Когда говоришь о себе плохо, то будто прячешься в раковину, особенно если умеешь найти подходящие слова: они становятся панцирем.
Я обманываю свою жажду любви, заменяя ее любовными играми. Но я не способен связать себя узами брака. После двух или трех объятий я понимаю, что лишь в начале пути, что надо открыть себя, постичь душу подруги, обнажить свою душу. А сам предпочитаю гулять с голой задницей, а не с обнаженной душой.
Лучше потерять авторитет, чем разум.
От чего умирает распятый? От удушья. Тяжелое тело с такой силой растягивает руки, что сжимается грудная клетка и сводит все мышцы. Человек становится жертвой судороги, ему все труднее дышать, он медленно задыхается.
Распятие есть не казнь, а пытка. Осужденный умирает очень медленно. Наши законники избрали это наказание, потому что долгая агония дает возможность преступнику осознать весь ужас своих преступлений. По мнению Сертория, любителя медико-юридических сравнений, распятие имеет значительные преимущества перед традиционным в Палестине побиванием камнями. Конечно, бросая камни в осужденных, народ утоляет жажду мести и удовлетворяет свою страсть к насилию. Такое освобождение от обуревающих человека эмоций всегда полезно, но развязка наступает слишком быстро, ибо камень, попавший в голову, вызывает скорую смерть. Распятие также лучше огня; так наказывают мужчину, уличенного в связи с тещей. Оно лучше и заливания расплавленного свинца в глотку, хотя последний метод позволяет сохранить труп и выставить его напоказ. Распятие, по мнению всех наших экспертов, имеет двойное преимущество: очень долгие предсмертные муки и устрашающий спектакль.
Красивые мужчины, не вкусившие плодов культуры, подобны мраморным вазам, наполненным уксусом. Мне вас жаль! Вы тратите больше времени на то, чтобы стать хорошими прыгунами или метателями, а не честными людьми. Какую эпитафию выбьют на ваших могилах? «Он нарастил хорошие мускулы»?
Что станет с нами, если мы все будем любить друг друга? Подумай об этом, Пилат, чем мы станем в мире всеобщей любви? Кем станет Пилат, римский прокуратор, получивший свое место благодаря завоеваниям, ненависти и презрению к другим? Кем станет Каиафа, первосвященник Храма, покупающий у тебя свою должность с помощью подарков и укрепляющий свою власть страхом? Останутся ли евреи, греки, римляне в мире, где воцарится любовь? Останутся ли сильные и слабые, богатые и бедные, свободные люди и рабы? Пилат, ты боишься недаром: любовь уничтожит твой мир. Ты узришь царство любви только на развалинах своего царства.
Женщины здесь не имеют ни власти, ни голоса. Они нужны только ради их чрева, если оно плодоносит, а от чрева не требуют, чтобы оно мыслило, имело свое мнение, свои чувства. В Палестине с женщинами никто не считается, а их умственные способности ценят меньше, чем регулярность месячных.
– Пилат, оракулы говорят об Иисусе.
– Об Иисусе? Колдуне? Но он умер.
– Он в том возрасте, о котором вещают оракулы.
– Он умер!
– Он ведет за собою всех. Без оружия, без поддержки он создал свою армию верующих.
– Он умер!
– Его слова обращены не только к евреям. Они обращены к самаритянам, египтянам, сирийцам, ассирийцам, грекам, римлянам, ко всем.
– Он умер!
– Когда он говорит о царстве, он говорит о всеобщем царстве, где примут каждого, куда пригласят каждого.
– Он умер, Клавдия, услышь меня. Он умер!
Я проорал эти слова.
Голос мой пронесся от зала к залу, от колонны к колонне, и дворец поглотил мой гнев.
Клавдия подняла на меня глаза. Мои слова наконец достигли ее слуха. Губы ее задрожали.
– Мы убили его, Пилат. Отдаешь ли ты себе отчет в этом? Быть может, это был он, а мы его убили?
– Это был не он, поскольку мы его убили.
Вместо того чтобы волноваться по поводу того, что случится завтра, людям было бы полезнее спросить себя, чем они займутся сегодня.