Роман современного шотландского писателя Кристофера Раша (2007) представляет собой автобиографическое повествование и одновременно завещание всемирно известного драматурга Уильяма Шекспира. На русском языке публикуется впервые.
Не осуждай его, ведь все мы грешны
Пьеса соответствовала тревожной эпохе, она предназначалась для невеселых людей среднего возраста. Горькая комедия сплетена и сжата в произведение неопределенное по своей сути.
Удивительная книга, которую почему-то у нас тут никто не читает.
Витиевато, но очень красиво написанное масштабное повествование от первого лица, прикидывающееся автобиографией, даже, пожалуй, исповедью Шекспира, каким он предстает в более менее официальной интерпретации его жизни - если считать его тем самым человеком, сыном перчаточника-банкрота, актером, пешком пришедшим покорять Лондон без гроша в кармане, но с припрятанным ловким пером за пазухой.
Весь роман построен как один длинный диалог, который по мере приближения к финалу всё больше превращается в монолог.
Умирающий в Стрэтфорде драматург надиктовывает завещание знакомому юристу, но выдавливает из себя последнюю волю в час по чайной ложке, то и дело съезжая в изложение собственного тернистого жизненного и творческого пути. Юрист поначалу активно участвует в беседе, вставляет уместные шуточки и замечания, задает наводящие вопросы и просит уточнений, но со временем всё больше уходит в тень, сводя свое присутствие лишь к обсуждению очередного приема пищи, а то и вовсе спит, полностью уступая сцену главному действующему лицу - Шекспиру, чье имя Уилл (Will) в оригинале означает также и "желание", и "силу воли", и "завещание".
Пьесы Шекспира за его жизнь претерпели несколько жанровых трансформаций. От исторических полотен об английских монархах и их эпохе он перешел сначала к комедии, потом к трагедии, затем к фантасмагорическим сказкам и закончил снова исторической пьесой.
Примерно тем же путем двигается и Раш, описывая жизнь своего героя.
В начале мы очень много узнаем о самой эпохе и ее главных приметах - торговле и ремесленничестве, битвах католиков с протестантами, организации театров, чуме, медицине и прочих грязных прелестях, которые очень далеки от глянцевой картинки Средневековья и глубоки и познавательны настолько, чтобы суметь лично вдохнуть весь смрад того существования, которое вело окружение Шекспира.
За комедию с привкусом романтики здесь отвечают влюбленность Уилла в Энн Хатауэй и его первые похождения на театральном поприще.
Потом следует обширная трагедия - смерть сына Хамнета и неизбывное чувство вины за то, что бросил его в Стрэтфорде, променяв единственного наследника на театр.
Будет и фантасмагорическая сказка, и возвращение к истории, когда в эпилоге уже умерший классик вдруг откажется замолчать и кратко перескажет нам еще и жизнь своих потомков до энного колена.
Помимо фактов биографии, изложенных в совершенно шекспировском духе, с умеренной дозой пошлости и тонких комических намеков, роман показался мне ценным двумя главными составляющими.
Первая - рассуждения о природе творчества и его мотивах, о том, как жизнь человека, его скрытые страхи, глубоко спрятанные желания и запрещенные суждения могут прорываться наружу в его текстах.
Вторая - дух самой эпохи. Больной Лондон, ароматные, но скучные цветущие сливы Стрэтфорда, гнездящийся в людях ужас, все эти публичные казни и странные увеселения, Елизавета I и всякие Яковы, публика в театрах и за пределами их стен, мокрая грязь дорог, по которым ползут театральные труппы, постоялые дворы и французские жены издателей, драматурги и актеры, аристократы и простолюдины, сотни знакомых и не очень людей в жирном и пахучем вареве, из которого потом процедилось, сквасилось и отстоялось то самое, что мы сейчас считаем чуть ли не главным достижением драматургии.
Кристофер Раш использовал в своем тексте массу цитат самого Шекспира, но умудрился провернуть и гораздо более тонкую штуку - превратить весь свой роман в нечто совершенно шекспировское по духу, стилю и мотивам.
И хотя он местами ходит кругами, насильно вдавливая в читателя навязчивый мотив боязни смерти и чисто фрейдовское вечное противостояние эроса и танатоса, хотя он пережимает в эпилоге и порой слишком увлекается тем или иным шекспировским парафразом (ох уж этот "зверь с двумя спинами", многократно повторенный во всех возможных интерпретациях), я без сомнений ставлю этому произведению высшую оценку.
За дурно пахнущее Средневековье во всем его великолепии.
За живого человека, которого понимаешь и принимаешь со всеми его проблемами.
И за невероятно сильное желание перечитать пьесу-другую, а то и все сразу, которое остается после того, как переворачиваешь последнюю страницу.
Я был сочинителем пьес, избегал говорить от своего лица и в какой-то момент утратил свое собственное. Я доставлял временное облегчение себе тем, что писал о других. Я был уверен в себе, только когда сочинял пьесы.
