В книге собраны рассказы русских писателей о Семнадцатом годе – не календарной дате, а великом историческом событии, значение которого до конца не осмыслено и спустя столетие. Что это было – Великая Катастрофа, Великая Победа? Или ничего еще не кончилось, а у революции действительно нет конца, как пели в советской песне? Известные писатели и авторы, находящиеся в начале своего творческого пути, рисуют собственный Октябрь – неожиданный, непохожий на других, но всегда яркий и интересный.
После прочтения рассказа остается ощущение, что белые проиграли противостояние, потому что много употребляли и слишком много думали. Это, конечно, крайне упрощенный, но отчасти верный взгляд на причины поражения монархистов. Жалкими какими-то показал Пелевин юнкеров – сидят на наркоте, несут какую околофилософскую околесицу. Как-то неудивительно, что их «хрустальный мир» так быстро рухнул под ударами мира нового – железного, злого, молодого. Ведь на самом деле все эти миры существовали только в их воображении – мир-то, он один, реальный, меняются только эпохи, и когда они меняются – действовать надо решительно, не решаться действовать, а действовать и решать, иначе неудивительно, что все становится похожим на хрусталь и рушится в одночасье.
Но все же этот взгляд примитивен. По обе стороны баррикад хватало и прожектёров, и людей действия – иначе бы не дошло дело до Гражданской войны.
Понятное дело, в первую очередь, «Хрустальный мир» — пародия. Попытка показать события детских рассказиков о Ленине и революции глазами противоборствующей, контрреволюционной стороны, да еще и в декадентско-наркотическом стиле. И все же конечная цель написания рассказа совершенно не ясна. Если она вообще была.
Достоинства произведения:
удачная стилизация под прозу Серебряного века;
атмосферность.
Недостатки:
не ясна идея произведения;
слишком пафосно для пародии, слишком гротескно для серьезного произведения.
Итог: написано здорово, но в целом – уныло в обоих смыслах.
Рецензия написана 09.11.2011.
После прочтения рассказа остается ощущение, что белые проиграли противостояние, потому что много употребляли и слишком много думали. Это, конечно, крайне упрощенный, но отчасти верный взгляд на причины поражения монархистов. Жалкими какими-то показал Пелевин юнкеров – сидят на наркоте, несут какую околофилософскую околесицу. Как-то неудивительно, что их «хрустальный мир» так быстро рухнул под ударами мира нового – железного, злого, молодого. Ведь на самом деле все эти миры существовали только в их воображении – мир-то, он один, реальный, меняются только эпохи, и когда они меняются – действовать надо решительно, не решаться действовать, а действовать и решать, иначе неудивительно, что все становится похожим на хрусталь и рушится в одночасье.
Но все же этот взгляд примитивен. По обе стороны баррикад хватало и прожектёров, и людей действия – иначе бы не дошло дело до Гражданской войны.
Понятное дело, в первую очередь, «Хрустальный мир» — пародия. Попытка показать события детских рассказиков о Ленине и революции глазами противоборствующей, контрреволюционной стороны, да еще и в декадентско-наркотическом стиле. И все же конечная цель написания рассказа совершенно не ясна. Если она вообще была.
Достоинства произведения:
удачная стилизация под прозу Серебряного века;
атмосферность.
Недостатки:
не ясна идея произведения;
слишком пафосно для пародии, слишком гротескно для серьезного произведения.
Итог: написано здорово, но в целом – уныло в обоих смыслах.
Рецензия написана 09.11.2011.
