Чуров и Чурбанов

Синхронизация сердечного ритма или Символ веры третьего тысячелетия

– А если я умру? Кому-нибудь будет меня жалко?
– Мне будет, – сказал Чуров. – Но вообще-то ты не умрёшь. Мы, врачи, такого не допустим.

Ксения Букша еще очень молода для русского писателя, которого по толстоевской традиции представляем не иначе, как с окладистой бородой. А начинала вовсе девочкой. Однако уже и тогда была, а теперь остается серьезным автором, чей голос звучит от лица малых мира сего которые за себя говорить не могут. Не упиваясь живописанием маргинального быта, не давя на жалость, спокойно, но настойчиво, хотя в современной клипово-мозаичной стилистике и собственной повествовательной манере. Продолжает традиции великой русской литературы.

В новом, предельно реалистичном, романе лишь одно фантастическое допущение, а именно: на свете существуют первичные синхронные пары, – это люди, у которых сердце бьётся в едином ритме, синхронно. И человек с сердечно-сосудистым заболеванием любой степени тяжести, проведя трое суток возле пары синхронов, совершенно излечивается. С одним «но», когда умирает один из пары, все, вылеченные таким способом, погибают одновременно с ним. Это общеизвестно, способ лечения, казавшийся таким обнадеживающим, признан бесперспективным. Пока не выясняется кое-что дополнительное…

Они разные, одноклассники Чуров и Чурбанов. Как масло и вода, которые не смешиваются Незаметный спокойный надежный Ваня Чуров живет с мамой и лежачей бабкой в питерской коммуналке. Денег постоянно не хватает, о приличных вещах и мечтать не приходится. Бабку жаль, но маму, которая ломается на двух работах, жальче. И после школы он сам моет обгаженные старческие ягодицы, меняет собственноручно сконструированный и сшитый непромокаемый подгузник. О памперсах для взрослых тогда слыхом не слыхивали, да и дорого такое.

Пофигист, приколист, эгоист Чурбанов перевелся из другой школы, сразу всех очаровав. Он из тех, людей вокруг который все кипит, солнце светит ярче, трава зеленее Человек-праздник, живой фейерверк. Иметь такого в друзьях безумно интересно, но и утомительно. И девочки, на которых Чуров лишь издали смотрит, Чурбанову как спелые груши, сами в руки падают. Только долго рядом с ним не держатся, Чрезвычайно плотный каузальный план труден в непосредственной близости (кто понимает).

Но вот как-то так случилось, что именно эти двое составляют синхронную пару. Они узнают об этом случайно, во время выезда на пикник студентами меда - а кому, вы думали, пришло бы в голову сопоставлять частоту пульса у отдельных членов компании, не будущим же геологам, архитекторам или финансовым аналитикам. Закончив ВУЗ Чуров ожидаемо станет хорошим врачом, детским кардиологом. А Чурбанов не закончит, бросит. В микробизнесе покрутится, кучу мелких, но действенных стартапов замутит. Разбогатеть с этого не разбогатеешь, но на интересную яркую жизнь будет хватать.

Они разные, но оба настоящие. И финал, такой неожиданный, горький и прекрасный - закономерен.

Источник

Меня терзают смутные сомнения.

Не так давно я наткнулась на опубликованные список финалистов одной из самых престижных литературных премий "Большая книга" и загорелась желанием познакомиться с каждым произведением, которое в него вошло. Именно роман "Чуров и Чурбанов" открыли этот мой марафон, по причине непонятной даже мне - просто чем-то он меня привлек.

И моё путешествие по простором российской современной литературы началось.

Книгу я нашла в аудиоформате (в последнее время часто прибегаю к нему) и по началу меня увлекло.
Есть у нас два героя, полностью противоположных друг другу: Ваня Чуриков живёт с мамой и лежачей бабушкой, он спокойный, ответственный и в целом очень положительный молодой человек. Чурбанов же наоборот, эгоист, пофигист, прожигатель жизни. Но вот чем-то всё же эти ребята связаны...

