борьбу с системой нередко возглавляет девушка. Такова современная реальность.
Как видите, у людей, которых интересуют антиутопии, нет проблем с тем, чтоб подобрать себе книгу для вечернего чтения. Однако, из всего этого многообразия я рекомендую выбрать «Каллокаин» шведской писательницы Карин Бойе.
Мне в антиутопиях больше всего нравится наблюдать за тем, как в определённых социальных условиях ведут себя основные герои книг, как меняются их характеры. Если в качестве ядра антиутопии взять нарушение прав человека, то имеет смысл вникнуть в то, какие именно права автор показывает как нарушающиеся, как с этим борются персонажи, как получается так, что мир именно такой, какой есть и каков авторский прогноз.
Главный герой «Каллокаина» весьма необычен. Как правило, я встречаю антиутопии, в которых основной персонаж недоволен или не до конца доволен происходящим вокруг. Однако, Лео Каль из книги Бойе сразу кажется вполне удовлетворённым порядками государства, частью которого является.
Личность в мире «Каллокаина» принадлежит системе: во всех домах установлены прослушивающие устройства и системы видеонаблюдения, государственные интересы стоят выше индивидуальных, женятся люди с целью родить детей и отдать их на благо обществу в семилетнем возрасте, а свободного времени у каждого гражданина всего пару часов в неделю, потому что после основной работы все занимаются общественно-полезными делами. Почему в таких условиях кто-то вообще может разделять идеалы своей страны?
Ответ на этот вопрос помогает понять, как получить гражданина, который будет лоялен тоталитарной системе хотя бы какое-то время и, тем самым, позволит ей укрепить позиции.
1. Иллюзия индивидуализма и выбора.
Люди могут сами выбирать себе партнёров и даже разводиться. Хотя все должны нести воинскую службу, тем не менее у граждан есть и другая работа, которую они могут выбирать. Даже подопытными люди становятся по своему желанию. Хотя на формирование самого этого желания влияют пропагандистские фильмы, но едва ли это смутит читателей, живущих в мире агрессивного маркетинга.
Самое главное — в мире примата ценности государства остаётся возможность тешить самолюбие. Лео Каль, химик, разрабатывает сыворотку правды и предлагает назвать препарат в свою честь.
Люди в системе, описанной Карин Бойе, лишены возможности иметь доверительные партнёрские, дружеские отношения. В государстве нарушена система сотрудничества и взаимопомощи. А вот индивидуализм в определённых сферах демонстрировать возможно. Правда, сферы эти определяет государство.
2. Страх перед внешней угрозой.
Когда люди живут в постоянном страхе, что их накажет система, это может не только парализовать волю, но и довести до состояния «К черту всё. Мне уже нечего терять», что, конечно же, может привести к революции. Намного эффективней заставить население бояться или презирать какого-то внешнего врага. В этом случае всё накопленное напряжение, возникающее вследствие взаимодействия с системой, можно перенаправлять на страну/страны, в которых живут те, с кем государство, описанное Бойе, находится в режиме постоянной войны. Кроме того, необходимостью защищаться можно обьяснить и то, что еда стала менее качественной и то, что свободного времени становится всё меньше и меньше.
За главным героем «Каллокаина» интересно наблюдать, потому что он претерпевает личностные трансформации. Своя рубашка обычно ближе к телу. В случае с Лео Калем этот принцип тоже работает — недовольство системой возникает не в связи с тем, что он слышит откровения подопытных и видит их страдания, а из-за того, что сам герой мучается. Удовлетворение тщеславных порывов и защита от мнимого или реального врага — далеко не все, что может хотеть человек. Государство не в состоянии любить героя, дать ему ощущение близости и разделенности, подарить ему тепло. Любые намеки на то, что у кого-то всё это есть, что все эти явления существуют, пробуждают в Лео Кале неутолимую жажду.
А теперь я подхожу к самому главному. Карин Бойе показывает, что не только контролирующее, подавляющее государство не способно удовлетворить потребность человека в поддержке и общности, но даже парные отношения эту потребность не удовлетворяют. Когда Лео Каль откровенно общается с женой, он получает желанное ощущение близости. Однако, оно не утоляет жажду, а лишь делает ее сильнее. Именно поэтому и герой, и его жена стремятся не замкнуться друг на друге, чтоб закрыться от государственной системы, но сменить эту систему на то, что героиня называет обществом матерей. Надо уточнить, что в виду имеется не пол, не выполнение биологической задачи, но осознание уникальности каждого отдельного человека. При этом неповторимость не должна светить одинокой звездой, но требует слияния в звездное небо.
