Другие записи группыпоказать все

Привествую вас! Дорогие мученики чернил и бумаги, фанаты клише и жертвы тиражированных сюжетов! 


Вы думали, что после Маши Пупкиной и её сестры Даши ваши нервные клетки достигли дна? Вы ошибались! Готовьтесь, потому что дно – это не предел. Есть подвал. А под ним – сырая, промозглая, кишащая тараканами-тропами КАРЦЕРНАЯ ЯМА. 

Вы просили боли? Вы жаждали, чтобы вас скрутило от смеха и стыда одновременно? Чтобы соседи спросили, почему вы рыдаете в три часа ночи (даже если у вас не три часа ночи)?

Ваше желание — закон! 

Держите мой новогодний подарок — историю про истинность, драконов и роковые ошибки женского выбора! Каждый день до Нового года вас ждёт приключение новой героини в другом мире. (Это уже не статья. Это целая мини-книга!) 

Знакомьтесь — МИКУЛАША ПУПКИНА

Да-да, та самая, что заставит вас выть. От смеха. От стыда. От желания крикнуть: «ДЕВОЧКА, ОПОМНИСЬ!» 

Краткий ликбез для тех, кто пролежал последний год в коме (или читал только классику): 

Кто эта новая жертва моды? 
Кто она? Бывшая Маша Пупкина, которая внезапно решила, что имя «Микулаша» звучит «мистичнее и глубже». (Спойлер: нет. Звучит так, будто её зовут в честь чешского Деда Мороза) 
Что она делает? Устала от денег (кошмар!), но всё ещё хочет открывать бизнесы. (Спойлер: у неё не получится.) 
Чем больна? Прочла столько романтических романов, что её мозг теперь выдаёт не мысли, а готовые главы с опечатками. 
Чего хочет? Объявила деньги «пройденным этапом» и теперь ищет «ЛЮБОВЕЙ». (И да, это именно так пишется!) 
На что готова? На всё. Абсолютно. Готова перевоспитать дракона, усыновить вампира, приручить оборотня и починить сломанное сердце демона. (Всё в одном флаконе, без инструкции и гарантии.) 

Чем она «лучше» Маши? 

— Хотелок стало больше, а здравого смысла — меньше.
— Мечтает не о прибыли (фи!), а о драконе с «пламенным сердцем».
— Её романтические иллюзии достигли уровня клинического диагноза: «Я исправлю его своей любовью,  даже если он съел всех своих предыдущих жён и украл мой тостер». (Прогноз: не лечится. Только карантин.) 

Почему при чтении о ней хочется плакать? 
 — Она задаётся вопросами «кто я?» и «куда иду?». И находит ответы, которые заставят вас задать свой вопрос: «Господи, и кто это придумал?» 
— Она будет искать «истинного» с такой яростью, что вам захочется подарить ей карту с надписью «ТЫ ЗДЕСЬ» и большой красной стрелкой «НЕ СЮДА». 
— Обязательно получит метку истинности. (Потому что без этого никуда!) 
— Сюжет: драконы, голые торсы, слёзы и неловкие ситуации. (Море неловких ситуаций.) 

Ладно, закругляюсь с предисловием. ПОЕХАЛИ ПО СЮЖЕТУ! 
(Готовьте валерьянку, антидепрессанты и, возможно, завещание — пригодится.) 
 
P.S. Если вы узнали в этом описании ВСЕ книги, которые читали последний год — ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КЛУБ! Наши встречи по выходным, приносите своё отчаяние и печеньки. Без печенек вход воспрещён. 
P.P.S. Это книга абсурд в чистом виде. На премии не претендует. Зато на ваш смех — очень даже!) 
 

ЧАСТЬ 1: СМЕРТЬ И ВОЗРОЖДЕНИЕ 

Глава 1: Джип наносит ответный удар 

Микулаша (бывшая Маша, напомню) едет на гелике.
Мечтает о принцах.
О закатах рассветах!).
О ЛЮБОВЕЙ
И тут — БАХ!

Авария. Классика. 
(Фура/пьяный водитель/внезапный метеорит — выбирайте, результат один.) 
Микулаша умирает. 
Видит свет перед глазами и начало туннеля (того самого!). 
Последняя мысль: «Блин, почему джип... Надо было самокат купить...» (И людей пугать?) 

