Я выучился спать днем, чтобы быть отдохнувшим, когда он возвращался - ему всегда нужно было поговорить, рассказать мне все до мельчайших подробностей о людях, их движениях и их ранах. И я хотел быть в состоянии слушать эту кровавую исповедь, и заносить ее в виде черных фигурок на вазу прошедшего. Освобождать его от этого и делать его снова прежним Ахиллом.