В жизни, что интересно, многое так устроено: действуй, когда, по идее, можешь, но тебе не особо хочется, потом непременно выяснится, что это был самый подходящий момент.
...самые страшные вещи почти невозможно заметить, пока они происходят, только потом, столкнувшись с последствиями, можно что-то понять.
Одиночество - отличная штука, но только при условии правильной дозировки, как всякий яд.
Никогда не знаешь, что за дурь тайком свила гнездо в твоей светлой голове и каких она там может высидеть дуренят.
Мне тебя не хватает. Я не грущу, не скучаю, но мне тебя не хватает, как руки отражения в зеркале, тени, биения сердца, воды, но я не печалюсь, это разные вещи. Ты знаешь. Или узнаешь заново, когда окажешься на моем месте- скоро, скоро уже.
Тело, погружённое в зиму, вытесняет такой объём зимы, который равен объёму борзости его обладателя, помноженному на всё, что он на разных интересных предметах вертел.
Я в последнее время почти обо всём важном обычно молчу, а всё это записываю только потому, что весной во мне просыпается мой мёртвый подросток, та прекрасная дурная и храбрая личность, которая до этого дня не дожила (но это нормально, личности вообще должны меняться хотя бы несколько раз за жизнь, без этого карнавала с переодеваниями человеческое существование – деньги на ветер, вообще непонятно, зачем жил). Пусть будет ему (моему мёртвому внутреннему подростку) такой письменный памятник. Он был дурак и чудовище, но памятник заслужил.
Условие очень простое, но на практике мало кому удаётся его выполнить: сталкиваясь с любым явлением, снаружи похожим на человека, заранее допускать, что он может быть сложнее и больше, и весь в тебя не поместится. И всегда с этим допущением жить.
в результате длительного перманентного послушания, человек становится слабей и беспомощней, чем, скажем так, потенциально мог бы стать. Чем слабей человек, тем больше у него вполне реальных поводов для тревоги. Но вместо того, чтобы решать проблему (которую, конечно, мало кто осознаёт), обычно выбирают сидеть на попе твёрже, громче визжать от страха и слушаться на всякий случай побольше народу, включая кассиров в супермаркете и собственных котов.
...сперва тебе спускают лестницу с неба, потом ты с неё срываешься, а потом выбираешь идти на небо пешком, или идти в жопу, потому что никакого неба, конечно же, нет.
Штука в том, что когда умирает твой очень близкий (в идеале, близнец, но есть еще варианты), его смерть (и само умирание, и отчасти то, что сразу после) становится немножко твоей. То есть, оставшийся в живых всегда отчасти умирающий, а отчасти мертвый, то есть ушедший совсем за предел.
– С другой стороны, а зачем ещё деньги нужны? – Тоже правда. Чтобы делать новые книжки, такие, как сам хочешь, а не как кто-то другой себе представляет. И на сдачу кофе в городе пить.
Всякая летняя ночь - ночь с пятницы на субботу.
Страх – самый главный страж, поставленный надзирать за нами, чтобы никто никуда не пророс.
- Ужас все это, конечно,- сказал я. -Не преувеличивай,- отмахнулся Шурф.- Это пока не ужас, а просто жизнь. Возможно, недостаточно спокойная и безмятежная, но ужас, поверь мне, выглядет совсем не так.
Так что знаешь, на твоём месте я бы давно перестал гадать, что настоящее, а что не очень. Всё, что с тобой происходит, и есть настоящее. Всё!
– Ну надо же, – удивился я. – То есть тысяча дураков, объединившись, может победить здравый смысл? – Справедливости ради, тысячи обычно недостаточно, – педантично заметил сэр Шурф.
Какую опору себе найдёшь, какие героические саги, или сладкие сказки придумаешь, чтобы скрасить унылое существование, во что сможешь верить вопреки очевидным фактам и здравому смыслу, то – твоё навсегда.
... очень легко быть оптимистом, рассуждая о чужих делах. С собой этот номер не проходит. Некоторые факты о себе, не внушающие особого оптимизма, к сожалению, просто знаешь, и все.
У Сашки был непростой характер даже на трезвую голову, а по пьянке – вообще умри все живое.
Молчим то при этом каждый на своём. Смысл словам придаёт стоящее за ним молчание.
В доме, рассчитанном на большое число жильцов, мы с моим одиночеством будем выглядеть нелепо и жалко.
Просто «хороший» - это же не постоянное состояние человека, а вопрос настроения.
Никто никогда ни к чему не готов. Возможно, растерянность - это и есть готовность - в том виде, в каком она доступна здесь большинству из нас.
Есть дни, приближающие нас к смерти, и есть просто дни жизни — те, что были прожиты исключительно ради собственного удовольствия, а значит — вне времени. Первых, как водится, много (почти все); вторые… ну, случаются порой. Дурацкая и нелепая пропорция.