Связаны они синхронностью биения своих сердец. И кстати, немного авторского вымысла, именно вот такая синхронность сердец может вылечить болезни сердца. То есть, нужно найти двух подходящих людей с таким сердцебиением и подключить к ним третьего человека с заболеванием сердца, после этого человек поправится. Правда, если один из таких подходящих людей умрёт, то умрут и все вылечившиеся.

Или нет...?

В общем, занимательная такая история, о двух антиподах, неразрывно связанных друг с другом, с толикой апокалипсиса, кстати. Но чтобы я испытала поистине потрясающее удовольствие от прочитанного - я бы так не сказала.

Но с произведениями автора я бы хотела познакомиться ещё, так сказать, попробовать, вкусить, вдруг мне всё же понравится.

Больше заберёт, нежели даст

Прочитала-плевалась-забыла. Наикартоннейший картон. Да ещё и сверх всякой меры приправлен пошлейшей социальной чернухой. Справедливости ради надо заметить, что похожее впечатление, так или иначе, оставляют все произведения Букши.

И искушённый читатель, и неангажированные литературные критики не раз бранили авторессу за нагромождение мрачных сцен, за атмосферу безнадёжности и отчаяния. Из чего Букша сделала единственно правильный вывод: НУЖНО БОЛЬШЕ ЧЕРНУХИ. В "Чурове и Чурбанове" чернухи — хоть жопой ешь! Настоящая услада для души литературного профана, считающего чернушный антураж обязательным признаком серьёзного немейнстримного романа.

К прочтению не рекомендую, так как книга больше заберёт, нежели что-то даст.

Невеселые картинки

Начало будет традиционным. Это не роман. И даже не сборник рассказов. «ЧуЧу» больше походит на коллекцию анекдотов (в смысле случаев, а не то, что здесь сильно смешно). Но более вероятно предположить, что здесь вообще сдвиг в сторону графики – не задавшийся анимационный микро-сериал (ну, вы знаете, такие штуки с поучением на минуту-две) или не состоявшийся комикс (книжка-то с картинками).

Маленький сценки, мини-смыслы, короткие эмоции. Бравирование лаконизмом, поверхностностью и незавершенностью. Таких крохоток можно настругать целое ведро. «А вот был еще такой случай с нашей коровой…». Разве Букша все последние годы не этим занималась? «Завод» и «Двери», которые закрываются, скроены по такому же шаблону. Последовательная демонстрация не то нехватки умения, не то отсутствия желания, а может стойкой неспособности развить длинный сюжет. «Я ленюся».

Синдром литературной гиперактивности. Внимание дольше нескольких страниц не держится, постоянная потребность перескочить на что-то другое.

Это торжество обрезанности, которая стала сестрой бесталанности, умение написать несколько страниц ни о чем, вокруг какой-нибудь безделицы, высосанной из пальца из самой затрапезной житейской философии и таких же событийных поводов, Букша довела до совершенства. Буквы скачут бодро, слова топорщатся и в спешке наползают друг на друга, что-то читается, а для чего с каким умыслом – Бог весть.

Чуров сделал черную-пречерную валентинку нелюбимому педагогу, Чурбанов прочитал издевательскую лекцию об анатомии и физиологии двуглавого орла. Чуров лечит детишек и подбирает бывших изнасилованных девушек. Чурбанов лепит бизнес и любит движуху.

Букша не пишет, она наплетает, как не учивший предмет студент, уверенный, что для зачетной квалификации ему достаточно крутиться вокруг фразы «Человеческая жизнь имеет большое значение. Любой человек имеет ценность».