Безусловно, «Каллокаин» — весьма личная вещь, в которой хорошо видна та, кто ее написала. Собственная тоска Бойе по гармоничному существованию в Едином весьма заметна. То, что герой так и не достигает этого идеала, показывает, что «видеть путь» и «смочь по нему куда-то прийти» — совершенно разные вещи.
«Каллокаин» — хорошая антиутопия, которая особо ценна тем, что не только предупреждает о том, как жить не надо, но и позволяет задуматься о том, а могут ли вообще люди, общество, государство дать ощущение гармонии.
Мой книжный Telegram-канал
Заметки о квир-литературе
Поразительно не то, что этот роман шведской поэтессы и писательницы, был написан за восемь лет до самой знаменитой антиутопии о тоталитарном обществе - ‘’1984’’ Оруэлла,- а то, что в 1971 году был включен в Библиотеку современной фантастики, правда, перевод романа печатался со значительными сокращениями, дабы не смущать советских читателей излишними подробностями о Великой Империи, но и с такими сокращениями книга выглядит чудовищно убедительной в узнавании той реальности, тех страхов и той ограниченностью в пространстве, каким был для СССР Железный Занавес:
Если в один прекрасный день мы обнаружим, что наши дома обнесены колючей проволокой, неужели мы станем жаловаться на ограничение свободы передвижения? Нет, ибо мы знаем, что это делается для блага Империи.
У Карин Бойе, которая, кстати, побывала в 1930 году в СССР и с 1932 по 1933 жила в Берлине, получилось с точностью до миллиметра изобразить строение тоталитарного общества и, безусловно, черты надвигающегося и победившего фашизма. Тоталитарное, фашистское общество – Великая Империя (каково название, а!), – в котором ценность личности, как части государства, исчезла, обезличилась. Только на страхе перед Империей зиждется верность идеалам, только Высшая Цель имеет смысл:
Разве мы посмеем сказать, что хоть один день, один час нашей жизни представляет собой ценность сам по себе? Никогда! И я утверждаю, что каждый индивид, ощущая ничтожность собственного существования, неизбежно приходит к осознанию господствующих над всем требований Высшей Цели.
Человек ничто и никто – общая серая масса, которые словно кроты живут и работают в подземном городе, семья не имеет никакой ценности как основа государства, как островок любви и преданности, как единение двух личностей, только лишь как производители новых членов общества(если брак не приносит детей, обязательно следует развод, если дети уже выросли и отданы на воспитание, то следует развод и вступление бывших супругов в новые браки для производства детей). Ещё более пронзительно звучит история жертв-добровольцев для экспериментов, пронзительно до боли, вспоминая концлагеря, живое ‘’мясо’’ для опытов нацистских экспериментаторов.
Ради Высшей Цели все пишут доносы: горничная на хозяев пишет вполне официальный донос в конце каждого рабочего дня, жена пишет донос на мужа, муж пишет донос на жену, подчиненные на начальников, начальники на подчиненных, в каждом доме установлен ‘’глаз’’ и ‘’ухо полиции’’ – ничто не ускользнет от внимания Великой Империи. Разговоры без свидетелей невозможны даже между мужем и женой, дети с 7 летнего возраста начинают проходить курс ‘’молодого бойца’’ ( ну чем не милые гитлерюгенды?). Но ужас, на самом-то деле, не столько в том, что ты доносишь, боишься, а в том, что привыкаешь! Привыкаешь быть массой, управляемой страхом, привыкаешь не испытывать эмоций, а если, вдруг, случится такой казус: почувствуешь биение сердца и живительный ток крови – ты предатель Высшей Цели. Сила, Власть и Могущество в которых растворяется личность и никакого инакомыслия, а если, упаси Бог, возникнут ‘’ложные’’ мысли, то за инакомыслие сами знаете что бывает(гоу ту зе тюрьма или пошел вон за границы нашей великой Родины). Но Великая Империя – самая гуманная империя в мире – не всех она сажает и расстреливает, она может предоставить выбор: или стать производителем новых членов общества ( ну с рождаемостью, знаете, неважно в империи – плохо размножаются семейные пары), или пожертвовать собой как человеческий материал для различных опытов.
