Июнь 1996 года. Во время праздника в редакции первого русского Интернет-журнала гибнет девушка. Над ее трупом кровью на стене нарисован иероглиф «синобу». Поиск убийцы заставит Юлика Горского глубже окунуться в виртуальный мир Сети, но настоящая разгадка скрыта в далеком прошлом. Вновь, как в «Семи лепестках», ключ к преступлению скрывают детские сказки.
«Гроб хрустальный» — второй роман Сергея Кузнецова из детективной трилогии о девяностых, начатой «Семью лепестками». На этот раз на смену наполненной наркотиками рэйв-культуре 1994 года приходит культура Интернета и математических школ. Мышь и монитор заменяют героям романа косяк травы и марку ЛСД.
Впервые детективный роман о Сети написан одним из старожилов русского Интернета, человеком, который знает Сеть не понаслышке. Подключись к 1996 году.
Меня заинтриговало предисловие, в котором автор благодарит и обещает в тексте цитировать Усова и СЕ, притом, что у меня издание 2003. То есть ни какого отношения ни к "Песням в пустоту", ни к "Формейшену" и всему этому странному всплеску активности вокруг Усова не имеет. Не то, чтобы я большой поклонник группы, но она элемент той культуры, которая мне близка, и якобы намек на интересную начинку внутри.
Роман по форме детектив, увлекательный, кто дворецкий не сразу понятно, но мотивация убийства имхо слабая.
Очень вовремя тема выборов (дело происходит в 1996), в основном всякие гэги:
Но панки, отец, и не голосуют, — заметил Арсен.
— А правда, что на выборах панки будут поддержать Зюганова? — спросил Андрей. — Я даже типа лозунг читал — "Папа Зю, гаси козлов!"
— Я думаю, его в штабе Ельцина придумали, — сказал Ося.
Кстати о панках. Нацбол-евразиец-анархо-сатанист Ося Абрамович - это неизящно.
И он показал еще один значок, с изображением шестиконечной звезды в круге.
— Наш, еврейский сатанизм, — сказал он. — Ты знаешь, что Антон ЛаВей многому научился у Бен Гуриона? Они дружили в юности. Учитывая, что Бен Гурион привел евреев в Израиль, то есть по определению мессия, нетрудно додумать остальное.
Над Дугиным уже только ленивый не стебался, но можно по-разному. Философ Дупин, закатывающий прах ментов в "лежачих полицейских" - тоже грубовато, но впечатляюще зато. Ну так Пелевин (которого тут просто до жопы прямыми цитатами и кривыми) мастер впечатления.
Убитая барышня - такой аналог девочки-тусовщицы из "Брата" - разговаривает прямыми цитатами из Летова, Пелевина, "Палп фикшн", что кагбе означает не просто маркеры эпохи, но и их ээ доступность и даже истасканность: в джинсы облачились самые отсталые слои населения(с),тогда как Летов все еще играет только по кинотеатрам и дк, а у Пелевина два сборника - не так много, чтоб им все разговаривали.
— Нет, я просто люблю здесь. — Оглядев переполненную комнату, она добавила: — Это самая анархистская страна в мире.
Сегодня Снежана была совсем иной: тихая, спокойная, даже рассудительная какая-то.
— А ты любишь анархию? — спросил он.
Я не верю в анархию, — ответила Снежана. — Просто все, что не анархия — то фашизм.
И глянула заговорщицки. Глеб улыбнулся и кивнул.
— Меч в сердце, — присвистнул Ося, — нож в спину. Я в этом городе жил. Явно сатанистские дела.
Слушать Летова в 1996 году так же глупо, как БГ — в 1990-м.
Все это перемежается другой эпохой, в которую впадает ностальгически гг и в ней соответствующие маркеры - Галич, Высоцкий и самиздат. Не только это, конечно, там много про их неустроенное и при этом тепличное поколение (к чему, собственно, и привязана цитата из СЕ про котят и утят).
Еще из интересного. Тут есть такой абзац
В комнате Глеб пересказывал Абрамову статью из «Комсомолки» про питерский «эфир»: такой номер, туда люди звонят и говорят все вместе. Обычно звонили и выкрикивали свой телефон — мол, позвони мне. Почему-то именно это нравилось Глебу больше всего: в эфире от людей остаются одни цифры, говорил он. Красуясь перед Оксаной, делающей вид, что не обращает на него внимания, многозначительно прочитал из Бродского:
В будущем цифры развеют мрак
Цифры не умира.
Только меняют порядок как
Телефонные номера
Я просто до сих пор помню книжку про советских хиппи (не только питерских), которая лежала в сети, а потом куда-то девалась и я забыла название. Вот там было про это "эфир", Черную речку и почему-то про белого спелеолога. Напомните, если вдруг кто.
