Спортивный журналист

Будь Фрэнк Баскомб не героем Ричарда Форда, а, например, вашим одноклассником, которого вы встретили лет этак через 20 после окончания школы, вы бы наверняка бросились ему сочувствовать. Еще бы: писательская карьера сдулась после первого же многообещающего сборника рассказов, старший сын умер от тяжелой болезни, брак развалился. И вот Фрэнку почти сорок, он живет один, пишет о спорте и много разъезжает. Если вы приготовились снисходительно похлопать Фрэнка по плечу, попутно наградив его клеймом неудачника, то вас ждет сюрприз. Фрэнк Баскомб – счастливый человек (не абсолютно, но вполне), а «Спортивный журналист» - одна из самых жизнелюбивых книг последнего времени. А может быть, и вообще.

Тему независимости от собственного прошлого Форд начал развивать еще в «Канаде». Там она звучала тонко и едва уловимо, в «Спортивном журналисте» же просто гремит. Настоящее и будущее человека не должны зависеть от прошлого, подчиняться и объясняться им. Существуют вещи (и обычно это паршивые вещи), которые должны остаться там, где они произошли. Дай себе время на переживание (но не пережевывание) и на скорбь, а потом живи дальше. Не так, как будто ничего не случилось, но с надеждой, что случится что-то еще – новое, хорошее, ведь «жизнь вечно спешит начаться заново». Забывать и прощать – вот два столпа мировоззрения Фрэнка Баскомба. И я сильно подозреваю, что Ричарда Форда тоже.

В романе полно тех, кто так и не научился ни забывать, ни прощать. Самые выразительные, конечно, подружка Фрэнка Викки Арсено и Уолтер Лакетт – еще один участник неофициального клуба разведенных мужчин. Ладная брюнеточка Викки – еще и воплощение необъяснимой переменчивости жизни, хрупкости отношений и их уязвимости. Еще 10 минут назад между вами все было чудесно – и вот вы уже в комнате, до краев полной злобой, недоверием и молчанием. Что разладилось, почему из-за мелочи все пошло не так и, главное, как это исправить? Викки Арсено в конце концов мне совсем разонравилась. Уолтер Лакетт – ярчайший пример человека, не сумевшего простить. И ладно, если бы кого-то – он не простил самого себя. Правда и то, что он сделал кое-что по-настоящему странное, но ничего такого, что нельзя было бы забыть или нужно исправлять.

«Спортивный журналист» - это жизнеутверждающая книга. В ней нет ни грамма пошлой жизнерадостности, она не предлагает растить крылья, улыбаться каждому дню и хлебать жизнь большими глотками. Это очень умная книга, ее автор пытается вытащить и показать что-то очень важное о жизни как она есть и о человеке – как он есть, без груза прошлого, без его давления и диктата ошибок, во всей человеческой чистоте и неприкаянности, несущего ответственность, но и свободного.

Прошлое ничего не объясняет, говорит Форд. Есть некая точка, после которой ты такой, какой есть, а прошлое не при чем. Сколько раз я читала книги о том, как прошлое кромсало жизни героев, служило объяснением их поступков и характеров, их неудач, их будущего, а чаще его отсутствия. И вот я читаю роман, громко заявляющий, что прошлое переоценено, что жизнь не заканчивается никогда, что есть вещи, на которые нужно просто забить, и всем от этого станет только лучше.

Зрелость, как я ее понимаю, это умение видеть дурные и странные стороны жизни, осознавать, что такими они и останутся, и жить дальше, опираясь на стороны лучшие.

П. С. Только что прочитала аннотацию. Полное ощущение, что мы с ее автором читали разные книги, хотя он тоже прав.

Вот так оно обычно и происходит: однажды кто-то или что-то подстерегает тебя на твоём жизненном пути, вторгается в твоё, казалось бы, прочно налаженное существование со всеми его удовольствиями и заморочками и заставляет тебя меняться. И что делать? Спрятаться и выкинуть это из головы? Отвергнуть внезапно возникнувший шанс? Уйти в рабство чужих чувств? Пытаться извлечь из происходящего что-то сущностное для себя, разглядев в этом другом самого себя? Стараться увидеть в случившемся закономерное? Воспринять эпизод творчески, как прорыв экзистенциального креатива?

Всё случившееся в этом романе пытается ответить на вопросы, насколько далеко мы можем отклониться, убежать от привычной жизни, которую считаем своей, и зачем мы, в конечном итоге, делаем то, что делаем.

