В романе «Между небом и землей», который написан в ранний период творчества, Сол Беллоу нащупывает тему, которая станет впоследствии для него основной, — проблема свободной личности и ее право на выбор, конфликт между индивидуальной и общественной природой человека.
Книга выстроена в форме дневника и рассказывает о молодом человеке, который ожидает призыва в армию и мучается чувством собственной бесполезности.
Приятно, когда книга соответствует ожиданиям. Отзывы других читателей говорили о том, что в этом романе Беллоу взялся за весьма непростую тему, а запомнившийся великолепный Хендерсон - король дождя был причиной предполагать, что какая-бы ни была тем, Беллоу проработает с раскроет ее мастерски. Так оно и есть на самом деле.
Оригинальное название романа - Dangling Man, - на мой взгляд, гораздо точнее отражает его суть и идею, чем красивый, но слегка романтичный русский вариант. Главный герой - человек, находящийся именно в подвешенном состоянии он потерял точку опоры и раскачивается из стороны в сторону, нигде не находя покоя. Перед ним со всей остротой и бескомпромиссностью встала одна из центральных проблем человеческого существования - проблема идентификации. Существующая система общественных отношений предлагает в этом смысле широкий выбор; но какой-бы идее ни служил человек, утверждает Беллоу, каким-бы высоким идеалам ни подчинял свою жизнь, это все равно означает только - потерю своей личности, ее растворение в безликой общей массе. С другой стороны, отказ от следования каким бы ни было системам вообще даже будет иметь лишь один исход: полную потерю ориентиров, непреодолимое одиночество, невозможность достичь понимания со стороны самых близких и, в итоге, нервный срыв...
Где же истина? Задает этот вопрос Сол Беллоу, а отвечать должны, видимо, только сами читатели. Что важнее: сохранить себя, но при этом полностью оторваться от окружающей действительности, либо найти подходящую идеальную конструкцию и, в рядах прочих подчинив свою личность ее, переложить на нее в какой-то степени всю ответственность за свою жизнь и принимаемые решения? Если вступить на первый путь, кто гарантирует, что это самое "я", которое столь важно сохранить, вообще существует за пределами общественной ткани? А если воспользоваться, как большинство, второй альтернативой - это правильно, тогда откуда вообще сомнения?
В общем, вопросов Сол Беллоу ставит много, и это хорошо. Хорошая книга, что бы там ни говорили про беспросветность, тоску и бездны рефлексии. Как утверждал Генри Миллер, "в этом мире есть место всему и, возможно, даже потребность во всем". Вот и такие книги тоже нужны, чтобы - в который раз! - попытаться хоть немного что-то понять о себе. Thank you, mister Bellow.
Приятно, когда книга соответствует ожиданиям. Отзывы других читателей говорили о том, что в этом романе Беллоу взялся за весьма непростую тему, а запомнившийся великолепный Хендерсон - король дождя был причиной предполагать, что какая-бы ни была тем, Беллоу проработает с раскроет ее мастерски. Так оно и есть на самом деле.
Оригинальное название романа - Dangling Man, - на мой взгляд, гораздо точнее отражает его суть и идею, чем красивый, но слегка романтичный русский вариант. Главный герой - человек, находящийся именно в подвешенном состоянии он потерял точку опоры и раскачивается из стороны в сторону, нигде не находя покоя. Перед ним со всей остротой и бескомпромиссностью встала одна из центральных проблем человеческого существования - проблема идентификации. Существующая система общественных отношений предлагает в этом смысле широкий выбор; но какой-бы идее ни служил человек, утверждает Беллоу, каким-бы высоким идеалам ни подчинял свою жизнь, это все равно означает только - потерю своей личности, ее растворение в безликой общей массе. С другой стороны, отказ от следования каким бы ни было системам вообще даже будет иметь лишь один исход: полную потерю ориентиров, непреодолимое одиночество, невозможность достичь понимания со стороны самых близких и, в итоге, нервный срыв...