Меня заинтриговало предисловие, в котором автор благодарит и обещает в тексте цитировать Усова и СЕ, притом, что у меня издание 2003. То есть ни какого отношения ни к "Песням в пустоту", ни к "Формейшену" и всему этому странному всплеску активности вокруг Усова не имеет. Не то, чтобы я большой поклонник группы, но она элемент той культуры, которая мне близка, и якобы намек на интересную начинку внутри.
Роман по форме детектив, увлекательный, кто дворецкий не сразу понятно, но мотивация убийства имхо слабая.
Очень вовремя тема выборов (дело происходит в 1996), в основном всякие гэги:
Но панки, отец, и не голосуют, — заметил Арсен.
— А правда, что на выборах панки будут поддержать Зюганова? — спросил Андрей. — Я даже типа лозунг читал — "Папа Зю, гаси козлов!"
— Я думаю, его в штабе Ельцина придумали, — сказал Ося.
Кстати о панках. Нацбол-евразиец-анархо-сатанист Ося Абрамович - это неизящно.
И он показал еще один значок, с изображением шестиконечной звезды в круге.
— Наш, еврейский сатанизм, — сказал он. — Ты знаешь, что Антон ЛаВей многому научился у Бен Гуриона? Они дружили в юности. Учитывая, что Бен Гурион привел евреев в Израиль, то есть по определению мессия, нетрудно додумать остальное.
Над Дугиным уже только ленивый не стебался, но можно по-разному. Философ Дупин, закатывающий прах ментов в "лежачих полицейских" - тоже грубовато, но впечатляюще зато. Ну так Пелевин (которого тут просто до жопы прямыми цитатами и кривыми) мастер впечатления.
Убитая барышня - такой аналог девочки-тусовщицы из "Брата" - разговаривает прямыми цитатами из Летова, Пелевина, "Палп фикшн", что кагбе означает не просто маркеры эпохи, но и их ээ доступность и даже истасканность: в джинсы облачились самые отсталые слои населения(с),тогда как Летов все еще играет только по кинотеатрам и дк, а у Пелевина два сборника - не так много, чтоб им все разговаривали.
— Нет, я просто люблю здесь. — Оглядев переполненную комнату, она добавила: — Это самая анархистская страна в мире.
Сегодня Снежана была совсем иной: тихая, спокойная, даже рассудительная какая-то.
— А ты любишь анархию? — спросил он.
Я не верю в анархию, — ответила Снежана. — Просто все, что не анархия — то фашизм.
И глянула заговорщицки. Глеб улыбнулся и кивнул.
— Меч в сердце, — присвистнул Ося, — нож в спину. Я в этом городе жил. Явно сатанистские дела.
Слушать Летова в 1996 году так же глупо, как БГ — в 1990-м.
Все это перемежается другой эпохой, в которую впадает ностальгически гг и в ней соответствующие маркеры - Галич, Высоцкий и самиздат. Не только это, конечно, там много про их неустроенное и при этом тепличное поколение (к чему, собственно, и привязана цитата из СЕ про котят и утят).
Еще из интересного. Тут есть такой абзац
В комнате Глеб пересказывал Абрамову статью из «Комсомолки» про питерский «эфир»: такой номер, туда люди звонят и говорят все вместе. Обычно звонили и выкрикивали свой телефон — мол, позвони мне. Почему-то именно это нравилось Глебу больше всего: в эфире от людей остаются одни цифры, говорил он. Красуясь перед Оксаной, делающей вид, что не обращает на него внимания, многозначительно прочитал из Бродского:
В будущем цифры развеют мрак
Цифры не умира.
Только меняют порядок как
Телефонные номера
Я просто до сих пор помню книжку про советских хиппи (не только питерских), которая лежала в сети, а потом куда-то девалась и я забыла название. Вот там было про это "эфир", Черную речку и почему-то про белого спелеолога. Напомните, если вдруг кто.
Июнь 1996 года. Во время праздника в редакции первого русского Интернет-журнала гибнет девушка. Над ее трупом кровью на стене нарисован иероглиф "синобу". Поиск убийцы заставит Юлика Горского глубже окунуться в виртуальный мир Сети, но настоящая разгадка скрыта в далеком прошлом. Вновь, как в "Семи лепестках", ключ к преступлению скрывают детские сказки.
"Гроб хрустальный" - второй роман Сергея Кузнецова из детективной трилогии о девяностых, начатой "Семью лепестками". На этот раз на смену наполненной наркотиками рэйв-культуре 1994 года приходит культура Интернета и математических школ. Мышь и монитор заменяют героям романа косяк травы и марку ЛСД.
Впервые детективный роман о Сети написан одним из старожилов русского Интернета, человеком, который знает Сеть не понаслышке. Подключись к 1996 году.