Зачарованная когда-то смыслами и подтекстами «Канады», я долго приберегала «Спортивного журналиста» на особый случай, может быть, как раз вот на такие пограничные между зимой и весной дни, когда пора начать думать о хорошем, но почему-то больше думается о плохом, и очень хочется окунуться в какое-то спасительное чтение.

О чём «Спортивный журналист»? Просто так и не скажешь. О чём угодно, только не о спорте и не о журналистике. Но и название ничему не противоречит. Это может случиться с каждым, так почему бы ему не случиться со спортивным журналистом? Назови Р.Форд свой роман «Повар» или «Брокер», это ровным счетом ничего не изменило бы в его смысловом поле.

Наверное, прежде всего, эта книга - об одиночестве и отчаянии.
О ненасыщаемой жажде человеческого тепла и понимания.
О «мужской версии» кризиса среднего возраста.
О попытках изменить хоть в чём-нибудь разонравившуюся жизнь.
О вялой неспешности обывательского житья.
О попытках чувствовать себя самим собой и наладить отношения с собственными «Я».
О беспредельном равнодушии и эгоцентризме, становящимися нормой жизни.
О смирении перед неизбежностью.
О странных опытах над собственной жизнью.
О страхе перед экзистенциальной неизвестностью.
О том, что все мы тяготеем к простоте и однозначности отношений как с людьми, так и с работой, призванием, жизнью в целом, толком не умея воспользоваться тем «избытком возможностей», которые они дают.
О том, что считать в жизни важным, а что нет.
О смысле расставаний, когда расставаться не хочется.
О бессмысленности встреч, когда нечего сказать друг друг другу.
О надежде, что где-то впереди всё ещё мерцает яркая красочная жизнь без пустот и насмешливых иллюзий нынешнего существования.
О собственных ошибках, рождающих голодную пустоту внутри, которую до боли хочется заполнить хоть кем-то, только чтобы не страдать.
О том, как могут быть счастливы совершенно не подходящие друг другу люди, если они просто решаются на риск быть вместе.
О том, как важно первым делать шаги навстречу тому, без кого твоя жизнь кажется тебе неполной.
О "вроде-бы-жизни", прячущейся за шелухой слов, но сбрасывающей её в самый неподходящий момент и оставляющей нас беззащитными.
О несбывшихся надеждах на взаимопонимание.
О новой жизни, которую всегда можно построить, пока ты жив.
О значимости принимаемых решений для собственной судьбы.
Об иллюзии управления жизнью.
О любви и странных формах, которые она иногда принимает.
О трудностях выбора.
О вечном возвращении к самому себе.

В общем, книга о нас, взрослых людях, о каждом из нас. Я очень-Очень-ОЧЕНЬ люблю такие книги, хотя, может быть, не рискнула рекомендовать их кому бы то ни было. Вроде бы, ни о чём, и в то же время с таким зеркально-многомерным, лабиринтным пространством внутри, за рамкой простеньких житейских эпизодов, что от нахлынувших мыслей, воспоминаний и ассоциаций начинает кружиться голова. В принципе, многие из нас склонны к самокопанию, но мало у кого это получается так здорово, как у Р. Форда. Его мысли сразу хочется начать думать. Его грустью по не давшейся в руки жизни тоже хочется погрустить.

Нет, это вовсе не бесконечные рефлексии над собственной жизнью и не «инвентарный перечень невзгод и ностальгий». Здесь, в принципе, есть вполне внятный сюжет, но дело не в нём. Он – только рамка для ответов на наши ещё не заданные, но смутно страшащие нас вопросы. Есть такие книги, в которых в любой строчке, в любом эпизоде мы ощущаем тусклое мерцание смыслов, которые пытаемся словить в свои собственные интеллектуальные или интуитивные сети. И эти смыслы как бы окликают нас, спрашивая, не их ли мы ищем в тумане бытия, может, именно они нам смогут пригодиться. И мы сталкиваем свою жизнь с этими смыслами, возникающими буквально из ниоткуда. Смотри, вот привязанность. А вот тебе утрата. Вот зависть. Вот равнодушие. Вот он. А вот и ты. А вот тебе твоя судьба, держи, получай своё по полной... - и ты запал, пропал, попался… Эта книга сама тебя читает, задавая тысячу измерений твоим мыслям о себе.

С помощью таких книг, как эта, отражающих чужие жизненные опыты, лучше начинаешь понимать, как странно и чудесно устроена жизнь, как много об этом думает и как в действительности мало из неё способен взять каждый человек. Такую книгу хочется положить на дно души и… просто знать, что она там, что она у тебя просто есть, как еле слышный импульс к тому, чтобы не останавливаться в своём развитии. Как стук сердца.