Где же истина? Задает этот вопрос Сол Беллоу, а отвечать должны, видимо, только сами читатели. Что важнее: сохранить себя, но при этом полностью оторваться от окружающей действительности, либо найти подходящую идеальную конструкцию и, в рядах прочих подчинив свою личность ее, переложить на нее в какой-то степени всю ответственность за свою жизнь и принимаемые решения? Если вступить на первый путь, кто гарантирует, что это самое "я", которое столь важно сохранить, вообще существует за пределами общественной ткани? А если воспользоваться, как большинство, второй альтернативой - это правильно, тогда откуда вообще сомнения?
В общем, вопросов Сол Беллоу ставит много, и это хорошо. Хорошая книга, что бы там ни говорили про беспросветность, тоску и бездны рефлексии. Как утверждал Генри Миллер, "в этом мире есть место всему и, возможно, даже потребность во всем". Вот и такие книги тоже нужны, чтобы - в который раз! - попытаться хоть немного что-то понять о себе. Thank you, mister Bellow.
Искушение собой
Джозеф ждёт призыва в армию, он уволился с работы, попрощался с родными и друзьями, и хотя он вовсе не стремится на фронт, но и уклоняться не собирается. Он готов. Но ожидание затягивается, скоро будет семь месяцев, семь месяцев бездеятельного, бессмысленного существования наедине с собой. «Что делать, остаётся ждать, ждать, то есть болтаться без толку и все больше впадать в уныние». И тогда Джозеф решает вести дневник. Конечно, не для того, чтобы «занять» время, но чтобы записывать внутренние переговоры, превратится в собственного критика. По сути, дневник это инструмент его борьбы за духовное существование.
Праздность, как заметил ещё Оскар Уайльд, самое трудное в мире занятие, самое трудное и самое духовное. Но почему же интеллектуал Джозеф, образованный, начитанный, духовно развитый и самодостаточный человек, освободившись от скучной работы, т.е. необходимости «убивать собственное время» за деньги, получивший такую исключительную ценность как досуг, не выдерживает предоставленной ему свободы?
Но сначала три замечания:
Во-первых, между небом и землей висит не Джозеф, а весь мир.
Во-вторых, апатия Джозефа не результат конкретной жизненной ситуации, а свойство его души, как и одиночество.
В-третьих, жизнь не бывает скучной, скучным бывает восприятие жизни.
1942 год. Ощущение катастрофы. Упадок духа. No future. Джозефу чтобы продолжать жить, нужно обрести смысл жизни - «тут-то и весь вопрос о моем истинном, а не поверхностном человеческом назначении», сосредоточиться на высокой цели, но так, чтобы сохранить своё «я» в мире, который предъявляет слишком много требований к личности. Но прежде чем позаботиться о сохранении своего «я», нужно его сначала обнаружить, чем Джозеф и занят (хотя в будущее он и не верит).
К сожалению, поиски себя герой начал, исходя из превратного представления о цели самопознания, он, кажется, забыл или не принял во внимание, что знание о себе может послужить не успокоению души, а наоборот, привести её в трепет и дрожь. Другими словами, он не был готов к трагедии, которая ожидает, по-видимому, всякого относительно неглупого человека, отважившегося на рефлексию и настоящую попытку познать самого себя. Трагедия простая: результатом самопознания может стать осознание собственной посредственности. Неутешительный вывод: предмет явно не стоил затраченных на его изучение усилий. Печально. И кроме того, тут же возникает новая проблема: как примириться с собственной заурядностью? Джозефу на помощь пришёл Дух Противоречия.
Рефлексия Джозефа основывалась на убеждении в собственной исключительности и чувстве отчуждения; он противопоставляет себя брату – бесчувственному дельцу, жене – глуповатой мещанке, друзьям – циничным приспособленцам и обществу в целом – лживому и лицемерному, опасаясь только одного, стать таким же, как все. Он находится в оппозиции ко всем, но в том числе и к жизни, и к миру, и Джозеф достаточно умён, чтобы понять риторический вопрос Духа Противоречия: имеется ли у тебя отдельная судьба?
