На улице я нашел Сильви у края толпы перед голошоу. Его вел старик, но он ловко управлялся с экраном и синт-системой, примотанной к горлу, чтобы изменять голос для каждого персонажа истории. Голо была бледной сферой с нечеткими силуэтами у его ног. Я расслышал имя «Куэлл» и потянул Сильви за руку.– Господи, а ты не могла быть еще очевидней?– Ш-ш, заткнись. Слушай.– Затем Куэлл вышла из дома торговца белаводорослями и увидела толпу, собравшуюся у верфи; люди кричали и размахивали руками. Она не разглядела, что происходит. Помните, друзья мои, это все было на Шарии, где солнце – жестокий актиниевый свет, и…– И где не растут никакие белаводоросли, – пробормотал я Сильви на ухо.– Ш-ш.– …она прищуривалась и приглядывалась, но… – сказочник отложил управление и подул на пальцы. На голодисплее силуэт Куэлл застыл, сцена вокруг начала темнеть. – Пожалуй, на этом сегодня и закончу. Очень уж холодно, а я уже не тот, что раньше, и кости мои…Хор возражений от собравшейся толпы. В перевернутом решете для паутинных медуз у ног сказочника зазвенели кредитные чипы. Он улыбнулся и снова вернулся к управлению. Голо засветился.– Вы очень добры. Ну что ж, смотрите, Куэлл отправилась к кричащей толпе, а посреди нее увидала юную блудницу с разорванной одеждой, так что ее идеальные, набухшие груди с сосками-вишенками гордо поднимались всем на обозрение, а мягкие темные волосы между длинных гладких ног казались перепуганным зверьком под взглядом дикого рипвинга.Обязательный крупный план в голо. Люди вокруг стояли на цыпочках. Я вздохнул.– А над ней высились, над ней высились два бойца в черном, два бойца пресловутой религиозной полиции – бородатые священники с длинными ножами. В их глазах сияла жажда крови, зубы поблескивали в бородах в злорадстве из-за вседозволенности и власти над юным телом беспомощной женщины.Но меж кончиками кинжалов и обнаженной плотью юной блудницы встала Куэлл и провозгласила звенящим голосом: «Что это значит?» И толпа замолкла при звуке ее голоса. И снова она спросила: «Что все это значит, почему вы преследуете эту женщину?» – и снова ответом послужило молчание, пока наконец один из священников в черном не объявил, что женщину застали за грехом прелюбодеяния и по законам Шарии ей грозит смерть – она истечет кровью в песке пустыни, а ее тело бросят в море.Всего на миг на задворках моего разума промелькнули скорбь и гнев. Я поборол их и выдохнул, медленно. Слушатели вокруг давили, наклонялись и выгибались, чтобы лучше разглядеть экран. Кто-то толкнул меня, я с силой сунул локтем в ребра в ответ. Вскрик, обиженные ругательства, которые оборвал кто-то другой.– Тогда Куэлл обратилась к толпе и спросила: «Кто из вас не грешил с блудницами?» – и толпа затихла и не смотрела ей в глаза. Но один из священников зло отчитал ее за вмешательство в соблюдение священного закона, и она спросила только его: «Ты никогда не грешил с блудницей?» – и многие в толпе, кто знал его, засмеялись, так что ему пришлось признаться, что грешил. «Но это другое, – сказал он, – ибо я мужчина». «Значит, – сказала Куэлл, – ты лицемер», – достала крупнокалиберный револьвер из-под длинного серого плаща и прострелила священнику оба колена. И он рухнул на землю с криками.Два тихих хлопка и тонкие пронзительные крики из голоэкрана. Сказочник кивнул и прочистил горло.– «Унесите его», – приказала Куэлл, и тотчас двое из толпы подняли все еще кричащего священника и унесли. И наверняка были рады уйти, потому что теперь люди замолчали и испугались, увидев оружие в руке Куэлл. И когда крики заглохли вдалеке, воцарилась тишина, которую нарушал только стон морского ветра у верфи и плач прелестной блудницы у ног Куэлл. И Куэлл обратилась ко второму священнику, и навела крупнокалиберный револьвер на него. «А ты, – сказала она, – скажешь, что никогда не грешил с блудницей?» И священник приосанился, посмотрел ей в глаза и сказал: «Я священник, и я ни разу в жизни не был с женщиной, чтобы не осквернить свою плоть!»Сказочник замер в драматической позе и помолчал.– Он так и напрашивается, – прошептал я Сильви. – Цитадель ведь выше по холму.Но она не слушала, вся погрузилась в шарик голоэкрана. Когда я пригляделся, заметил, что она покачивается.Твою мать.Я схватил ее за руку, но она раздраженно вырвалась.– Что ж, тогда Куэлл посмотрела на мужчину в черном и, встретив его пламенный взгляд, поняла, что он глаголет истину и что он человек слова. Тогда она посмотрела на револьвер в руке и снова на мужчину. И сказала: «Значит, ты фанатик, и уже не исправишься», – и выстрелила ему в лицо.Снова хлопок, и голоэкран окрасился ярко-красным. Наезд на окровавленное лицо священника. Аплодисменты и возгласы среди толпы. Сказочник переждал их со скромной улыбкой. Сбоку от меня Сильви зашевелилась, словно просыпалась. Сказочник ухмыльнулся.– Что ж, друзья мои, как вы можете вообразить, прелестная юная блудница была благодарна своей спасительнице. И, когда толпа унесла тело второго священника, пригласила Куэлл к себе домой, где… – сказочник снова отложил управление и охватил себя руками. Наигранно задрожал и потер руками предплечья. – Но что-то совсем холодно стало. Не смогу…Под новый хор возражений я опять взял Сильви под руку и увел. Первые несколько шагов она молчала, затем пустым взглядом посмотрела на сказочника и на меня.– Я никогда не была на Шарии, – сказала она озадаченно.– Нет, и готов спорить, он тоже, – я внимательно посмотрел ей в глаза. – И Куэлл тоже там вряд ли бывала. Но сказка-то хорошая, да?