Приятного вам шелеста страниц!
Не осуждай его, ведь все мы грешны
Пьеса соответствовала тревожной эпохе, она предназначалась для невеселых людей среднего возраста. Горькая комедия сплетена и сжата в произведение неопределенное по своей сути.
Удивительная книга, которую почему-то у нас тут никто не читает.
Витиевато, но очень красиво написанное масштабное повествование от первого лица, прикидывающееся автобиографией, даже, пожалуй, исповедью Шекспира, каким он предстает в более менее официальной интерпретации его жизни - если считать его тем самым человеком, сыном перчаточника-банкрота, актером, пешком пришедшим покорять Лондон без гроша в кармане, но с припрятанным ловким пером за пазухой.
Весь роман построен как один длинный диалог, который по мере приближения к финалу всё больше превращается в монолог.
Умирающий в Стрэтфорде драматург надиктовывает завещание знакомому юристу, но выдавливает из себя последнюю волю в час по чайной ложке, то и дело съезжая в изложение собственного тернистого жизненного и творческого пути. Юрист поначалу активно участвует в беседе, вставляет уместные шуточки и замечания, задает наводящие вопросы и просит уточнений, но со временем всё больше уходит в тень, сводя свое присутствие лишь к обсуждению очередного приема пищи, а то и вовсе спит, полностью уступая сцену главному действующему лицу - Шекспиру, чье имя Уилл (Will) в оригинале означает также и "желание", и "силу воли", и "завещание".
Пьесы Шекспира за его жизнь претерпели несколько жанровых трансформаций. От исторических полотен об английских монархах и их эпохе он перешел сначала к комедии, потом к трагедии, затем к фантасмагорическим сказкам и закончил снова исторической пьесой.
Примерно тем же путем двигается и Раш, описывая жизнь своего героя.
В начале мы очень много узнаем о самой эпохе и ее главных приметах - торговле и ремесленничестве, битвах католиков с протестантами, организации театров, чуме, медицине и прочих грязных прелестях, которые очень далеки от глянцевой картинки Средневековья и глубоки и познавательны настолько, чтобы суметь лично вдохнуть весь смрад того существования, которое вело окружение Шекспира.
За комедию с привкусом романтики здесь отвечают влюбленность Уилла в Энн Хатауэй и его первые похождения на театральном поприще.
Потом следует обширная трагедия - смерть сына Хамнета и неизбывное чувство вины за то, что бросил его в Стрэтфорде, променяв единственного наследника на театр.
Будет и фантасмагорическая сказка, и возвращение к истории, когда в эпилоге уже умерший классик вдруг откажется замолчать и кратко перескажет нам еще и жизнь своих потомков до энного колена.
Помимо фактов биографии, изложенных в совершенно шекспировском духе, с умеренной дозой пошлости и тонких комических намеков, роман показался мне ценным двумя главными составляющими.
Первая - рассуждения о природе творчества и его мотивах, о том, как жизнь человека, его скрытые страхи, глубоко спрятанные желания и запрещенные суждения могут прорываться наружу в его текстах.
Вторая - дух самой эпохи. Больной Лондон, ароматные, но скучные цветущие сливы Стрэтфорда, гнездящийся в людях ужас, все эти публичные казни и странные увеселения, Елизавета I и всякие Яковы, публика в театрах и за пределами их стен, мокрая грязь дорог, по которым ползут театральные труппы, постоялые дворы и французские жены издателей, драматурги и актеры, аристократы и простолюдины, сотни знакомых и не очень людей в жирном и пахучем вареве, из которого потом процедилось, сквасилось и отстоялось то самое, что мы сейчас считаем чуть ли не главным достижением драматургии.
Кристофер Раш использовал в своем тексте массу цитат самого Шекспира, но умудрился провернуть и гораздо более тонкую штуку - превратить весь свой роман в нечто совершенно шекспировское по духу, стилю и мотивам.
И хотя он местами ходит кругами, насильно вдавливая в читателя навязчивый мотив боязни смерти и чисто фрейдовское вечное противостояние эроса и танатоса, хотя он пережимает в эпилоге и порой слишком увлекается тем или иным шекспировским парафразом (ох уж этот "зверь с двумя спинами", многократно повторенный во всех возможных интерпретациях), я без сомнений ставлю этому произведению высшую оценку.
За дурно пахнущее Средневековье во всем его великолепии.
За живого человека, которого понимаешь и принимаешь со всеми его проблемами.
И за невероятно сильное желание перечитать пьесу-другую, а то и все сразу, которое остается после того, как переворачиваешь последнюю страницу.
Я был сочинителем пьес, избегал говорить от своего лица и в какой-то момент утратил свое собственное. Я доставлял временное облегчение себе тем, что писал о других. Я был уверен в себе, только когда сочинял пьесы.
Приятного вам шелеста страниц!
Сочинительство - это своего рода болезнь. Счастливые люди не пишут пьес, счастливые люди играют в мяч.