Темнота. 
Пустота. 
И она... 
ПРОСЫПАЕТСЯ! 

Глава 2: Начало конца 

Микулаша открывает глаза.
Видит потолок. Натяжной
(Натяжной?! В средневековье?! Автор, ты там с Википедией дружишь?) 

Потолок незнакомый (классика жанра!) 
Садится. 
Чувствует КОРСЕТ. 

«ЧТО ЭТО ЗА ПЫТОЧНЫЙ АППАРАТ?!» 
«ПОЧЕМУ Я НЕ МОГУ ДЫШАТЬ?!» 
«ЭТО ЧТО, СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ФИТНЕС-ТРЕНАЖЁР?!» 
(Микулаша знакомится с модными тенденциями. Знакомство проходит бурно.) 

Встаёт. 
Подходит к зеркалу. 
БОГИНЯ СМОТРИТ В ОТВЕТ! 

Сейчас будет мастер-класс "Как описать героиню, если твоя фантазия закончилась на 'у неё были глаза'" 

Глаза: как два выразительных озера, в чьих омутах уже утонули: 15 принцев, 3 советника и один особенно несчастный конюх. (Автору пришлось арендовать дополнительное озеро для следующих томов.) 
Волосы: шелковистые, как борода гнома. (Ага, того самого, вылупившегося из яйца.) 
Нос: с горбинкой, доказывающей 15 колен благородной крови. (Хотя папа героини проговорился про падение с лошади в пятилетнем возрасте...) 
Губы: пухлые бантиком. (Спасибо, что не пропеллером — а то бы улетела!) 
Грудь: высокая и упругая, как мотивация автора дописать эту главу. (К концу романа и то, и другое заметно сдувается.) 
Талия: осиная, благодаря корсету и силе воли. (Воли автора, конечно же — Микулаша бы сдалась на третьей шнуровке.) 
Попа: круглая, как сюжетные дыры в сценарии. (Проходит в дверные проёмы только боком и с молитвой.) 
Фигура: священные 90-60-90, как завещал великий автор ромфантези. (Второй том обещает 95-65-95 — инфляция ведь всё портит!) 

Радуясь, что теперь она красотка, Микулаша получает новый бонус к новой жизни. (Да сколько можно!) 

Она получает воспоминания бывшей владелицы тела! 
(Ну да, ей же надо знать, кого охмурять, не дай Бог свекра родного соблазнит!) 
И узнаёт стандартный набор "счастливой семейной жизни"

  • — Она жена (ура!) 
  • — Муж — дракон (потому что это модно!
  • — Муж её ненавидит (просто так, для антуража
  • — У мужа любовница (беременная, красивая, стерва — стандартный набор
  • — Любовница живёт в их доме (ест их еду, носит её украшения, спит в её кровати — в общем, ведёт себя как таракан в коммуналке
  • — Все её презирают (прислуга, свекровь, соседи, кот — даже аквариумные рыбки плеваться начинают

Микулаша находит личный дневник бывшей владелицы тела. (Настолько личный, что лежал под подушкой — видимо, чтобы слезами его промокать.) 

Бывшая владелица тела: 

Страдала.
 Плакала.
 Молчала.
 Терпела. 
В общем, была тряпкой. (Жалко её, конечно. Но что поделать — не все рождены для подвигов.) 

Микулаша читает это и думает: 
«Ничего! Я за ЛЮБОВЕЙ приехала! Завоюю этого дракона!»
 «А любовницу... ну, знаете поговорку?»
 «Любовница — как дверь: закроется и захлопнется!»
 «Вот-вот!» 

(План, конечно, отсутствует. Но есть оптимизм, сомнительные поговорки и уверенность, что "любовей" всё исправит!

ЧАСТЬ 2: ЗНАКОМСТВО С РЕАЛЬНОСТЬЮ (и с голым торсом) 


Глава 3: Первая встреча (18+, но без хэппи-энда) 

Микулаша надевает красивое платье. (Ага, с корсетом. Дышать невозможно, но красота требует жертв!) 
Красится. (Она успела изобрести тушь для глаз из слюны и угля за пять минут. Но кого это волнует?) 
Идёт знакомиться с мужем. 

