Самое страшное рабство – то, в которое мы продаем себя сами.
Нет ничего сильнее детской мечты. Она отпечатывается в сердце, как твое предназначение. Как видение будущего, от которого ты не захочешь или не сможешь отступиться. Ни за что. Эта мечта постоянно витает над тобой, напоминая об упущенных возможностях.
Осмыслив все это сейчас, я внезапно понимаю, как легко можно потерять свое счастье. Бездумный поступок, ненужный, абсурдный — и столько боли.
. Такие девицы к двадцати пяти уже красуются на стендах “Их разыскивает полиция”, а к тридцати получают порцию пуль в голову за государственную измену или мошенничество в особо крупных размерах. Есть только один вариант остановить их: заделать сразу двоих-троих детишек и доверить управлять домом. И приусадебным участком, фермой, сыроварней и мельницей. Еще бы пару городских лавок, чтобы наверняка загрузить ее работой…
Расхотелось ему становиться мастером и князем, в бродячих артистах жизнь куда как вольнее, их, небось, этикетом не мучают.
– Привыкайте, – Николай пропустил Анну. – Как только станет известно, кто вы, найдется изрядно желающих помочь вам…
– В чем?
– Во всем. И весьма часто без вашего на то желания. Ничто так не утомляет, как чужое стремление причинять добро.
Да… а на самом деле… на самом деле сердцу ведь не прикажешь! – Вы просто не пробовали.
Подумаешь, прокляты слегка… но шоколад-то какой! Вот овсянка с проклятьем – это совсем, совсем не то… овсянку я и без проклятий не люблю, хотя дед полагал, что она очень полезна для детей.
...женщину, которая твердо решила выйти замуж, некромантией не остановить
Когда-то во времена студенческой юности, в общаге у него была репутация великого кулинара - потому что он лавровый лист в пельмени клал.