Они чувствовали друг друга как скрипка и смычок, и не было ни одного фальшивого движения в нежных прикосновениях и игре тел. Ни одной фальшивой ноты в мелодии, которую создала их любовь.
Берестов, а как ты предполагаешь жить дальше? Идти по жизни и никого не напрягать? — в голосе Леси ему послышалась усталая язвительность. — Порхать с цветка на цветок? Поверь, так не бывает.
Леся подошла и потрогала лоб Андрея.
— Заразишься, — обреченно констатировал он.
Леся мотнула головой:
— Я сейчас такая злая, что зараза к заразе не прилипнет.
Как там… смешно еще сказано, ага… вы, мужики, умны от книг, а бабы — прямо от природы.
Лариса такая… актриса погорелого театра … зато хитро**пая, не умом, а змеиным языком. Знаешь, такие всю жизнь могут счастливо прожить, довольные собой. Не верят в чувства: радость, горе, любовь, сами-то сердца лишены… всегда уверены, что другие вокруг тоже играют.
— Просто. Приходи, — сказала она, глядя исподлобья. — Не вернешься, узнаешь, на что способна интеллигенция, воспитанная на Достоевском.
Не нужно стараться понять людей, стоящих ниже на эволюционной лестнице.
— Я боюсь, что испорчу ей жизнь.
— Э-э-э, — бармен скривился. — Поверь мне, кофе-мастер, не испортишь ты — испортит кто-нибудь другой. Это жизнь.
— Где этот твой бас?
— Он баритон.
— Да хоть фальцет!
Как можно обнажать перед человеком тело, если не обнажена, не открыта душа?
У всех женщин волосы по-разному пахнут, но это всегда «бьет ниже пояса».
...все мужики одинаковые — смотрят на сиськи, поют про глаза.
— Это он, — безжизненным голосом сказала она.
Андрей сдвинул пальцем зеленую иконку, холодно сказал:
— Да!
В трубке молчали.
— Послушай, урод! Лесю ты потерял, смирись! Ищи себе другую… наложницу! Еще раз позвонишь ей, я выбью из тебя все твои скрипичные ключи, миноры и мажоры! Иди к жене, покайся, тебе скидка будет.