Микулаша: «Где муж?» 
Служанка (молодая, первый день на работе) бледнеет: «В спальне... но там... стратегические переговоры!» 
Микулаша: «Отлично!»
Идёт к открытой двери с видом человека, который знает, что делает. (Спойлер: не знает.) 
Служанка (бьётся головой о стену): «ГОСПОЖА, НЕ НАДО... ТАМ... СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ!» 
Мысли Микулаши: «Сейчас он увидит мою новую причёску 'Вихрь страсти' и поползёт к моим ногам! План идеален!» 
(Еще один спойлер: план столкнётся с реальностью и проиграет со счётом 0:10.) 

Микулаша распахивает дверь. 
И мир ДЕЙСТВИТЕЛЬНО остановился.
А потом резко дёрнулся, завис и выдал критическую ошибку. 

Что предстало перед её глазами: 

ДРАКОН-КОТОРЫЙ-МУЖ: 
Состояние: Голый как сокол. (Или как тот самый булыжник в его черепной коробке.) 
Торс: Накачан так, что тени от пресса образовывали целую топографическую карту неизвестного материка со своими хребтами, впадинами и, кажется, парой маленьких вулканчиков. (Это, наверное, родинки) 
Особенность: Блестел, будто его только что натирали оливковым маслом для ближневосточной борьбы. (Или просто не вытерся после душа. Кто их разберёт, этих драконов.) 
Поза: Уверенная. Расслабленная. 
 
Рядом — ЛЮБОВНИЦА. 
Состояние: Беременная (ну конечно!). Красивая (естественно!). Стерва (без вариантов!). 
Поза: Расслабленная. Уверенная. Как будто она тут хозяйка. (Еще спойлер: так и есть.) 
Действие: Прикрыла только лицо. ТОЛЬКО ЛИЦО. Видимо, стыдно было именно за него. Всё остальное — на всеобщее обозрение и в активной фазе процесса, который обычно показывают по-кабельному после 23:00. 

И самое главное все это — ПРИ ОТКРЫТОЙ ДВЕРИ. 
(Извращенцы! Вырожденцы! Люди без стыда и совести!) 

 

МИКУЛАША: 

Этап 1: Зависание. 
Мозг выдал синий экран с ошибкой: «FATAL ERROR: REALITY_NOT_FOUND». 
Всё, на чём держалась её прошлая жизнь — 153 бизнеса, гелик, мечты о «любовей» — рассыпалось в пыль. 

Этап 2: Визуальный шок. 
Глаза скачут от торса "БОЖЕ, КАКОЙ ТОРС!" к лицу любовницы (Фу, стерва!) и обратно к торсу "НО ВЕДЬ ТОРС-ТО НИ ПРИ ЧЁМ! ОН ПРОСТО СУЩЕСТВУЕТ! НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ!"
Мозг пытается найти логику:
Может, я не туда вошла? (Нет, это точно ЕГО спальня)
Может, это дипломатическая традиция? (А где это ты про такие традиции слышала?)
Может, мне приснилось? (НЕТ, ТЕБЕ ЭТО НЕ ПРИСНИЛОСЬ!) 

Этап 3: Физиологические сбои. 
Из ушей пошёл пар (перегрелся процессор).
Из носа — капля крови (сосуд не выдержал). 
Единственная связная мысль: 
«ТОРС... КУБИКИ... ЗА ЧТО... ТАКОЙ ТОРС... И ЭТА... ФИФА... НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ...» 

Дракон, наконец, заметил вторжение. 
Он медленно, с раздражением (бедняга, отвлекли от важного государственного дела!), повернул голову. 
Его взгляд — тяжёлый, тупой, как глыба — упёрся в Микулашу, застывшую в дверном проёме с лицом человека, который только что увидел, как инопланетяне похищают его гелик. 
ДРАКОН хрипло, не отрываясь от «проекта», приговорил:


— ВОН! 

