Известный литературовед Лидия Гинзбург (1902–1990), начиная с 20-х годов, писала прозу. Появившиеся в 80-х годах ее журнальные публикации вызвали большой интерес читателей — у нас и за рубежом — и получили высокую оценку критики. В новой книге — очерки-воспоминания об Ахматовой, Багрицком, Заболоцком, Олейникове, Эйхенбауме, а также записи 1920—1980-х гг., представляющие выразительные картины меняющегося времени. Глава «Четыре повествования» — о сохранении человеческого духа в нечеловеческих условиях блокады.
Каких-то поразительных масштабов человек - в том числе и по степени честности перед собой, хотя бы и чисто интеллектуальной. Не знаю, насколько Л. А. соответствовала этой планке в быту - но даже если по жизни она воровала ложечки из гостей и ставила подножки старушкам, всё равно авторка этой книги стоит неизмеримо выше тебя, юзернейм!
Каких-то поразительных масштабов человек - в том числе и по степени честности перед собой, хотя бы и чисто интеллектуальной. Не знаю, насколько Л. А. соответствовала этой планке в быту - но даже если по жизни она воровала ложечки из гостей и ставила подножки старушкам, всё равно авторка этой книги стоит неизмеримо выше тебя, юзернейм!
Книга-глыба. Я имею в виду не столько её внушительный объем в шестьсот страниц, но скорее масштаб личности Лидии Гинзбург, который проступает сквозь книгу. Старая школа, ушедший характер, сейчас такие не рождаются. Поражает всесторонность знаний автора, глубина понимания человеческой натуры, серьёзная старательность «во всём дойти до самой сути» и скромность, с какой Лидия Гинзбург смотрит на эти попытки. И сразу обозначается резкий контраст с современной литературой и научными исследованиями, авторы которых, в большинстве своём, могут только просвистать скворцом, и поминай как звали.
Основной корпус «Человека за письменным столом» составляют записные книжки, которые Гинзбург вела на протяжении жизни, и это очень разнообразный интересный материал. Там есть меткие, оживляющие побронзовевшие образы штрихи к портретам известных людей.
Маяковский, замечу, читая стихи, никогда не кричал. Своим голосом, мощным, глубоким и по-своему мягким, он владел с абсолютной точностью, и он выражал все, что хотел, без тени тех грубых нажимов, к которым прибегают профессиональные чтецы стихов Маяковского.
Или:
Ахматова «научила женщин говорить», создала модель женщины 1910-х годов. Но сама она лишена таких традиционных женских свойств, как уют, домашность. Она безбытна, бездомна, не только по обстоятельствам, но и по природе. У нее выработанная театрализованная система жестов, которыми она представительствует, как поэт, как явление культуры, странно сочетается с беспомощностью бытовой жестикуляции. Неловкими движениями она ставит чайник, режет колбасу. И этих домашних движений она стесняется.
Также интересна реакция современника событий, причины и последствия которых для нас являются заранее известными:
Есенин повесился…Почему-то теперь, когда человек вешается (особенно такой), то страшно оттого, что кажется — он избрал этот способ нарочно, для вящего безобразия. Это все, как будто, пошло от Ставрогина.
Для людей интересующихся литературоведением будут интересны размышления на филологические темы, заметки о сути и природе искусства. Количество цитат, которые хочется выписать себе на заметку, стремится к полному объему книги. Ценна она, конечно, не только заметками об известных людях, литературоведении или какими-то бытовыми анекдотами (простите, опять не удержусь):
Маяковский говорил нам (Коварскому, Боре , мне): «Работайте на современной литературе. Бросьте заниматься филоложеством».
Эта книга прежде всего ценна опытом, который освидетельствовал катастрофы времени. Лидия Гинзбург - ровесница века, и она смогла овеществить в текстах его историю, передать потомкам (впрочем, не имея такой цели напрямую) суть и характер своего поколения. Лично для меня стало более понятным, из чего эти люди были сделаны, прояснились их поступки и мотивы, которые уроки школьной истории превратили в мёртвые стереотипы.
И, конечно, особого внимания (и отдельной рецензии) заслуживают «Записки блокадного человека». Шокирующая вещь. Шокирует она точной, скрупулезной, намеренно лишённой эмоции хроникой трансформации человеческого сознания. Как писала сама Гинзбург, эта работа была «аналитической моделью катастрофического опыта чувства». «Блокадного человека» стоит прочитать абсолютно всем, чтобы ощутить тяжесть блокадного опыта и величие человека, который смог всё это не только пережить, но и описать.
