Красный гаолян

В Китае нет ничего, зато людей много (цэ)

И никакой коммунистической идеологии не надо. Оно в китае изначально, видимо, есть. Вот такое отношение к самим себе. Положили японцы кучу народа? Ничего, вышел из остатков выживших дряхлый дедушка и утешил командира, потерявшего бойцов и любимую женщину. В Китае нет ничего, зато людей много (цэ) Поэтому отдавай приказы, великий воин, нас еще хватит на бойню, и не на одну.

Гаоляна в книге много. Он, можно сказать, в списке главных персонажей. Мне прямо захотелось испить винца, сделанного из него. Но каши, пожалуй, не надо. Лучше уж рыбки или там мясца на закусь. И вообще слог авторский очень богатый, сочный, резкий, яркий, фантастический, как китайская кухня, предназначение которой скрыть истинный вкус продукта и поразить своей роскошью и небывалостью. Совершенно варварские флэшбеки, но меня это ни разу не напрягло. Наоборот я наслаждалась каждым новым витком истории, полностью ныряя в происходящее на страницах.
А происходило много чего. Кстати, надо сказать янь исключительно щедро разбрасывается жизнями персонажей, то есть кровь, кишки, рас... льются и наматываются, и людей в китае много, короче. И, поскольку, все происходящее - историческая правда, то лично у меня опять же нет никаких претензий относительно излишней жестокости. И нет, я не считаю, что это накидывание жареного заради привлечения нездорового интереса. По мне так оно просто прекрасно именно что правдивостью и какой-то первобытной жестокостью. Ну вот, просто янь идет и пишет кровью предков на бумаге. А воплощение, благодаря таланту автора, выше всяких похвал.

История самой что ни на есть простой китайской семьи, начиная с бабушки, выданной замуж за прокаженного, и дедушки, решившего, что нечего такой красавице прозябать с болезным. Поэтому, собственно, история семьи начинается с жестокого убийства и бессовестного захвата чужого имущества. И герои отлично так живут-поживают до поры до времени: пьют вино, любят друг друга, блудят вовсю друг от друга, плодят детей и новые смерти. Тут тебе гаремы, разбойники, добродетельные и похотливые монахи, демоны, вселяющиеся в мертвецов, коммунисты и гоминдановцы, и великолепные черные мулы. Их история - это просто какая-то сказка взаимной любви, рабской пахоты на гаоляновом производстве и трагической смерти в одну роковую ночь.

Но приходят японцы, учиняя казни и бесконечную резню, и начинается своего рода расплата за все зло, совершенное любовниками. Умрут виновные и невинные, снова прольются реки крови, оставшиеся в живых позавидуют участи мертвых, японцев будут мочить без жалости, ибо нефиг разевать роток на китай. Впрочем, никакого раскаяния за прошлые злодеяния таки не ждите, его не будет.
И только гаолян. Прекрасный красный гаолян будет себе колоситься, подпитываясь кровью китайцев и японцев, мужчин и женщин, стариков и детей, одичавших собак и прочих животных. И это означает, что прекрасному ароматному, незабываемому вину из гаоляна быть, что бы там ни творилось под солнцем и луной.

С творчеством Мо Яня я познакомилась благодаря роману «Страна вина», который произвёл на меня неоднозначные впечатления. Этот же роман, как и большинство китайской литературы носит символический характер. Те кто говорит, что этот роман «никак не связан с войной», глубоко заблуждаются, потому что к войне он имеет прямое отношение. Достаточно вспомнить резню в Нанкине, где за одну ночь было вырезано почти всё население, включая женщин и детей. Да, здесь будет минимум ухода автора в философию, но зато очень много сцен с насилием, достаточно детализированных, именно поэтому, я не советую читать этот роман тем кто ненавидит тему войны (а здесь у нас зверства японцев) и тем кто ненавидит описание жестокости в литературе.

Этот роман напомнил мне о двух сериалах, первый из них «Угымчхи: Цветок маша», где точно так же местное население выступало против несправедливости и почти все из них лишись своих жизней. Там тоже маш стал символом жизни и смерти, так же как и здесь им является гаолян (сорго). Второе, что стоит у меня перед глазами, и что я настоятельно советую посмотреть, так это сериал «Битва за Чанша». Когда я читала «Красный гаолян», передо мной встала сцена, когда женщина, спасаясь с ребёнком в камышах от японцев, слишком сильно прижала его к груди, из-за чего он умер. Поэтому, я никогда не забуду ту ужасную сцену здесь, когда японцы на глазах ребёнка насиловали женщину, а затем на глазах матери убили дочь.