«Напудрив ноздри кокаином,
я выхожу на променад,
и звезды светят мне красиво
и симпатичен ад…»
Неожиданно чем-то Булгаковским с примесью Достоевского повеяло от этого небольшого, но очень атмосферного рассказа. Если у Булгакова Дьявол посещал Москву, то здесь Демон атакует город Петра. И причины проникновения зла в слабости интеллигента, заигравшегося в декаданс. Здесь, как обычно у Пелевина, много наркотиков, много рассуждений о философии и предназначении человека. Я даже сначала подумала, что это какая-то репетиция «Чапаева и Пустоты», но, к счастью, этот рассказ пошел совсем в другое русло. Здесь у человека, не много и не мало, есть предназначение в жизни. Он не только вооружен знанием об этом, но и вооружен буквально. Но этого оказывается мало. Вы помните, как в «Бесах» исподволь показано, что именно слабость интеллигенции привела к появлению революционеров нового толка – готовых убивать ради идеи, да и просто так? Здесь похожая ситуация - двум юнкерам дают простейшее задание – не пропускать НИКОГО гражданского по участку улицы. Что же делают наши герои? Глушат наркоту, рассуждают о том, что цивилизация гибнет, Ницше, Шпенглер, Стриндберг, «хрустальный мир», бла-бла-бла. Интересны их образы – фамилии Муромцев и Попович автоматом вызывают в голове русских сказочных богатырей. Но на то и конец эпохи, что и богатыри уже не те, что раньше. Вместо того, чтобы крепче сжимать копье, они сжимают ложечку с кокаином или шриц. Личины «бесов» тоже очень своеобразны – с одной стороны ясно узнаваемые, но не самые распространенные – Пелевин, как обычно, играет с читателем, чтобы тот подумал, поискал информацию. Та же история с отсылками не только к истории, но и литературе и, особенно, поэзии Серебрянного века. Вообще эта привязка и чуть ли не назначение символистов виновными в произошедшей революции может показаться слишком натянутым. Но, с другой стороны, нельзя отрицать, что «поэт в России – больше чем поэт». Но это все равно, что сказать, что Цой виноват в крахе СССР тем, что написал «Перемен – требуют наши сердца». Голоса эпохи, на мой взгляд, лишь выражают общие настроения и часто предсказывают будущее. Влияние их на людей трудно переоценить, но все же и личную ответственность КАЖДОГО человека за происходящее в мире тоже не нужно сбрасывать со счетов. Одно неоспоримо – если образованная часть общества больше болтает, чем действует, а уж тем более, если она сидит на наркотиках и ищет знаний в видениях, пропуская то, что происходит под носом – такое общество обречено.
Очень интересный рассказ, обманчиво простой, но открывающий много скрытого для внимательного читателя.
Почему решил перечитать: раньше-то читал, но тут ХРУСТАЛЬНЫЙ МИР был упомянут в эссе Еськова. Решил перечитать.
В итоге: о том, как наркоманы Россию просрали. Несколько лобовая сатира на Ленина и революционные события в Петрограде.
9(ОТЛИЧНО)
когда какое-то событие повторяется несколько раз, это указание высших сил.
— Причём обрати внимание, — возобновил он прерванный разговор, — любая культура является именно парадоксальной целостностью вещей, на первый взгляд не имеющих друг к другу никакого отношения. Есть, конечно, параллели — стена, кольцом окружающая античный город и круглая монета, или — быстрое преодоление огромных расстояний с помощью поездов, гаубиц и телеграфа. И так далее. Но главное, конечно, не в этом, а в том, что каждый раз проявляется некое нерасчленимое единство, некий принцип, который сам по себе не может быть сформулирован несмотря на крайнюю простоту…
За креслом, держа водянистые пальцы на его спинке, стояла пожилая седоватая женщина в дрянной вытертой кацавейке — она была не то чтобы толстой, но какой-то оплывшей, словно мешок с крупой. Глаза женщины были круглы и безумны и видели явно не Шпалерную улицу, а что-то такое, о чём лучше даже не догадываться,..
По улице пробежала черная собака неопределённой породы с задранным вверх хвостом, рявкнула на двух сгорбленных серых обезьянок в сёдлах и нырнула в подворотню, а вслед за ней со стороны Литейного появился и стал приближаться отходняк.
Он оказался усатым мужиком средних лет в кожаном картузе и блестящих сапогах — типичным сознательным пролетарием. Перед собой пролетарий толкал вместительную желтую тележку с надписями «Лимонадъ» на боках, а на переднем борту тележки был тот самый рекламный плакат, который выводил Николая из себя даже и в приподнятом состоянии духа — сейчас же он показался всей мировой мерзостью, собранной на листе бумаги.
— Главное в Стриндберге — не его так называемый демократизм и даже не его искусство, хоть оно и гениально, — оживленно жестикулируя свободной рукой, говорил Юрий. — Главное — это то, что он представляет новый человеческий тип. Ведь нынешняя культура находится на грани гибели и, как любое гибнущее существо, делает отчаянные попытки выжить, порождая в алхимических лабораториях духа странных гомункулусов. Сверхчеловек — вовсе не то, что думал Ницше. Природа сама ещё этого не знает и делает тысячи попыток, в разных пропорциях смешивая мужественность и женственность — заметь, не просто мужское и женское. Если хочешь, Стриндберг — просто ступень, этап. И здесь мы опять приходим к Шпенглеру…