Может быть, вам повезло больше, а я узнал про Ричарда Форда в прошлом году, когда на русском вышла его «Канада». Собирался прочесть, но, как обычно, другие кандидаты из читательского списка давно занимали и затею пресекли. Про Ричарда Форда я благополучно забыл и вспомнил, увидев обложку «Спортивного журналиста». Тут уж, когда ты работаешь на спортивном сайте, трудно пройти мимо.

Героя зовут Фрэнк Баскомб, и он угадайте с трех раз какой журналист (Стас Рынкевич не угадал, хотя в итоге Фрэнк Баскомб превращается в самого настоящего диванного журналиста, причем с упором на слово «диван»). Фрэнк — человек, с одной стороны, довольно счастливый (у него жена, трое детей, уютный дом и немного славы), а с другой, основательно несчастный (после смерти ребенка с женой он развелся, из спортивного журнала ушел, а начатый роман так и не окончил). И если вы сейчас проклинаете меня за спойлеры, так я скажу вам, что книжку эту ради сюжета читать вы не будете никогда. Потому что сюжета как такового — в том понимании, в каком вы готовы пристально следить за его лихими поворотами и неожиданными коллизиями в предвкушении Красной Свадьбы, — в ней нет, а есть в ней экзистенциальная, почти древнерусская (на самом деле нью-джерсийская) тоска и многочисленные, направленные внутрь человеческого естества путешествия. При этом, в сущности, книга о человеке, который уже довольно давно себя или какую-то часть себя потерял, но не так чтобы сильно налегает на поиски.

Есть ли в этой книге что-нибудь про спорт (мог бы родиться у читателя законный вопрос)? Про спорт в этой книге что-нибудь есть. В частности, одна из самых пронзительных сцен, когда Фрэнк приезжает делать интервью с бывшим американским футболистом — и обнаруживает перед собой сумасшедшего инвалида. Впрочем, суть отношения Фрэнка к спорту такова, что спорт он не любит, не интересуется им и пишет про него по причинам исключительно финансовым, хотя время от времени и декларирует (для заинтересованных слушателей, в основном женского пола) важную роль спортивной журналистики и себя в ней. Однако это ни в коей мере не производственный роман: написан он не про спортивную журналистику и ради погружения в специфику профессии в Америке не годится.

Может сложиться впечатление, что это история про довольно отвратительного субъекта, и какое-то время, вполне вероятно, вы именно так и будете думать. Однако постепенно оказывается, что Фрэнк Баскомб не такой уж отвратительный и, в общем, не лучший, но и не худший представитель рода человеческого. Он довольно интересный для наблюдения герой, которым вы, наверное, никогда не захотели бы стать и быть (даже с учетом трехэтажного дома и достаточно беззаботной, если взглянуть из современной России, жизни), которого вряд ли стали бы жалеть, но к которому испытываете не симпатию, конечно, но какое-то такое чувство, что вот этот парень — ну, он тоже человек. Это хорошее чувство применительно к книжному персонажу, потому что оно говорит о писательской удаче, мне кажется.

Несмотря на ряд автобиографических штрихов, Фрэнк Баскомб идеологически и этически довольно далек от своего создателя. Ричард Форд тоже жил в Нью-Джерси, тоже преподавал в колледже, тоже работал спортивным журналистом в нью-йоркском издании Inside Sports. Однако сам он говорит в интервью New Yorker: «Я всегда считал, что если мы с Фрэнком в чем-то солидарны — возможно, я недостаточно хорошо делаю свое дело». Кроме того, Форд, в отличие от Баскомба, счастливо женат с 1968-го и, в отличие от Баскомба, начал и закончил восемь романов и несколько сборников рассказов. А на Озоне, кстати, продается томик Чехова на английском, где Форд выступил редактором.

«Спортивный журналист» — роман с определенным, не слишком радужным настроением и послевкусием, несвойственным слабым и пустым книгам. Немного жалею, что поленился и прочел русский текст, потому что Форда прилично хвалят за авторский стиль, а оценить его по переводу, конечно, нельзя. Прочитав и посмотрев несколько интервью писателя (1, 2), я проникся к нему чрезвычайной симпатией и понял, что открыл для себя еще одно интересное литературное имя. Ну и разве можно плохо относиться к человеку, который говорит: «Я бы хотел написать про Саскачеван просто для того, чтобы как можно больше раз написать слово «Саскачеван». С детства обожаю это слово.