Знаете, за что я люблю именно Китай? За то, что они не рисуют персонажей или идеально хорошими или идеально плохими. Потому что злодеями становятся не от хорошей жизни, а самые святые люди иногда бывают настолько ужасны, что все злодеи перед ними меркнут. Главного героя здесь, отнюдь нельзя назвать идеальным человеком, обычно такие болтаются на виселицах вдоль дорог. Да, герой бандит, но даже у бандитов недовольных жизнью есть осознание того, что есть более глобальный враг, с которым нужно бороться. Но, помимо этого здесь поднимаются темы многожёнства, браков по договорённости, тема верности и чести.

И, посмотрев экранизацию, я с уверенностью могу заявить о том, насколько сильный, глубокий этот роман, как он многранен по сравнению с экранизацией (имеется в виду работа Чжан Имоу), насколько глубоки были чувства персонажей в романе и насколько поверхностно всё было на экране. Поэтому, если вы хотите действительно прочувствовать боль народа, вкус опьяняющего гаоляна, то советую читать роман.

Я действительно была очень сильно удивлена тому, насколько это интересно написано, потому что повествование относит нас в прошлое, более того, это прошлое членов семьи Мо Яня, его родных и близких, наверное поэтому оно так приближено просто к обыкновенной истории, без специфики изложения.

Прочитано в рамках "Собери их всех"

Жестокий китайский феминизм

Бабушка изо всех сил старалась освободиться от раздиравшего нутро возбуждения. Она смутно увидела перед собой новую и незнакомую широкую дорогу, а в канавах вдоль дороги скопилось прозрачное, как воздух, гаоляновое вино. По обе стороны, как и раньше, колосился скромный, но мудрый красный гаолян, в итоге реальный гаолян и гаолян из видений бабушки слились воедино, и уже не понятно было, где действительность, а где иллюзия. Бабушка испытывала одновременно ощущение зыбкости и стабильности, чёткости и расплывчатости, и погружалась в него всё глубже.

Пусть вас не введет в заблуждение слово "бабушка", речь идет о пятнадцатилетней девушке, выданной родителями за прокаженного сына владельца винокурни, но я опережаю события, пока довольно того, что девочка юна и хороша собой, а бабушкой она приходится человеку, который родится много позже описываемых событий. Герой-рассказчик "Красного гаоляна" внук Дай Фэнлянь, которая огладывает гаоляновое поле. Она только что, прямо здесь, в нескольких ли от своего спящего мертвецким сном пьяного отца, стала женщиной, и не в объятиях жуткого мужа, нет. первым и единственным возлюбленным красавицы был молодой стройный и сильный носильщик Юй (винокур Юй, бандит Юй, командир Юй, заключенный Юй - но я снова опережаю события).

У книги необычная судьба и невероятно долгий для реалий современности путь к русскоязычному читателю. Написанный в 1986, роман был экранизирован уже через год; одноименный фильм стал первым современным китайским, получившим мировое признание, но только теперь, спустя тридцать два года и через шесть лет после того, как автор был удостоен Нобелевской премии, роман вышел на русском в блистательном переводе Натальи Николаевны Власовой. Отчего так? Ну, вот, такая карма (у книг, так же, как и у людей, свой путь к сердцам читателей или к забвению), во многом повторившая судьбу автора: бурный всплеск интереса, шок, охлаждение, обвинения в грехах, диаметрально противоположных, признание.

Мо Янь фигура в современном литературном мире едва ли не самая одиозная, при том, что никаких шокирующих поступков шестидесятитрехлетний писатель не совершает, спокойно пишет свои книги и преподает. Мо Янь - псевдоним, ставший именем собственным, означает "не говори", а самое простое объяснение в том, что об этом предупреждали мальчика родители, ему было одиннадцать лет, когда началась Культурная революция и не говорить за пределами семьи ничего лишнего стало залогом выживания. Но это поверхностное объяснение, мне представляется, что корни глубже, а смысл объемнее. Мо Янь говорит о вещах, которые большинство живущих не готовы услышать: отчасти потому что они табуированны, частью оттого, что лежат вне сферы интересов обывателя; говорит языком великого романиста, но в манере весьма необычной - кровь-кишки-доброта.