Дверь перед её лицом захлопнулась с таким звуком, будто захлопнулась крышка её гроба с иллюзиями. 
Микулаша стояла, прилипшая к месту. 
Ноги не слушались.
Мозг перезагружался.
Иллюзии о «любовей» лежали у её ног разбитыми, как тот самый гелик (покойся миром гелик). 
Сзади раздался тихий всхлип. 
Это служанка-перводневка смотрела на неё глазами, полными ужаса: 
«Я ЖЕ ГОВОРИЛА ПРО СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ?!» 
(И ведь говорила. Но кто ж её слушает?) 
 

В СЛЕДУЮЩЕЙ СЕРИИ:

Нас ждёт:

  • Метка истинности! (Но тот, кто угадает её форму, получит от меня виртуальное печенье. И мои соболезнования.)
  • Семейный ужин при свечах! (Спойлер: это будет самая неловкая трапеза со времён изобретения вилки. Готовьтесь жевать стыд ложкой.)
  • Великое Изгнание! (Нет, не в сад. Подальше. Туда, куда даже почтовые голуби летать отказываются.)

Так что не расслабляйтесь! Ваша валерьянка ещё пригодится. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭТОГО БЕЗУМИЯ — УЖЕ ЗАВТРА! 



Прихожу на сайт. Листаю. Ищу… И вдруг мысль! ( Бывает со мной такое- мысль 😜) 
Частенько в аннотации встречается МЖМ, а вот ЖМЖ как- то совсем реденько. Как думаете, почему? Потому что авторшам (по причине половой принадлежности) претит сам факт - делиться, или они считают, что два и более мужчин это звучит круче, а ЖМЖ «эстетичнее» завуалировать наличием любовниц, фавориток, содержанок. Там все таки конфликт, а мирное сосуществование МЖМ более приемлемо на чисто женский взгляд?
 Недавно в нашей группе «поболтать» кто-то спросил, как отличить текст, написанный ИИ. Я написала ответ. Длинный, подробный, яростный — вместивший всю мою злость на нынешних авторов, их книги и эту всеобщую истерию вокруг искусственного интеллекта.

И получила вежливый ответ от системы: «Слишком много символов».

Вместо того чтобы резать мысль, я пошла от обратного — не стала ужиматься, а развернула её. Так из срезанного комментария выросла эта статья.

Я опираюсь на свои субъективные впечатления, выстраданные в попытках дочитать до середины очередного «бестселлера современности». Возможно, вы со мной не согласитесь. Возможно, вам нравится, когда герой, заваривая чай, «совершает экзистенциальный выбор, от которого трепещет Вселенная». Но если вы тоже чувствуете, что читаете не роман, а техническое задание, написанное поэтом-неудачником, — добро пожаловать.

Тема, честно говоря, не самая популярная. Но как читатель со стажем, переживший взлёты и падения жанров, тонны клише и выцветшие тропы, я не могу промолчать.

Потому что меня это не просто волнует. Меня это просто выводит из себя

Особенно когда натыкаюсь на очередные аккуратные словесные муляжи, собранные по шаблону и выданные за литературу. Заранее извиняюсь за резкость. Я старалась сделать текст полегче, но не везде получилось — ярость, знаете ли, плохой редактор. 

Сам по себе ИИ — не зло. Это инструмент, тупая лопата.
Зло начинается там, где её включают как бизнес-план: гнать объём, ловить тренды и грести деньги, не замечая, что вместо золота из-под неё летит словесный шлак.

Именно в этот момент текст превращается в нечто формально правильное, но абсолютно нечитабельное. Всё вроде на месте: сюжет, герои, конфликт, — а читать хочется только одним способом — через окно. Желательно в туалет, потому что после такой прозы у меня просыпаются совершенно другие позывы. Внутри разгорается тошнотворное ощущение, что тебя обманули, подсунув суррогат под видом еды.

ИИ палится не сразу. Где-то с пятой страницы просыпается ощущение сильного дискомфорта. Вроде всё хорошо, но если прочесть вслух, чувствуется эта самая ритмическая шизофрения.
Текст звучит так, будто его пишут два человека, которые друг друга терпеть не могут, но вынуждены делить одну клавиатуру.

