Тогда Найрн начал бродить по ночам тихими городскими улицами – коридорами среди каменных стен, тянувшихся к небу, чтобы заслонять звезды, вместо того, чтобы говорить с ними по примеру древних стоячих камней. Он искал те места, где прошлое сливается с настоящим, где отголоски древних песен еще живут среди ветхих громад заброшенных зданий. Он жаждал общества луны и древних ветров, свистевших в выгоревших окнах и черных проемах, давным-давно лишившихся дверей и позабывших, куда ведут. В таких местах заплутавшие ветры говорили древним языком, а луна плыла над головой, точно пришелица из далеких времен. Казалось, ее бледный луч, создающий тени из пустоты, шарит в руинах в поисках прошлого, которое она помнит, но никак не может найти. Погруженная в грезы, луна не могла разглядеть ни большого современного города, ни кораблей, приводимых в движение машинами, ни пыхтящих паровых трамваев. С этой луной было о чем поговорить, и часто Найрн так и делал, устроившись на куче щебня, сжимая бутылку в одной руке и опершись на другую.