Это шокирует, вызывает к жизни мощные разнонаправленные энергетические завихрения, которые клубятся вокруг романа; притяжение и отторжение; желание не слышать больше ни слова и страсть узнать, что было дальше; гадливая жалость и восхищение - эмоциональный и ментальный клубок несопоставимых вещей. И если вы думаете, что "ругать Нобеля" - это чисто российская сетевая забава, то в случае Мо Яня вы глубоко ошибаетесь, став лауреатом награды он подвергся такому количеству нападок и обвинений со стороны таких важных персон и в таком диапазоне, что диву даешься, и не знаешь, кого слушать. В недостаточно четкой социальной позиции, в лояльности к кровавому режиму, в непростительном легкомыслии при разговоре о трагических вещах, в излишней откровенности, в том, что личная дружба с членом Нобелевского комитета помогла получить премию - наконец. Сам писатель выбрал в отношении нападок наиболее конструктивную позицию - писать, "вы найдете все, что мне нужно сказать, в моих работах. Слова уносятся ветром, написанное вечно".

Итак, "Красный гаолян", семейная сага в современной классификации, но в советское время бытовало более емкое определение "судьба семьи в судьбе страны", охватывает временной промежуток с 1923 по 1976, хотя большая часть событий приходится на двадцатые-тридцатые, юность и начальная пора зрелости бабушек и дедушек героя-рассказчика. Мо Янь. к слову, является основоположником уникального литературного стиля галлюцинаторного реализма, соединяющего предания, историю и современность. Довольно точное, хотя и минимальное представление о нем можно получить уже из эпиграфа: красиво, необычно, многословно, чувственно, в высшей степени антропоморфично. От себя добавлю еще - предельно жестоко.

Живописание всех органических проявлений и состояний у Мо Яня наводят на мысли о патологии (в этом его тоже часто обвиняют ученые мужи и жены). Герои беспрестанно испражняются, испускают газы, блюют, кашляют, отхаркивая мокроту, мочатся, давят вшей и гной из воспалившихся ран, кровоточат, объедаются, упиваются допьяну, страдают от похмелья, от голода. жажды, мучаются несварением, переносят с место на место трупы. Со всем сопутствующим спектром обонятельных ощущений, которые автор передает с чувственной осязаемостью; зловоние льется на читателя со страниц романа, смешиваясь с терпко-сладким ароматом гаолянового вина, а самое удивительное, что именно он остается послевкусием книги. Ты дочитала и отложила, и вся кровь, грязь. слизь, гной, дерьмо - все ушло в землю, напитавшую красный гаолян, из которого приготовили вино - пей его, похмелья не будет.

На самом деле, все, что вам нужно знать об этой книге скрывается во фразе «эта история «самых удалых героев и самых отъявленных мерзавцев»», потому что и тех, и других в ней с избытком. Эта книга звучит, как песня крестьян, пока они собирают урожай гаоляна, она журчит чистой водой реки Мошуйхэ, она льется, как алая кровь героя, что уже давно стал удобрением для плодородной черной земли Гаоми.

Растение гаолян выступает еще одним главным героем, который составляет компанию читателю по ходу всей книги. На его фоне разворачиваются прекрасные и ужасные картины, он излечивает раны, в нем находят приют разбойники, чтобы совершать свои неблагочестивые дела, он одновременно и надежда, и скорбное алое поле.

Отец видел, как японец свирепо срубает колосья гаоляна саблей, некоторые растения беззвучно складывают головы, но стебли продолжают стоять неподвижно, другие громко шелестят, а срубленные метёлки с хриплыми криками валятся в сторону и болтаются на трясущихся стеблях, третьи же с удивительной гибкостью уворачиваются от сабли, сначала наклоняются назад, а потом вслед за клинком распрямляются, словно к ним от сабли тянется верёвка.

Природа в этой книге полноправная хозяйка, автор олицетворяет ее, уподобляя древней языческой богине.

В тот день луна была полной и кроваво-красной, но из-за этой бойни сделалась бледной и слабой и, убитая горем, висела в небе, как выцветший рисунок, вырезанный из бумаги.

Не только прекрасные картины природы мастерски описывает автор, но и смерть предстает перед нами без прикрас, уродливо и с привкусом меди на языке.

Людей тех лет автор видит совсем иначе – он думает, что они обладали особым знанием и умениями, их темные поверья восхищают его, если были герои – таких уже не сыщешь в настоящее время, а злодеи особенно кровожадные.

Книга написана так, как будто автор записывал ее с чьих-то слов, и как часто это бывает в разговорной речи, повествование непоследовательно. Главные события перемежаются с рассказами и байками, который слышал внук командира Юйя, от лица которого и написана книга. Эти небольшие ответвления позволяют немного передохнуть от тягот и невзгод, что выпали на долю героев.

Мне книга однозначно понравилась, но советовать всем я ее не буду, нужно действительно захотеть ее прочитать, не спешить, проникнуться шелестом гаоляна, прожить с героями их судьбу.