Внутри депрессии

Я очень хотела прочитать "День независимости". Но оказалось, что это продолжение. Пришлось начать правильно. Ну что же, теперь у меня есть сомнения в том, что я оценю "День...". Этот роман вызвал очень странные и противоречивые чувства.

Начать стоит с того, что понравилось. В этом произведении очень хорошо чувствуется сила писателя. Это явно не второсортное чтиво. Эдакий очевидный литературный тяжеловес. Не псевдо-интеллектуальное легкое чтиво, а нечто такое, что требует от читателя определенных усилий и осознанного чтения. И что важно заметить, тяжесть и сложность этого романа не нарочитая, не модное следование пост-модернизму. Форд пишет так, потому-что может. И потому, что считает, что именно так можно выразить всю сложность темы.

Но при всей силе и мощи этого текста, он не пробрал меня. Возможно, у меня было не то настроение/состояние. Да и в принципе, слава богу, я не могу представить себя на месте главного героя. А особенность этого романа в том, что переживаемые им эмоции Форд не описывает со стороны, а показывает изнутри. Помещает читателя в вязкое болото вялотекущей депрессии. При том, что герой самую черную ее часть уже явно миновал, поэтому мы видим туманный, весь в дымке, но рассвет. И если сконцентрироваться и заставить себя смотреть на эту историю не снаружи, а пустить голос героя в свое сознание, то ощущение этого тумана заволакивает разум и действительно воздействует на организм. Та самая сонливость и онемение. Хорошее слово на английском numb отлично отражает ощущение от этого романа.

Получается, что явно сильное и непроходное произведение провисает в странном лимбе – оно недостаточно драматичное и активное, чтобы заставить читателя пройти все стадии депрессии вместе с героем. И от того кажется скучным и бессодержательным. Но если задумываться о том, как Форд выразил состояние героя, то становится понятно, что эта скука, она не к роману относится, а к состоянию Фрэнка Баскомба. И оно найдет в вас отклик, если вы там были. Но тому, что не был внутри депрессии, заставлять себя в нее погружаться трудно. И не понятно, зачем. Во всяком случае, для меня этот роман так и остался непринятым. Потому, что я не захотела входить в него с головой.

C.R.
Обложка русского издания не удручает, но и эмоций никаких не вызывает. Англоязычные издания чуть более разнообразны, но тоже душу романа не раскрывают. Особенно тема с гольфом, которая отражена не только в одной выбранной, но и в нескольких других обложках. Печатная машинка ближе всего, но тоже не стопроцентное попадание.

Значительное число произведений, признанных вершинами литературы второй половины XX века, в том или ином виде отражают ситуацию писателя, переставшего писать. Конечно, существует множество хороших книг, в которых и вовсе нет никаких героев-писателей, но сам факт систематического обращения к теме «утраты вдохновения» довольно любопытен.

Как справедливо отметил Энрике Вила-Матас, книги о невозможности писать самим фактом своего существования провозглашают о желании писать. Однако исходная ситуация – положение умолкнувшего писателя – представляет собой особую сферу жизненного опыта человека, потерявшего собственное «я». В романе Форда такую свершившуюся творческую катастрофу олицетворяет Фрэнк Баскомб, в прошлом писатель, а сейчас - спортивный журналист. Состояние онтологической пустоты, в которой пребывает герой, в романе называется «дремотностью» и характеризуется, в частности, эффектом отстранения, когда герой выступает в роли стороннего наблюдателя, описывающего собственное существование. По этой причине, а также из-за отсутствия драматургии и постоянно встречающихся в тексте повторений, история Фрэнка кажется монотонной и унылой, но эта однообразность достаточно сложна и богата смысловыми оттенками, чтобы заинтересовать читателя. Внутренний монолог, абсолютно антисентиментальный и «объективистский» надо отметить, единственная оставшаяся и доступная герою реакция на внешний мир. Размышляя о своём существовании, тридцативосьмилетний Фрэнк пытается понять, что в его жизни пошло не так. И почему он перестал писать. Монолог в пустоту является, по сути, следствием творческого бессилия и несостоятельности в личной жизни главного героя. Однако...

Действие романа начинается в Страстную пятницу и завершается в Пасхальное воскресенье. Читатель, естественно, ожидает «воскресения» и для Фрэнка Баскомба, но Ричард Форд слишком хороший писатель, чтобы следовать шаблонным сюжетам...