Первый — зануда-канцелярист.
Он обожает фразы уровня «ощутил зарождение осознания неизбежности» и считает, что слова «революционизировать» и «сакральный» превращают поход в магазин в высокое искусство. Если бы ему дали волю, он бы описал чихание как:

«Спонтанное высвобождение респираторной энергии — мощная акустическая манифестация, вырвавшаяся наружу в тот самый момент, когда внутреннее напряжение достигло своей критической точки».
Второй — его нервный ассистент, который, кажется, единственный в этой паре бывал на улице и слышал, как говорят люди. Он периодически врывается, выхватывает мышь и пытается всё «оживить», вбрасывая короткие, рубленые фразы.
Но это не стиль. Это ритмическая судорога. Получается литературный эквивалент человека, который начинает рассказывать анекдот на поминках, понимает, что это неуместно, но уже не может остановиться и доводит до конца со всё нарастающим ужасом в глазах.

Читаешь — и внутренний голос спотыкается. Только втянулся в вязкое болото многословия — бац, короткая фраза, как пинок. Потом опять болото с привкусом искусственной «глубины». Потом снова рывок. Такое ощущение, что тебе насильно меняют темп ходьбы: то заставляют бежать спринт по коридору, то ползти под колючей проволокой.

Алгоритм не слышит музыку языка, не чувствует его пульс. Он просто щёлкает тумблером:
— Сейчас сделаем «умно и глубоко»,
— а сейчас — «понятно и динамично».

Будто читаешь то кандидатскую диссертацию по квантовой физике, то инструкцию к мясорубке, склеенные через абзац в случайном порядке.

Фразы при этом такие, что в жизни их не произносит ни один живой человек. Даже самые заядлые графоманы в момент искреннего, животного отчаяния не кричат:

«Я испытываю жгучую потребность в экзистенциальной вентиляции!»
Они кричат «бляяяять!» или молчат, стиснув зубы.
Даже самый претенциозный философ в пробке не думает про себя:

«Моё бытие погружается в хронологическую стагнацию транспортного потока».
Он думает: «Ну когда уже, блин».
Но ИИ уверен, что все мы внутри себя — ходячие тома Хайдеггера с лёгким налётом инструкций к стиральным машинам. 

Представьте два полюса.

На одном полюсе — ощущение от текста ИИ:
ровный, выверенный пафос в духе этой самой «экзистенциальной вентиляции».
Это попытка облечь отчаяние в идеальную литературную форму, которая только подчёркивает его искусственность.

На другом — суть живой реакции:
сдавленное «бляяяять…», сорвавшееся шёпотом, или тяжёлое молчание, когда слова уже не нужны.

ИИ скользит по поверхности первого, даже не приближаясь ко второму. Он имитирует форму драмы, но не чувство, которое стоит за ней. Поэтому его «сильные» фразы оставляют ощущение пустоты — как красивая, но совершенно немая упаковка.

У некоторых авторов эта искусственность особенно заметна — глаз начинает дёргаться в такт запятым, будто ты не читаешь книгу, а принимаешь морзянку от очень педантичного и слегка занудного телеграфиста. Предложения безупречные, отполированные до зеркального блеска, но попробуйте их прошептать вслух соседу по купе.

Ощущение, будто вы зачитываете техническое задание к полёту на Марс, написанное человеком, который очень хотел быть поэтом, но провалил вступительные в литинститут и теперь мстит всему человечеству, заваливая его идеально структурированной бессмыслицей.

Вот тут — важный момент.
Перлы вроде «осознания неизбежности происходящего» — не изобретение ИИ. Такое и у живых авторов, пишущих фигню, встречается сплошь и рядом.

Но в этом вся и соль.
Живой графоман хотя бы вкладывает в эту ахинею своё нелепое «я», свою искреннюю, пусть и смешную, попытку звучать «глубоко». Он верит в этот пафос. Он реально считает, что изобрёл велосипед, причём велосипед с крыльями и встроенным самоваром.

ИИ — нет.

Для него это просто сочетание слов с высокой «литературной» оценкой в базе данных. Он вставляет штамп туда, где «положено быть драме». Без веры, без иронии, без понимания абсурда.

Это как если бы марсианин пытался притвориться человеком, насмотревшись корпоративных тренингов по эмоциональному интеллекту и передачи «Модный приговор».