Бесконечное и бесплодное копание в себе, постоянный анализ собственных мыслей, чувств и поступков скорее лишили Джозефа воли и активности, чем привели к получению какого-либо достоверного представления о себе. Но это «самокопание» было необходимо, потому что лишь таким образом можно было преодолеть искушение собой. Теперь становится возможным и поиск смысла жизни, преодоление очередной «трагедии»: ты жаждешь, чтобы твоя жизнь была подчинена высшему предназначению, и одновременно уверен, что никакой высшей цели не существует, в лучшем случае её можно только придумать. Следующий этап - «трагедия» писательства: это когда чувствуешь в себе призвание к литературной деятельности, и одновременно убеждён в бессилии (если не во вреде) слов. Преодоление этих «трагедии» или хотя бы одной из них создаёт условия и для примирения с собственной посредственностью: да, я зауряден, но это я. (Вот только, надолго ли хватает энтузиазма этого утверждения?)
Финал романа может показаться пессимистичным: «больше не надо будет за себя отвечать; и на том спасибо. Я попадаю в чужие руки, избавляюсь от самоопределения, свобода отменяется». Но чтобы стать свободным, надо признать невозможность свободы. Быть собой? Да, но что если человек устроен таким образом, что никогда не бывает собой – неизменным, полностью сложившимся, застывшим, - возможно, быть собой означает постоянно определять себя и всегда избегать полученного определения, чтобы не стать зависимым от самого себя.
Мир, который мы ищем, — не тот мир, который мы видим. Боремся за одно, получаем другое.
Ужасная книга. Болезненная и искренняя. Становится страшно, если поймать одну волну с рефлексирующим героем, и зависнуть в воздухе, между небом и землей. Читается нелегко. Душные записи в дневнике. Местами поток сознания и поиски своего места и предназначения. Кто я? Зачем живу? Кому это надо? И каково мое предназначение? Вот такими вопросами задается ГГ, когда-то ведущий активный образ жизнь со множеством планов на будущее, а ныне - домосед, слоняющийся без дела, рассуждающий о высоких принципах и причинах. Ни работы, ни мечты. Апатия. Ужасная и всепоглащающая. Пренебрежение к людям, вспышки ярости, не способность трезво мыслить, зависть к друзьям, принявшим этот мир таким как он есть. Гние и разложение личности. И что самое печальное герой это ощущает.
Основоной леймотив - свобода. Все мы стремимся к свободе, чтобы нас ничего не тяготило, не сдерживала, и мы могли податься куда захотим. А вот что происходит с человеком, получившем эту пресловутую свободу. Как отрешенному от всего мира человеку справляться с ней? Так ли она хороша и нужна как желанна... Вот на это тоже ГГ пытается найти ответы. Копается, размышляет, беседует сам с собой. В пору сойти с ума и залезть на стенку. Страшно быть наедине с собой и пытаться проникнуть внутрь. Я боюсь одиночества. Но при этом я за свободу во всех ее проявлениях. Но что-то мне подсказывает, что одно взаимоисключает другое. По крайней мере ГГ этого романа служит ярким примером. Что не может не пугать и настораживает.
Интересный автор. Написано замечательно. Чувствуется мастерство и психологизм. Это ранняя работа С. Беллоу, что скорее всего накладывает свой отпечаток. С удовольствием беру его творчество себе на заметку.
Он стал ждать. Его жизнь прервалась, нет, ее поставили на «стоп» и, он не смог эту кнопку ожидания отрегулировать. Он ждал призыва на фронт. Он не мог думать ни о чем другом, только война и только битва, он не желал или просто не мог продолжать свою прежнюю жизнь в прежнем режиме. Она не имела столь высокого значения перед теми изменения, тяготами и лишениями, что ждали его впереди. Есть вероятность того, что он уже и не вернется домой, как многие его знакомые парни, которых уже отправили на фронт.