Лео Калль – химик, доработавший ‘’сыворотку правды’’, с помощью которой все тайные мысли могут быть вытащены на свет, какие перспективы открываются: ничто не утаится от государства, ни единая тайная мысль не останется спрятанной и не узнанной, - всегда считал себя убежденным последователем Высшей Цели, недоверие и страх так проникли в его кровь, что написать донос на Риссена для него не составило труда, только вот потом…когда Линда своим доверием, без каллокаина сумела пробить его панцирь, впустила те живительные соки – сострадание, теплые чувства друг к другу, нежность материнства, что однажды почувствовала Линда, ощущение ветра на коже и блеск далеких звезд, - мощным потоком хлынули в Калля, заставив ощутить жизнь, и ,главное, понять, что только на доверии можно существовать, только глубокое доверие друг к другу позволяет людям держать ориентир в этой жизни.
Всё это безграничное доверие между людьми – пусть лишь между определенными людьми – уже это по моему мнению, представляет опасность для Империи. Священная и необходимая основа существования Империи – это взаимное и обоснованное недоверие друг к другу. Тот, кто ставит по сомнение необходимость этого недоверия, тот ставит под сомнение сами принципы, на которых базируется Империя.
Тут вам никакой экзальтации и истерики, Бойе пишет ровно, даже чуть отстраненно, устами Калля, придумавшего эту сыворотку – словно фиксируя то, что происходит вокруг, и от этого слом в сознании Калля звучит ещё более мощно. Узнаваемо, страшно, и только одна мысль бьется: не дай Бог такое повторится…
Мы полностью сознаем и одобряем тот факт, что Империя – это все, отдельная личность – ничто. Мы принимаем и одобряем мысль о том, что, если отбросить технические знания, то значительная часть так называемой ‘’культуры’’ – это не более чем предмет роскоши, пригодный лишь для тех времен, когда никто и ничто не будет угрожать нам – если только эти времена вообще когда-нибудь наступят. Простое поддержание человеческого существования и неустанно развивающиеся военно-полицейские функции – вот суть жизни Империи. Все остальное – побочные продукты.
Удивительно, но книга, которая должна была мне понравиться, оставила совершенно равнодушной. Все составляющие классической антиутопии на своих местах, плюс препарат, позволяющий если не контролировать, то отслеживать внутреннею лояльность системе. Собственно опыты на финальной стадии создания чудо средства показывают изобретателю возможность другого пути.
Должна была, просто обязана была понравится мне книга, но уж слишком вязки размышления героев о происходящем, слишком бессмысленны действия. Все это я могла бы простить и списать на собственных тараканов, если бы нашла реальные точки соприкосновения с чем-то в своей реальности, внешней или внутренней, но вот не нашлось таких точек. Нет книга совсем не плоха просто на данный момент мы с ней совсем на разных орбитах, и не дай Боже, этим орбитам совместиться...
В этих словах заключена суть романа-антиутопии шведской писательницы Карин Бойе – «Каллокаин», вышедшего в свет в 1940 году. «Каллокаин» – достойная антиутопия, которую можно поставить в один ряд с известными классическими антиутопиями (Мы, 1984, О дивный новый мир). В 20-30-х годах Бойе провела какое-то время в Германии (времен зарождения фашизма) и СССР; поэтому в «Каллокаине» одновременно можно увидеть образ фашистской Германии и образ СССР эпохи Сталина. Роман Бойе, как и большинство других антиутопий, представляет собой не столько предсказание будущего, а сколько попытку осмыслить настоящее.
Повествование романа ведется от лица главного героя Лео Калля – химика, создавшего препарат каллокаин (назван в честь создателя), который описывает свою историю, находясь в тюрьме. Действие романа «Каллокаин» протекает в тоталитарном государстве под названием Мировая Империя. Частной жизни в этом государстве фактически не существует: каждый человек находится под наблюдением государства посредством подслушивающих устройств и систем видеонаблюдения – «ухо полиции» и «глаз полиции», которые вмонтированы в каждую квартиру. В романе Бойе все стандартно – люди (существующие под номерами), квартиры, одежда. Граждане Мировой Империи обязаны заниматься доносительством во имя безопасности Империи. Большую часть времени люди проводят на рабочих местах под землей, а вся жизнь строго регламентирована. Как и в антиутопии Xаксли (в «Каллокаине» можно усмотреть некоторые параллели с «О дивный новый мир» и «Мы»), любовь в «Каллокаине» считается устаревшей выдумкой романтиков. Дети в Мировой Империи живут с родителями в раннем возрасте, а по достижении семи лет отбираются у них и воспитываются в специальных городках. Государство безжалостно и грубо рвет все личные связи, разъединяет родителей и детей.