Что стоишь, качаясь, красный гаолян, головой склоняясь к собственным корням...

Опубликованный впервые в 1986 году «Красный гаолян» уже через два года был экранизирован с большим успехом, снискав любовь аудитории и золотого льва Берлинского кинофестиваля. Роман остается самым известным произведением автора, при том, что с публикацией его на языках, отличных от китайского, обстоят очень большие проблемы. Вот и до России перевод добрался только в 2018 году в отличие от экономического развития, по темпам которого некогда сельскохозяйственный Китай опережает всех и вся. Ну, лучше поздно, чем никогда, а, может, наоборот, очень вовремя…
Начало этой истории сложно найти в скачущих туда-сюда эпизодах. Вернее выбрать две точки отсчета: для жизни мирной и для войны. Война начинается в 1939 году, когда шестнадцатилетний Доугань был приставлен к отряду известного по всей округе командира Юй Чжаньао. Отряд готовит засаду возле моста через реку Мошуйхе на японский эшелон и марионеточные войска по наводке другого партизанского отряда. Никто даже не догадывается, сколько придется провести в ожидании боя, выживет ли кто-нибудь после него, успеет ли прибыть подкрепление, хватит ли патронов – пока всходит солнце, миллион вопросов и сомнений промелькнет в головах бойцов. Мирная жизнь была уже давно: матери Доуганя только исполнилось шестнадцать, когда отец выдал его за больного проказой сына богача. Своенравная девушка не пожелала мириться с такой судьбой и ввязалась в борьбу за свое собственное счастье при поддержке молодого крепкого носильщика. И никто не знает, сколько продлится это счастье и какова его цена. Но не прерывать же жизнь из-за этого…
Повесть, выросшая в роман, становится своеобразным исследовательским дневником повествователя как истории своей семьи, так и самого себя. Здесь не типичная проблема отцов и детей. Дело даже не в том, что негласный диалог ведется с покойными, перескакивая поколение. Здесь отсутствует и типичный спор, который делит аудиторию на противоположные лагеря. Рассказчик честно делится даже самыми неприглядными характерами и их поступками, преодолевая тем самым собственное смущение к семье, точно к приехавшему в город родственнику из глубокой деревни. И автор сопереживает ему в этом не простом откровении. История семьи, народа, страны должна быть сохранена в своем истинном виде, без скромных умалчиваний в угоду нравственности или стройности повествования. В хрониках любой страны и народа есть отвратительные эпизоды: холокост, терроризм, репрессии и т.д. Их нельзя вычеркнуть как список покупок или забыть как перчатки в автобусе: как тяжелую болезнь ее нужно принять, чтобы после узнать на ранней стадии и побороть в зародыше. Тем более не вычеркнешь людей, которые прошли через это. На какой бы стороне, зла или добра по прошествии времени, они не находились, они жили даже более ярко и яростно, чем нынешнее аккуратное в проявлении эмоций поколение. И автор практически воспевает гимн естественным желаниям и чувствам в проявлениях крайностей любви и ненависти.
С учетом специфичной тематики само собой приходит сравнение с Маркесом и его «Сто лет одиночества», даром что Мо Янь стилистически придерживается в повествовании мистического реализма. Но уже к середине романа любая попытка сравнения двух произведений с треском проваливается. Пути произведений расходятся по разным тропинкам, углубляясь каждое в свой посыл, в сопровождении переваливающегося через край багажа истории и культуры своей страны. В описании событий автор не скупится на дерзкие и яркие метафоры, подбирая их максимально точно по настроению, чтобы вызвать у читателя нужную эмоцию. При этом часто доходит до крайности, например, углубляясь в физиологические подробности жесточайших пыток и расправ над простыми крестьянами японскими солдатами или выживания в дотла сожженной деревне с одуревшими от человеческого мяса собаками. Такие картины потрясают и ужасают одновременно всех, кроме безмятежно шелестящего гаоляна. Здесь он и привычный символ какой-то бесконечно огромной силы, чья суть не подвластна и не постижима человеку, и в то же время символ народа, страны, чью живую силу пытаются укротить, окультурив в самом худшем смысле этого слова. Речь, конечно, не о культурной революции, а об искусственном подавлении каких-то естественных желаний, что, может, и удобно, но порождает новых монстров. Не очень приятно ощущать себя бройлером для забоя – хочется все-таки остаться личностью. Для этого следует помнить непреложные истины и не поддаваться чему-то проходящему.
8/10
Рекомендуется: почитающим родословные и любопытствующим по этому поводу.
Опасно: брезгливым тонким высокоморальным натурам.