Иван Николаевич Дурново, вернувшись от государя, вызвал к себе Петра Николаевича и Алексея. И рассказал им в лицах, как все прошло. Он подал список, Его Величество взял карандаш и стал его просматривать. Дойдя до фамилии «Лыков», он спросил:
– А не он ли тогда в Варшаве раскрыл целый заговор? В восемьдесят седьмом году.
– Не могу знать, – ответил министр. – Я в то время служил по ведомству императрицы Марии.
Государь прервал доклад, долго рылся в столе и вытащил старый рапорт Варшавского генерал губернатора Гурко.
– Вот! Иосиф Владимирович ходатайствует о награждении коллежского асессора Лыкова за отличную распорядительность и бесстрашие. Я говорил тогда Толстому , чтобы внес. Но он уже сильно болел и многие дела забывал. Так и протянули.
На этих словах государь встал и начал ходить по комнате. Потом повернулся к ничего не понимающему Дурново и сказал взволнованно:
– А ведь я и сам должник Лыкова! Тому уж много лет. В феврале восемьдесят первого в Нижнем Новгороде он спас моего августейшего родителя от покушения террористов. Кажется, был при этом ранен… Да, точно, был ранен, и барон Таубе тоже! Так вот. Барону дали ренту и деньги на лечение, а Лыков не получил ничего. Отца ведь убили через две недели. И стало не до Лыкова. Будто и подвига никакого с его стороны не было. Но подвиг то был!
Дурново с готовностью предложил государю:
– Не поздно и сейчас отметить!
Тот взял карандаш, молча зачеркнул напротив фамилии Алексея прежнее представление и написал сверху: «Владимира третьей степени по совокупности заслуг».
Министр опешил. Сам он получил эту высокую награду, лишь отслужив четыре года в чине действительного статского советника. А тут надворный! Такого же никогда прежде не было! Император заметил это и приписал сбоку: «Оформить именным указом срок 24 часа». И Дурново не посмел спорить…