Отличительной особенностью романа является то, что главный герой Лео Калль – преданный последователь государства, поддерживающий идеи тоталитаризма. Он – ученый, живущий в Четвертом городе химиков, трудится на благо Империи и мечтает о карьере и власти. У него есть жена Линда и трое детей – старший сын уже воспитывается государством. Мы узнаем, что он разработал препарат, инъекция которого дает возможность проникнуть во внутренний мир человека и узнать его сокровенные мысли. Каллль о действии своего препарата говорит следующее:
Ни один преступник не сможет скрыть свою вину. Мысли, чувства больше не будут принадлежать нам одним, наконец-то будет покончено с этой нелепостью!.. из мыслей и чувств рождаются слова и поступки. Так как же они могут быть личным делом каждого? Разве каждый человек не принадлежит Всемирной Империи целиком и полностью? Кому же, как не Империи должны тогда принадлежать его мысли и чувства?
Каллль прекрасно осознает, что применение каллокаина приведет к тому, что люди распрощаются с последними остатками личной жизни, куда око государства еще не проникало – в сокровенную внутреннюю сферу человеческой жизни, по его мнению, «служившую прибежищем антисоциальных тенденций». Тем самым изобретатель пытается выслужиться после допущенной им оплошности, которая стала известна властным структурам. Калль по-своему несчастный и запутавшийся в жизни человек, плохо понимающий окружающих и самого себя; его снедают внутренние противоречия, которые он заглушает, убеждая себя в правильности идеологии государства. Он уверяет себя:
жертвы приносятся во имя высшего смысла. Если в один прекрасный день мы обнаружим, что наши дома обнесены колючей проволокой, неужели мы станем жаловаться на ограничение свободы передвижения? Нет, ибо мы знаем, что это делается для блага Империи… Мы полностью сознаем и одобряем тот факт, что Империя — это все, отдельная личность — ничто
разоблачение страдающих раздвоенностью есть долг каждого, преданного Империи солдата
В сюжете также наличествует любовная перипетия: Каллю кажется, что его жена Линда любит его непосредственного начальника Эдо Риссена, который тоже работает над проектом каллокаина. Эдо Риссен – человек с двойным дном, со своим духовным и психологическим подпольем. Работая с ним, Калль стал подозревать его в двуличии, поскольку тот высказывался в критическом ключе относительно проекта каллокаин, говоря о том, что у всех людей совесть нечиста, и поэтому обвинить в мыслепреступлении против государства (как у Оруэлла) можно кого угодно. Испытания каллокаином, устраиваемые властями, помогают раскрыть наличие тайного общества, – некоего содружества людей, которое не нуждается в организации и объединенных неосознанным протестом, члены которого хотят стать «кем-то другим». Эти люди на своих встречах здороваются за руку (старинный давно забытый обычай), они часто просто сидят и молчат, но, как сформулировала одна из женщин, «нашими усилиями будет вызван к жизни новый дух». Чаяния их направлены на восстановление утраченной и разорванной связи с природой. Цель же государства при использовании каллокаина выражена следующим образом:
Объектом расследования становился не тот или иной отдельно взятый проступок, а весь человек в целом… для того, чтобы отделить пригодные к использованию ресурсы от непригодных… Существа, физически и духовно неполноценные, не могущие принести Империи реальной пользы, не должны рассчитывать на то, что им сохранят жизнь лишь но тому, что они не сумели совершить достаточно тяжелого преступления
Роман «Каллокаин» – отражение депрессивного времени конца 30-х годов, где человеку с гуманистическими убеждениями, как у Бойе, перспективы человечества виделись в мрачном свете.
Вас не дивує, що все на світі, навіть правда, втрачає свою цінність, коли з подарунка перероджується у щось примусове?
- Организация? - переспросила она. - А зачем нам это? То, что живёт, то, что естественно и органично, не нуждается ни в какой организации. Вам нужна форма, а нам - сущность. Вы строите общество, как кладёте камни, по своему произволу, а потом так же разрушаете его. А наше сообщество как дерево, оно растёт изнутри. Мосты соединяющие нас, вырастают сами. а у вас они искусственные, они держатся на одном принуждении. Мы - носители жизни, а за вами стоит мёртвое, отжившее.
Люди не настолько искренни, чтобы выслушивать правду, это очень грустно. А ведь правда могла бы стать тем мостом, что связывает человека с человеком, но только пока она добровольна, пока она дается и принимается как дар. Разве не удивительно, что все на свете, даже правда, теряет свою ценность, как только становится принудительным?
— Как это может быть? — прошептала она со страхом. — Как это может быть, что человек ищет того, чего не существует? Как это может быть, что человек чувствует себя смертельно больным, хотя на деле он здоров и все идет как полагается…
“Общность? — говорите вы. — Сплоченность?” И эти слова вы кричите над разделившей вас пропастью.