Чувствуете разницу?
Одно — неумелая, но человеческая попытка.
Другое — холодное тиражирование клише, лишённое даже тени смысла.

Это как разница между человеком, который плохо танцует на свадьбе, но танцует от души, и манекеном из «Детского мира», которого дёргают за верёвочки в такт «Ламбаде». Оба выглядят нелепо, но первый хотя бы жив и может в любой момент упасть в салат.

Отдельный пункт — пафос

Его в таких текстах столько, что им можно топиться, как в киселе. Персонаж просто наливает себе чай — а текст подаёт это как экзистенциальный выбор, который определит судьбу галактики. Любой вздох — судьбоносный. Любая пауза в диалоге — «гнетущая бездна невысказанных смыслов».

И корень этого пафоса — не в глупости алгоритма, а в его культурной глухоте.

ИИ обучали в основном на англоязычной литературе. Там, где для английского уха совершенно нормальны приёмы вроде narrative weight («вес повествования» — когда событию нарочито придают значимость) или emotional emphasis («эмоциональный акцент» — явное выделение чувства), для русскоязычного читателя та же самая лексика звучит книжно-архаично или как пародия на высокий стиль.

Алгоритм не чувствует этого дискомфорта. Он грубо транслирует англоязычную литературную интонацию напрямую.

Это разрушает магию. Русскоязычная литературная традиция чаще любит показывать, а не рассказывать о чувствах. Ей ближе ирония и недосказанность, эмоция — в деталях, в паузе, в жесте.

А ИИ поступает наоборот:
— называет эмоцию напрямую («он ощутил»),
— усиливает её пафосным прилагательным («глубокая боль»),
— добавляет метафору («бездну отчаяния»)

…и всё это в один момент.

Получается то самое «осознание неизбежности происходящего» — прямая калька с английской конструкции he felt the inevitability dawning on him («он почувствовал, как на него нисходит осознание неизбежности»).

Проблема не в бедности словаря, а в отсутствии культурного тормоза. Алгоритм не чувствует момента, где русскоязычный читатель скажет: «Всё, перебор». Он сыплет «судьбой», «вечностью» и «глубиной души» с частотой англоязычного триллера, не понимая, что в русскоязычном контексте эти слова требуют либо жёсткой дозировки, либо иронии, либо замены действием.

ИИ не умеет ждать и копить напряжение, не чувствует, когда нужно сделать шаг назад. Поэтому он сразу орёт, как пожарная сирена, включённая в читальном зале библиотеки.

Даже если сцена про выбор между овсянкой и глазуньей, это будет:

«Битва между анархией желудка и тиранией пищевого режима, где каждое яйцо — это вызов, брошенный в лицо рутине».
Хочется просто сказать: брат, это просто завтрак. Не Бородинское сражение. Можно без фанфар?

ИИ так яростно, так отчаянно хочет быть идеальным, что в процессе вычищает из текста всё живое — как хирург-перфекционист, который удалил пациенту всё, что шевелится, зато аккуратно и красиво зашил.

Всё правильно, всё по полочкам, каждая запятая отчиталась перед начальством.
Но зачем читать эту главу — непонятно. Она существует не потому, что без неё история рухнет, а потому что «так положено по схеме „Путь героя“, пункт 12Б».

Читаешь такую главу, продираешься сквозь неё, как сквозь чащу синтаксических конструкций, закрываешь — и через полчаса не можешь вспомнить вообще ничего. Ну, может, обои в комнате героя. И то лишь в том случае, если они были «символически выбелены временем, напоминая о бренности материального мира и дешёвом советском ремонте».


Читателя при этом держат за вежливого, но невероятно тупого инопланетянина, который впервые в жизни видит такие диковинные штуки, как «дверь» или «краска, заливающая щёки».

Если герой эту самую дверь хлопнул — нам тут же, не дыша, объяснят, что это был «жест глубочайшей экзистенциальной фрустрации, выраженный в кинетическом воздействии на деревянное полотно».
Спасибо, конечно, а то я думала, он просто бесится.