Один Чу живет так, а другой иначе. Вокруг первого одни, а вокруг второго другие. И все чудики. Нормальных нет, все с завихрениями – так в литературе положено, нормальными бывают только мертвые, это, типа, единственное состояние, когда норма соблюдается. На заднем плане у обоих Чу разруха и упадок: в какие годы живем, в новороссийские! Можно, конечно, согласиться, что черты декаданса реально присутствуют. Но уж не такого литературного, погрубее, почеловечнее. А то здесь грязный задник уж слишком нарочит. Раньше в этом чернушном пире Букша была не одинока, также настойчиво писал о насратом в подъезде, тухлом в холодильнике, темном по углам квартиры и в душе, которой уже давно нет, покойный ныне Данихнов. С его смертью и полным забвением где-то там, на обширном литературном кладбище, Букша осталась одна.

Да, NPC в «рассказах» Букши странные, но главные герои еще страннее. Хотя по-другому, и в них, несмотря на полярность характеров, чувствуется одно скрепляющее противоположность единство – они добрые. Вот такой почти сталинский позитив на фоне чисто внешнего негатива. Жизнь плохая, а наши люди все равно лучше: хорошая выросла молодежь, нечего тут клеветать.

Раньше внутренняя заданная в человеке полярность трактовалась как «между ангелом и бесом», «Я и моя тень», то есть с однобоким делением на черное и белое. Но мир-то сложнее: в нем нет ни того, ни другого. Под стать ему и сложная идейная основа, вокруг которой книжка Букши вращается: «Мы разные, но единые». Ну а дальше, чтоб два раза не вставать, все абстрактные ценности мира, хорошо знакомые читателю: жертвенность, высокие идеалы гуманизма, способность на высокий поступок в итоге.

Впрочем, это распространяется только на лиц молодой России. Старикам здесь не место. Папы и мамы – просто пустое место, люди сильно постарше – зомби-совки, отравленные тоталитарной пропагандой, неспособные выйти за пределы несвободных антиценностей. Хотя все-таки автор большой гуманист: умирающие совки достойны сожаления (как в байке про дедушку, выкинутого на мороз собственным сынком, настоящим полковником).

От большого гуманизма и идет вся эта лавочкина философия в духе «позвони маме», с отвлеченными, но модными моральными приговорами: «всем было тяжело, но не все стали бессердечными». Вообще-то литература и должна разбираться в том, как человек дошел до жизни такой – до бессердечья, а не ограничиваться какими-то детективными кульбитами «Вот оно как оказывается». Раньше литературу ругали за то, что она ставит вопросы. Теперь такого нет. Потому что ответы готовы. А вопросов не надо, от них болит голова и вообще это признак глупости. Только дураки что-то спрашивают и ждут от книги прорыва в мыслях и понимании окружающего, а не игры слов. Современный умный человек довольствуется очевидностями, иначе говоря, картинками.

Ода издыхающей лягушке

Повесть о двух сердцах

Сказать по правде, книгу эту я купил после того, как Дмитрий Быков назвал "Чурова и Чурбанова" лучшим русским текстом ушедшего года. Поэтому определённых ожиданий у меня не было, но завышенные, к сожалению, были.

Итак, Чуров и Чурбанов - два персонажа, глазами которых мы смотрим на разворачивающуюся с двух концов, и зачастую внахлёст, ткань повествования; они - два полюса, через них проходит ось трёх российских десятилетий: девяностых, нулевых и десятых. Десятилетия эти смотрятся по-питерски одинаково серыми и какими-то неприкаянными, и различить их между собой порой трудновато - лишь по редким приметам можно опознать ту или иную декаду.

Суровый реализм, несколько чрезвычайно удачных персонажей и пугающе-меткие зарисовки быта - то, что привлекает в романе Букши. Хотя романе ли? По объёму это скорее повесть. Повесть о милосердии, о важности сделать первый шаг, о призвании и о бремени. Я бы не назвал книгу эпохальной или даже великой, но для понимания того, чем дышит современна русская литература, знакомство с ней не будет лишним.

Источник