"...бывают ли в СССР политические убийства. Историчка сначала похлопала глазами от такой дерзости, ... – и ответила, что в нашей стране, безусловно, есть политическая работа и политическое просвещение, направленное на массовое изучение марксизма-ленинизма и укрепление политического сознания. А что касается политических убийств, то они имеют место быть только в капиталистических государствах. Там, где продолжается классовая борьба, а также борьба за власть внутри класса эксплуататоров, как это было, например, в случае с Джоном Кеннеди. Она еще долго говорила о советском народе, который идет по дороге правды и свободы, и о деятельности партии, устремления которой направлены на то, чтобы сделать все необходимое для блага человека и во имя человека, что абсолютно исключает какую-либо политическую борьбу, которая в корне чужда природе социалистического общества, где братские народы объединены высочайшей гуманной целью строительства коммунизма... историчка сияла, получив шанс провести дополнительную идеологическую работу среди слишком уж свободно мыслящей молодежи, жившей в самой западной точке их родины."
Все события и герои этой книги вымышлены, любые совпадения с реальностью – случайны.
"...за что-то отомстили эстонцы, и это было очень жестоко, так как сама она была ни при чем, а дело было в ее отце, который тридцать лет назад, в сорок девятом году, отправлял эстонцев в Сибирь. Стогова стала кричать, что этого не может быть и что все эстонцы сразу приняли советскую власть, потому что в буржуазной Эстонии были голод и эксплуатация, и в парках там стояли отдельные скамейки для русских, как сейчас в ЮАР для негров, а в Сибирь на перевоспитание посылали только лесных братьев."
"платоновское государство по размерам совпадало с Эстонией, если вычесть из нее северо-восток страны. Этому отсталому региону с устаревшей, экологически преступной советской экономикой и низкоквалифицированным, русскоязычным населением в концепции Карлуши была предназначена роль материального базиса. Северо-восток с рухнувшей индустрией, алкоголизмом, преступностью и армией безработных должен был превратиться в житницу страны. Бывшие рабочие стали бы счастливыми крестьянами, в процессе труда обуздавшими в себе животное начало и обеспечивающими философов сельскохозяйственной продукцией. Таким образом, и национальный вопрос, который бушевал в стране, деля ее на два непримиримых лагеря, был бы разрешен самым органичным способом, а именно с помощью высокого, осмысленного труда на благо мудрости. В свою очередь философы регулярно проводили бы среди новоиспеченных крестьян воспитательную работу, проповедуя умеренность и разъясняя им высший смысл их труда. В результате уничтоженное Советами равновесие между базисом и надстройкой было бы наконец восстановлено. Злополучная кухарка, которая полвека управляла государством, вернулась бы к своим кастрюлям, крестьяне бы пахали, солдаты радели о безопасности родины, а философы думали и управляли. По планам Карлуши, расцвет Эстонского государства наступил бы уже через семь лет."
"...в советской Эстонии вся теневая экономика была в руках КГБ? Так что воров в законе здесь отродясь не было чисто по историческим причинам."
"...в институте сейчас работают только безумцы, юродивые, ну или верующие, в общем те, что с искрой божьей. Капитализм и литература вещи несовместимые. И прав был наш Белинский, а потом и ихний Маркс, когда утверждали, что народу в первую очередь нужны сапоги, и неправы были Маркс с Белинским, когда утверждали, что народу в первую очередь нужны сапоги, а уже потом Шекспир, Пушкин или Шиллер. Самого главного-то и не разглядели великие мыслители. А именно, что после сапог настанет очередь хрусталя, цветных телевизоров и голубых унитазов, ну а потом пойдут виллы, яхты, золотые унитазы, замки, личные острова и так до бесконечности – ведь и материя бесконечна, ей же надо, бедной, конкурировать с нашей бессмертной душой, так что все время будет как-то не до Шекспира, Пушкина и Шиллера."
За книги обличали, преследовали, судили, сажали и высылали. А теперь, в свободные времена, они оказались никому не нужны.
Кажется, теперь он начинал понимать, почему он так боится за Веру. Она шла по темному миру с таким видом, как будто он был залит солнцем, не ведая страха, не замечая налитых тяжелыми желаниями взглядов такого же цвета, как и этот мир, вся такая светящаяся, легкомысленная и открытая ноябрьской мгле.
"...лес для эстонца был естественным продолжением его дома, и поэтому всегда защищал его."
«Я даю голову на отсечение, что если постоянно, повсеместно и с надлежащим пылом повторять, что снег – это холодный хлопок, то через какое-то время в это поверят даже узбеки»