Если покраснел — обязательно уточнят, что он «испытал прилив смущения, вызванный вторжением в личное пространство».
Я вот тоже испытываю нарушение гомеостаза, когда читаю такое. Только называется оно проще — мигрень.

Пространства для нашей собственной догадки — ноль. Читатель сидит, покорно кивает, и внутри у него медленно умирает последняя мозговая клетка, отвечающая за интерес.

Герои в таких текстах — как люди из рекламы таблеток от геморроя или зубной пасты. Эмоции вроде есть, но стерильные, обеззараженные, упакованные в вакуум.

Грустно — но без слёз, чтобы не портить статистику по депрессиям.
Весело — но без смеха, без этого неприличного, раздирающего живот хохота.

Они не спотыкаются на ровном месте, не бормочут чепуху под нос, не ноют с похмелья. Они «испытывают эмоции» и «совершают действия». Как будто прошли строгий инструктаж по технике безопасности перед выходом на сцену собственной жизни.

Всё в итоге становится пресным. Как идеально сваренная на пару брокколи по рецепту Минздрава — диетическая, полезная, с правильным соотношением БЖУ. И от одной мысли об этом гастрономическом идеале хочется заказать двойную, жирную, вредную пиццу с колбасками и литрами соуса, просто назло всем этим правилам.

Так что же хуже?
И вот здесь встаёт главный вопрос:
что же в итоге хуже? ИИ, бездушно штампующий эти тексты, или писатель-человек без таланта, который штампует ровно то же самое, но от своего имени?

На этот вопрос мы не получим ответа ещё долго. Но есть нюанс.

Бесталанный автор — это тупиковая ветвь эволюции.
ИИ на конвейере — это системная угроза, искусственное наводнение рынка шелухой в промышленных масштабах.

Именно поэтому я злюсь не на алгоритм, а на людей. На авторов, которые заявляют, что пишут сами, но при этом не дают и не хотят использовать даже элементарный промт, чтобы направить бездушную машину.

Если раньше было книжное рабство — когда нанимали студентов-филологов писать от своего имени, — то теперь те же горе-писатели не парятся вовсе. Придуман инструмент, которому платишь копейки (или вообще не платишь), а результат получаешь в разы быстрее.

И просить за это деньги — за не продуманную, сырую историю, которую сложно дочитать даже до середины, — это верх наглости.

Да, халтура существовала всегда. Но сейчас книги выпускаются в таких масштабах, с такой скоростью, что это уже не халтура.
Это системный обман читателя, поставленный на поток.
Но моя ярость — не на технологию.
ИИ — одна из гениальнейших вещей, созданных человечеством. Проблема в паразитизме. В ситуации, когда человек выдаёт сырой, неодушевлённый текст ИИ за свой собственный. Когда вместо синергии — подлог.

Я — за сотрудничество. Представьте автора, который использует ИИ как интеллектуальный плуг: чтобы вспахать поле идей, проверить ритм, найти неожиданную метафору. В таком союзе могут рождаться шедевры.

А то, о чём я кричу, — это настоящее, в котором лень и жажда наживы используют великое изобретение для производства словесных трупов.

Самое коварное — подмена цели. ИИ может имитировать процесс письма, но он не понимает, зачем это делают живые люди.
Литературу пишут, чтобы: рассмешить до слёз, ранить до крови, оставить занозу в памяти.
ИИ создаёт безопасный, стерильный продукт.
А настоящее искусство — оно всегда немного опасно. Оно должно задевать.

В итоге получается не текст, а его чучело. Его можно потребить, но невозможно прожить. Он не цепляет, не бесит, не остаётся в голове.

Закрыл книгу — и через час уже сомневаешься, читал ли её вообще.
Или это был гипноз от скуки.

А читатель — даже если не сразу — это чувствует.

Потому что скука — это не недостаток внимания.
Скука — это самый честный детектор лжи.

P.S.
 И да, возможно, эту статью вы тоже заподозрите в причастности к ИИ. Проверяйте. Я не обижусь. Потому что сомнение — это единственное, что нас ещё спасёт от полного погружения в текстовое болото.
P.S.S.  Заранее извиняюсь за длину текста. Можно было сжать, но я была слишком зла и довольно уставшей)))