И Он ждал. Он остановился в состоянии распада. И ему совсем не хотелось встречаться со своими друзьями, все оставленное позади не очень его интересовало. Книги, которые он совсем недавно читал запоем, перестали его интересовать. Раньше они, окружая его, служили гарантом жизни ценной, питательной и расширенной. А вот сейчас, когда времени вагон, книги не читаются. Не идут. Скоро семь месяцев как он ушел из туристической компании в связи с призывом в армию. И ждет у моря погоды. Его усердно проверяют перед отправкой на войну. И никто не дает работы. На работу не берут. Уже семь месяцев он находится в ожидании повестки и находится на полном иждивении жены.
Он перестал следить за собой, его не волновал свой внешний вид и то, что подумают о нем друзья, знакомые и жена. Он почти не выходил из дома, подчинив все свои желания только сиюминутному рефлексу жизни. От него сбежали мечты, желания и даже тень сбежала от него. Он предпочитал те дни, когда его никто не искал и не мог достучаться.
Он болтается между небом и землей. Он так давно жил в этом городе, что не должен был чувствовать одиночества. Но он одинок. Все идут по жизни в своем режиме, а он в ожидающем. Это большая разница. Сам с собой.
Он считал, что истинный мир – мир искусства и мысли. Единственная стоящая работа – работа воображения. Она спасает. И не только художников, каждого, одаренного воображением. Ну а если нет воображения, что прикажете делать? Ведь воображение – оно или есть или его нет и никогда не будет. Только четыре стен. И тоска зеленая. Почему непременно зеленая? Кто-то когда-то сказал, и перекрасить ее не сложно, но лень.
А дальше записи молодого человека, изнуренного тревожным ожиданием, готового на все. Он готов идти на войну. И как можно быстрее. Ведь когда варишься в собственном соку, ум за разум заходит.
Роман построен на записях Джозефа - молодого человека 26 лет, служащего бюро путешествий, окончившего Винконсинский университет, исторический факультет.
И эти записи очень интересны.
Чуть – чуть о многом
Одним словом, умей позаботиться сам о себе, и так будет выгодней всему человечеству.
От вечных разочарований делаем из гордости вид, что нам на все наплевать. Но это не так.
Правильно египтяне произвели в божественный статус кошку. Уж они - то знали, что только кошачий глаз может проникнуть во тьму души человеческой.
Разум должен себя победить. Но тогда зачем он нам сдался, этот разум? Чтоб постичь благодать бессмысленности. Довольно жидкий аргумент.
Отрекаться и презирать проще простого.
Навязчивая идея изнуряет. Я как граната с сорванной чекой. Знаю, что взорвусь, постоянно чую в себе этот миг, кричу в молитвенном ужасе «Бабах!». Но все рано, рано.
Вот тут Гёте прав: продолжение жизни означает надежду. Смерть – отмена выбора. Чем больше сужается выбор, тем ближе мы к смерти. Жестокость страшнейшая – отнять надежду, не отняв окончательно жизни.
Свобода мне не по плечу.
Мой последний день на гражданке. Больше не надо будет за себя отвечать, на том спасибо. Я попадаю в чужие руки, избавляюсь от самоопределения, свобода отменяется.
И надзор над духом!
Да здравствует принудиловка!
Ура, правильный образ жизни!
И надзор над духом!
Да здравствует принудиловка!
Так заканчивается книга о свободном человеке.
То есть, абсолютно. Свободном.
Немного поспойлерю, хотя, сюжет здесь - не основное.
Герой работает (работал) в туристическом агентстве, женат, детей нет. Друзья - да были когда-то. Родственники - тоже в прошлом (они не умерли, нет, просто герой - это не тот человек, которого рады видеть). Была более-менее приличная жизнь, в которую входили: встречи с друзьями, подругами, семейные обеды и официальные праздники, скучные, но такие же обязательные разговоры ни о чем. Как и вся предыдущая жизнь героя - ни о чем. Как и вся суета вокруг героя - тоже. Только кто-то видит в ней, в этой суете, смысл, а герой - нет. Смысл что-то делать, если завтра придет повестка. И он отправится на войну. И, возможно, там погибнет.
