— Иногда, — говорит Онода, — мне кажется, что в оружии есть что-то природное, изначальное, на что человек уже не может повлиять. Живет ли оружие своей жизнью, после того как его изобрели? А разве сама война не живет своей жизнью? Снятся ли войне сны?
Выйдя из долгой задумчивости, Онода произносит то, что осмеливается выговорить лишь с большой осторожностью, как если бы слово было куском раскаленного железа:
— Может быть, эта война мне снится? Может ли быть, что на самом деле я лежу в госпитале с тяжелым ранением, а годы спустя наконец прихожу в себя, и кто-то говорит мне, что это был всего лишь сон? Эти джунгли — сон, дождь — сон, все — сон. Неужели остров Лубанг — это плод воображения, существующий только на выдуманных картах первопроходцев, где в море обитают чудовища, а у людей головы собак и драконов?