Жизнь героя не заискрилась красками на фоне приближающейся смерти. Нет. Герой будто сам заранее укладывает себя в корзину с трупами.
На фоне войны он позволил себе быть свободным.
У него не получилось.
И вообще, что за штука такая - свобода?
Согласно экзистенциализму Хайдеггера, основным состоянием бытия является страх — страх перед возможностью небытия, страх, который освобождает человека от всех условностей действительности и позволяет ему достигнуть в некоторой степени свободы, основанной на ничто, выбрать самого себя в своем неизбежном возлагании ответственности на себя самого, то есть выбрать себя как собственное, имеющее ценность существование. (с)
Сол Беллоу показывает "ценность" такого существования.
Его герой выбирает принудиловку. Ну и "Ура правильному образу жизни", наверное.
"Я как граната с сорванной чекой. Знаю, что взорвусь, постоянно чую в себе этот миг, кричу в молитвенном ужасе: «Бабах!» Но все рано, рано.
Вот тут Гете прав: продолжение жизни означает надежду. Смерть - отмена выбора. Чем больше сужается выбор, тем ближе мы к смерти. Жестокость страшнейшая - отнять надежду, не отняв окончательно жизни. Это как тюремный пожизненный срок. Как гражданство в некоторых странах. Лучшим выходом было бы жить так, будто надежда не отменена, день ото дня, вслепую. Но тут требуется немыслимое самообладание."
Веселье шло своим ходом, и я задумался над тем, кому вообще нужны эти сборища. Вдруг меня осенило, что цель подобных мероприятий издавна-высвобождение чувств из застенка сердца, и как гонит зверей инстинкт искать известь или соль, так и нас с элевсинских времен нужда сгоняет на празднества, чтоб с танцами и обрядами демонстрировать страданья и муки, выпускать на волю злость, желанье, тоску. Только выходит у нас неуклюже и пошло, мы утратили ритуальные навыки, полагаемся на пьянку, поубивали друг в друге богов и мстительно воем от боли. Я содрогнулся от этой жуткой картины.
"По-прежнему ни плодов, ни цветов. Лень даже нос высунуть. Но я же знаю - я не ленивый. Чистый обман зрения. Вовсе мы не ленивы. Просто от вечных разочарований делаем из гордости вид, что нам на все плевать."
Умей позаботиться о самом себе, и так будет выгодней всему человечеству.
Шестьсот лет назад человек был тем, для чего родился на свет. Сатана и Церковь, уполномоченные Богом, за него боролись. При исходе борьбы частично принимался во внимание его личный выбор. Но в ад ли, в рай он поступал посмертно, место его среди живых было застолблено. И это железно. Но декорации с тех пор сменились, люди только расхаживают по сцене, зато в результате мы имеем историю и все сваливаем на нее. Когда-то мы представляли собой интерес, тогда за наши души стоило побороться. А сейчас каждый сам ответствен за свое спасение и видит его в собственном величии. Оно, это величие, и есть тот утес, о который мы обдираем сердца. Великих умов, великих красавиц, великих любовников и преступников пруд пруди. От великой тоски и отчаянья Вертеров и Дон Жуанов мы пришли к великой властности Наполеонов. От них к убийцам, уничтожающим жертв по тому праву, что превосходят их величием; потом к тем, кто считает, что уполномочен вытягивать другого хлыстом; докатились до школьников и приказчиков, ревущих, как революционные львы; до подлецов, проходимцев, дебатирующих по ночным обжоркам, вообразив, что можно достигнуть величия в предательстве, хватая за горло тех, кто жил бы без них припеваючи; а от них прямиком к мечтам о великих своей красотой тенях, целующихся на моросящем экране. Из-за всего из-за этого мы ненавидим сверх меры, мы сверх меры терзаем себя и других. Мы боимся отстать от поезда, и этот страх нас сводит с ума. Этот страх в нас залег, как туча. У нас черно внутри. Только изредка грозой разражаются боль и тоска, и нас проливает дождем.